-- А ну-ка, достань ее!-- вырвалось у Аникѣева.

-- Гдѣ мнѣ достать!-- подходя къ кровати и оправляя ее на ночь, отвѣчалъ «дятелъ»:-- не моего ума это дѣло. Я что... я услужитель! А вы, сударь, коли захотите въ серьезъ, такъ и достанете. Вотъ, хоіъ-бы съ генеральшей посовѣтуйтесь, она, по всему видно, барыня умная и на путь васъ наставитъ... Потому -- безъ Сонюшки, то-есть, безъ барышни, намъ въ Снѣжковѣ никакъ невозможно... Чаю-то прикажете?.

Но Михаилъ Александровичъ не слышалъ.

«Папа! гдѣ ты, папа?!» -- зазвучало въ немъ, и этотъ призывъ заглушилъ собою всю его тоску, тревогу, усталость.

XXXV.

Съ этого дня прошло три недѣли. Каждый день приносилъ Аникѣеву что-нибудь новое, хоть и не всегда желаемое. Онъ не вернулся къ Алинѣ и ждалъ, что она или сама опять къ нему пріѣдетъ, или позоветъ его запиской. Онъ не могъ себѣ представить, какъ встрѣтится теперь съ нею и чѣмъ кончится ихъ свиданіе. Но, прежде всего, онъ долженъ заставить ее понять, до чего неосновательна ея ревность и какъ она убійственна для ихъ любви.

Да, онъ думалъ еще о своей любви къ Алинѣ, онъ еще называлъ свое чувство любовью, только ужъ зналъ, что прежній, согрѣвавшій его свѣтъ померкъ и врядъ ли возгорится когда-либо.

Снѣжковская, волшебная, его Алина -- погибла, а новая Алина была... какъ всѣ.

Черезъ нѣсколько дней онъ получилъ онъ нея записку. «Я знаю, что очень виновата,» --писала она:-- и всегда буду раскаиваться въ своей несдержанности. Я пришла въ себя, я покойна, но во мнѣ осталось то же чувство, та же увѣренность: вы ошиблись, вы меня больше не любите. Права ли я, покажетъ время и ваши дѣйствія. Вы слишкомъ искренни и долго обманывать себя не можете. Я уѣзжаю сегодня за-границу и не меньше мѣсяца пробуду въ Парижѣ -- вы всегда говорили, что нѣтъ ничего лучше Парижа въ это время года. Увижу, такъ-ли это. Прощайте или до свиданія. А».

Бѣдная Алина дѣлала послѣднюю попытку. Если онъ ее любитъ, письмо это будетъ для него ясно. Если онъ ее любитъ -- она скоро увидитъ его въ Парижѣ, и лѣто ихъ закончится въ Снѣжковѣ и въ Петровскомъ.

Но Аникѣевъ не понялъ этого письма, ничего не прочелъ между строкъ. Ему стало тяжело, горько и обидно, а мысль, что Алина ждетъ его, что она съ отчаяньемъ его призываетъ -- не пришла ему въ голову...

Николай Александровичъ заѣхалъ къ брату въ концѣ Ѳоминой и, узнавъ, что Снѣжково ускользнуло, прибѣгнулъ ко всей своей выдержкѣ, чтобы не показать охватившей его досады и злости.

-- Ну и прекрасно,-- говорилъ онъ, щуря глаза и закусывая губы:-- поздравляю съ удачей и желаю, чтобы твои затрудненія больше не возвращались. Не стану тебя заранѣе разочаровывать... А какъ-же насчетъ службы? Искать тебѣ мѣста?

-- Какое теперь мѣсто!-- отвѣтилъ Аникѣевъ.-- Спасибо... Теперь мнѣ Снѣжково надо приводить въ порядокъ.

-- Хозяинъ!-- усмѣхнулся Николай Александровичъ.-- А я въ Петергофѣ очень удачно дачу нанялъ. Жена и дѣти пріѣзжаютъ. Милости просимъ!

Онъ уѣхалъ и въ тотъ же день написалъ Лидіи Андреевнѣ, сообщая ей о случившемся, а также выражая сожалѣніе, что не удалось помочь ей.

«Попробуй-ка, достань пять тысячъ на увеселительную поѣздку! прозѣвала!...» -- почти съ ненавистью думалъ онъ.

Если это письмо не особенно огорчило Лидію Андреевну, то единственно потому, что она ужъ и такъ была огорчена до послѣдней степени. Всѣ ея планы рушились, и, наконецъ, она потерпѣла полное пораженіе: власть имѣющіе люди, къ которымъ она обратилась съ просьбою о назначеніи опеки надъ ея мужемъ, отвѣтили ей отказомъ, не усматривая достаточныхъ поводовъ для такого дѣйствія. Подобное рѣшеніе зависѣло отъ того, что ея главные защитники уже уѣхали изъ Петербурга, «позабывъ» предупредить, кого слѣдовало, въ ея пользу.

Лидію Андреевну такъ поразила эта послѣдняя неудача, что у нея разлилась желчь, и она не на шутку заболѣла въ Царскомъ...

