Старик кивнул, некоторое время сидел молча, потом опять заворчал о том, что хотел сегодня еще покопаться в поле, и, осторожно подобравшись к сводчатому выходу на поверхность, выглянул на дорогу:

— Гяуры все никак не угомонятся, чего то их сегодня больше обычного.

По дороге, проходящей в пятистах метрах от зеленки, скрывающей подземный арык, медленно двигалась колонна крытых военных грузовиков и бензоцистерн, под прикрытием двух средних танков Т 72 и нескольких бронетранспортеров. Изредка над колонной, на большой высоте, проходила пара дозорных вертолетов, громыхая в остывающем вечернем воздухе лопастями винтов. Чувствуя себя под их прикрытием в относительной безопасности, старшие машин дремали рядом с водителями.

Десантники, сидящие на пыльной броне БТРов, тоже имели расслабленный вид, хотя по привычке не спускали пристальных взглядов с коварных зарослей невдалеке от дороги. Как напоминание об опасности, рядом в кювете лежал обгоревший, ржавый остов боевой машины пехоты, чем то похожий на останки ископаемого ящера.

Хафизулла через плечо старика тоже выглянул на дорогу, скрипнул ремнями портупеи с притороченной к ней деревянной кобурой «Маузера» и объемной, полуторалитровой флягой:

— Спокойно идут, гаденыши. Сейчас выпустить бы пару снарядов из «безоткатки» по бензовозам, так чтоб костер в небо. А остальные машины сами запылают, на таком то расстоянии друг от друга. Близко идут, почти без промежутков — не боятся ничего…

— Слава Аллаху, что ты сегодня один, а то гяуры потом опять разбомбили бы Шахиаваз, и погибли бы последние дехкане! — Гульбеддин Абдулхак снова сел на корточки спиной к стенке арыка и взял из под носков грубых сандалий горсть сырой глинистой земли, которая сразу же распалась, на комочки слипшегося песка.

— Уже три дня не качали здесь воду, а внутри все так же сыро, будто вода на поля прошла только утром. Хорошо выстроил арык, уважаемый мулла Хабиб, даруй Аллах ему вечный пир в садах Мохаммеда. Этот арык начали строить еще при англичанах. Сколько стоит, ничего ему не делается, только в прошлом году вычистили нанесенный песок. А этот нечестивец Наджибулла все норовит трубы положить. Так, конечно, быстрее, но сколько они прослужат? Год, два, а потом навсегда забьются землей и песком. У него никогда ничего не получится, потому что он снюхался с неверными и Аллах отвернулся от него. Будь проклят этот предатель и весь род его…

Хафизулла понимающе кивнул, отстегнул флягу и сделал несколько глотков:

— Насчет ответных ударов не беспокойся, уважаемый Абдулхак. Абдулле Басиру не нужны неприятности, потому что у нас здесь предстоит одно хорошо оплачиваемое дельце. Этот район, поблизости от Лошкаргаха, хоть и забит советскими войсками и изменниками Кармаля, но его близость к границе и горам — самая надежная защита ожидаемых нами грузовиков, не правда ли, уважаемый?

— Несколько грузовиков сущий пустяк. Их сразу надо укрыть в ущелье Шариф Мазарях, а ночью отогнать в Пакистан через перевал, но не через главную тропу, там застава гяуров, а левее. Там путь дольше, но зато склон более пологий… А что везут, тряпки, анашу, автоматы?

— Нет, что то более ценное и хрупкое, но тоже связанное с войной. Я точно не знаю. К нашему полевому командиру позавчера пришли несколько человек с той стороны. Один наш, моджахед и с ним трое по виду не пакистанцы, хотя и говорят на пушту, только вот акцент странный, я бы сказал, что они из Ирака, только персы так тянут окончания слов. — Хафизулла вдруг застыл, предостерегающе подняв правую, не занятую винтовкой руку, и прислушался.

По тоннелю подземного арыка кто то шел, осторожно ступая по влажному песку, задевая чем то металлическим о булыжники стенной кладки. Старик прошептал про себя молитву, скрестил руки на груди и повернул морщинистое, обветренное лицо в ту сторону, откуда слышались шаги. Хафизулла аккуратно перезарядил винтовку, вынул громоздкий «маузер» из кобуры, вытер потные ладони о шальвары и, усмехнувшись, обернулся:

— Осторожность не помешает, но это, наверное, Ортабулаки.

— Нет. Мне кажется, это русские солдаты идут минировать арык. На той неделе у самого Шахиаваза нечестивцы тоже взорвали арык — им кто то донес, что там воины ислама прячут зерно и воду.