Между тѣмъ, «Снѣжковское дѣло», благодаря энергіи и умѣлости Ивана Ивановича, близилось къ окончанію. Новый управляющій, еще молодой человѣкъ, скромнаго, хоть и рѣшительнаго вида, ужъ отправился къ мѣсту своей дѣятельности. Разсчеты съ банкомъ были сдѣланы, и въ рукахъ Аникѣева оказалась значительная сумма: въ виду дѣйствительной стоимости имѣнія, Марья Эрастовна выдала подъ залогъ его гораздо больше, чѣмъ было дано банкомъ.

Какъ-то такъ, само собою, случилось, что Аникѣевъ почти ежедневно бывалъ у генеральши и видался съ Ниной, за которой тетка, занятая своими дѣлами, спѣшившая ихъ скорѣе окончить, не въ состояніи была усмотрѣть.

Маленькой княжнѣ и Аникѣеву казалось, что они всю жизнь были дружны. Они говорили другъ съ другомъ безъ всякаго стѣсненія и не замѣчали времени въ этихъ разговорахъ. Нина хитро, исподволь вывѣдала отъ своего «дорожнаго товарища» все, что ей надо было знать.

Какъ-то вечеромъ, послѣ чаю, воспользовавшись приходомъ Ивана Ивановича, отвлекшаго генеральшу, Нина приступила къ тому, о чемъ все больше и больше думала.

-- Вотъ мы скоро разъѣдемся въ разныя стороны, Михаилъ Александровичъ,-- сказала она особенно серьезнымъ тономъ:-- и когда-то еще увидимся! Что-жъ, вы такъ и уѣдете въ Снѣжково съ камнемъ на душѣ?

-- Я на этихъ дняхъ сдѣлаю еще попытку увезть Соню,-- рѣшительно отвѣтилъ онъ

Она встревожилась.

-- Нѣтъ, вы этого не сдѣлаете! Вы не возьмете Соню, а вернетесь къ ней и къ ея матери... Иначе не можетъ быть,-- это ваша обязанность.

-- Мнѣ давно всѣ совѣтуютъ то же самое. Вотъ даже и Марья Эрастовна. Только васъ недоставало!-- мучительно волнуясь, заговорилъ онъ.-- Но поймите-же, княжна, поймите, другъ мой, что я не могу этого. Я слишкомъ измученъ! Вы посылаете меня на каторгу!

Она поблѣднѣла, опустила глаза; но тотчасъ же подняла ихъ на него и, повидимому, спокойно сказала:

-- Такова судьба ваша. Вѣдь, случается, что люди идутъ на каторгу не только по винѣ, но и безъ вины, вслѣдствіе одной ошибки, своей или даже чужой... идутъ и находятъ жизнь и на каторгѣ!.. Я чувствую, я увѣрена, что вы на этой каторгѣ найдете свою просвѣтленную и успокоенную душу... Я увѣрена, что миръ и счастье для васъ настанутъ только тогда, когда вы вернетесь къ вашей Сонѣ... не возьмете ее, а вернетесь къ ней. Ахъ, если бъ я могла передать вамъ, вложить въ васъ эту мою увѣренность!

Онъ ничего ей не отвѣтилъ, а когда заговорилъ, то заговорилъ совсѣмъ о другомъ. Но она чувствовала, что сдѣлала свое дѣло, что ея слова, можетъ быть, и не пропадутъ даромъ...

XXXVI.

Когда Аникѣевъ въ этотъ вечеръ вернулся къ себѣ, Платонъ Пирожковъ встрѣтилъ его новостью: князь Вово пріѣхалъ изъ Рима.

-- Они очень сожалѣли, что васъ не застали,-- говорилъ «дятелъ», очевидно, чѣмъ-то довольный:-- завтра вечеромъ безпремѣнно быть обѣщались и вотъ... извольте полюбоваться

Онъ поднесъ Аникѣеву большую картонку съ цѣлой коллекціей галстуховъ, перчатокъ и разныхъ бездѣлушекъ.

-- Сувенирчики вамъ привезли-съ... изъ Вѣны... Запасецъ., надолго теперь намъ хватитъ.

-- Да что, даже и меня не забыли,-- самодовольно прибавилъ онъ, вынимая изъ кармана и показывая большой портсигаръ.-- Занятная вещица... на пружинѣ-съ... безъ замка открывается -- и этакъ вотъ, и такъ тоже можно! Тутъ вотъ для денегъ... и что-бъ вы думали: положили цѣлыхъ двадцать пять цѣлковыхъ... Ужъ такой баринъ! дай Богъ имъ здоровья...

Вово не обманулъ, и на слѣдующій вечеръ влетѣлъ, съ визгомъ и смѣхомъ, въ «музыкальную» комнату. Онъ такъ зацѣловалъ Аникѣева, что тотъ даже сталъ защищаться.

-- Миша, mon vieux, прости, что я сбѣжалъ не простясь,-- трещалъ онъ:-- я вотъ тебѣ и галстучковъ, и штучекъ привезъ, чтобъ усахарить, чтобы ты не ругался.

-- Спасибо, голубчикъ, очень тебѣ благодаренъ,-- сказалъ Аникѣевъ:-- только все-же объясни мнѣ, чего это тебя вдругъ такъ помчало въ Римъ?

Вово сморщилъ брови и принялъ дѣловой видъ.

-- Ali! mais, vois-tu, c'étai très sérieux... мое присутствіе было тамъ необходимо... la vieille comtesse de Montefiore... tu sais... et puis Нетти Луцкая... et ce grand nigaud Santoukoff... они мнѣ написали...