Старик закрыл глаза. Хафизулла, сняв с себя новый советский армейский бушлат, остался в длинной, по колено, рубахе. Постелив бушлат посреди прохода, он улегся, прицелившись в темноту:

— Первому, кто покажется, разобью голову. А потом, если что, уйдем вверх, по руслу к плотине. Там в зарослях нас никто не найдет…

Прошло несколько долгих минут. С дороги по прежнему слышался рокот колонны, в котором отчетливо различалось басовитое урчание танков сопровождения и монотонные выкрики регулировщика, указывающего машинам объезд у минированного участка дороги, на котором копошились саперы. Они устанавливали фугас, надеясь, что он, сдетонировав, уничтожит сразу все душманские мины… В темноте кто то громко чихнул и шмыгнул носом. И вдруг совсем рядом заговорили на ломаном пушту:

— О, Аллах, ну долго еще идти, Ортабулаки?

— Они должны быть где то здесь. И человек из отряда Абдуллы Басира, и старейшина из Шахиаваза.

Хафизулла, довольно закряхтев, поднялся с бушлата:

— Эй, мы здесь. Идите скорее!

— Наконец то!

Из мрака вынырнули три человека. Первым показался Ортабулаки. Он был несказанно доволен. Широко улыбаясь, не прекращая вытирать ладони о замасленный полосатый халат, он поприветствовал старейшину и Хафизуллу. Тот, задев старый немецкий «шмайсер» Ортабулаки, почувствовал, что ствол автомата теплый:

— Ты что, охотился на кого то под землей?

— Нет, наступил на крысу и случайно спустил курок…

— Эх, Ортабулаки, так ведь можно было гостей задеть. Знаешь, какие бывают рикошеты, не приведи Аллах, на предохранитель нужно ставить оружие, — покачал головой Хафизулла, поднял и отряхнул свой бушлат.

Ортабулаки развел руками:

— Да, сломался у меня предохранитель. Ну, все хорошо закончилось при помощи Аллаха!

Старейшина, прислушиваясь к шуму на дороге, медленно, будто чеканя слова, произнес:

— Аллах велик.

— Нет бога, кроме Аллаха и Мохаммеда, пророка его! — закончили они уже все вместе нестройным хором. После этого Ортабулаки сделал жест рукой в сторону гостей:

— Вот этим хорошим людям нужно осмотреть развилку у Шариф Мазарях и выяснить, как оттуда подняться на ближайший склон гор.

Один из пришедших, с повадками кадрового офицера, в пятнистой форме европейского образца, со множеством карманов на молниях и кнопках, закивал:

— Да, именно так, нужна небольшая рекогносцировка. Нам, кроме того, что сказал проводник, нужно прикинуть, где разместить наш спецотряд. Где расставить расчеты «блоупайтов» и откуда можно без труда контролировать дорогу.

Абдулхак заметил, что у говорившего нет на левой руке двух пальцев, а лицо пересекает неглубокий розовый шрам.

— Я вас понял, уважаемый…

— Мохаммед Язбек. — Человек с офицерской выправкой полез в нагрудный карман, вынул пухлый синий конверт и протянул Гульбеддину Абдулхаку. Тот удивленно вскинул седые брови:

— Что это?

— Пятьсот тысяч афгани.

Старик небрежно сунул увесистый конверт в карман балахуши.

— Идите за мной… Нет, нет. Вы один.

Хафизулла, увлекшийся было разговором с Ортабулаки, запротестовал:

— Но сейчас светло, и гяуры еще не угомонились. Как вы пойдете поверху?

Старик, невозмутимо раздавив крупного скорпиона носком сандалии, из пустого носа которой беззащитно торчали грязные пальцы, хитро сощурился:

— Когда входишь в темный коридор жизни, не думай, что смерть — единственный выход из него.

Оставив Хафизуллу в полном недоумении, Мохаммед Язбек двинулся за стариком. Ортабулаки слегка подтолкнул Хафизуллу:

— Старик, наверное, знает еще какой то выход, кроме этого и того, что у Шахиаваза.

— А а а…

Второй из пришедших, не сказавший до этого ни слова, кроме нескольких молитвенных слов суры, опустился на корточки перед выходом наружу, прикрытым густой листвой кустарника ивняка, достал сигареты, закурил и принялся разглядывать идущую по дороге технику. Хафизулла тоже закурил сигарету, куда предварительно заправил небольшую толику гашиша.