Уходил он с сожалением, и от того, что приходилось покидать этот такой далекий от него мир, который он начал постигать, и от того, что расставался с молодой полногрудой и длинноволосой женщиной, которая звалась Марией Терезой. Это была первая женщина, которую он мог бы желать с тех пор, как приехал в Н.
Достаточно ли это ясно? С тех пор как он приступил к исполнению своих обязанностей в этом городе, на первый взгляд таком чужом, Жюльен перестал смотреть на женщин. Желание в нем как бы притупилось. Затем город стал приоткрываться ему, стали выходить на свет его сокровища, а вместе с ними вновь становились притягательными и его женщины.
Обещание Моники Бекер помочь ему с жильем не осталось пустыми словами. Что ни день Жюльен отправлялся в разные концы города, чтобы взглянуть, что подыскала ему та или иная подруга графини.
Начал он с центра, но дома оказывались то некрасивыми, то слишком современными. Всякий раз ему называли впечатляющее число комнат, а потом выяснялось, что комнатами называют здесь все, вплоть до чуланов, не говоря уже о кухнях и ванных. Часто полы были выложены кусочками отполированного мрамора, как на севере Италии, что придавало пустым помещениям какую-то особенную обнаженность. И всякий раз почти полное отсутствие света из окон, выходящих в узкие переулки, превращало квартиру в ужасающую череду темных закоулков. И сколько Жюльен ни внушал сопровождающему его агенту по найму недвижимости, через которого проходили все эти осмотры, что желаемое им не имеет ничего общего с тем, что ему предлагается, на следующий день ему подсовывали все те же кроличьи клетки.
Графиня и ее подруги с помощью многочисленных телефонных звонков справлялись о результатах осмотров. Ему предложили прекрасную квартиру во дворце на улице Черных стрелков неподалеку от квартиры профессора Амири. Она принадлежала только что скончавшемуся маркизу, и его единственная дочь не решалась пустить туда иностранца.
— Иные из нас немного «своеобразны», если вы понимаете, что я хочу сказать, — с сожалением констатировала Моника Бекер, и тут же заявила, что не теряет надежду заполучить для своего протеже квартиру на улице Черных стрелков.
Жюльен нисколько не волновался. Он продолжал открывать для себя город, и эти вылазки в новые, еще не знакомые ему кварталы развлекали его. Однако город был невелик. Весь центр был в руках нескольких знатных семейств, которые уже сдали пустующие этажи своих дворцов американским предпринимателям, о которых упомянула графиня. Вскоре Жюльен понял, что здесь ему не найти анфилады гостиных, если не такой же, тс хотя бы напоминающей те, что он видел во дворцах светских дам. Неохотно согласился он на осмотр окрестных вилл.
С этих пор выбор расширился. Не было ни одной из его знакомых, которая не предложила бы ему виллу тетки, кузины, иногда даже одну из своих собственных, и Жюльен объездил все окрестности.
Так, в компании маркизы Берио он побывал на великолепной вилле XVI века, окруженной обширным парком, у которой было лишь одно «но» — соседство с индустриальным пригородом. Он был просто покорен бильярдной, музыкальным салоном, несколькими небольшими гостиными и огромной спальней на втором этаже, из окон которой, увы, открывался вид на швейные фабрики и заводские трубы. Был там и зимний сад высотой с весь дом, и капелла. Жюльен колебался. Цена была до смешного низкой, а все владение поражало своим величественным видом. Парк полого взбирался на вершину холма, где росли редкие виды растений. В пруду, обнесенном каменной балюстрадой, отражались раскидистые деревья и статуи. Но м-ль Декормон напомнила ему о расстоянии, послеобеденных пробках, и он решил отказаться.
Ему предложили осмотреть другой загородный дом, на этот раз удачно расположенный — прямо над городом на холме — и с очень красивым видом на собор, Ратушную площадь, неровный четырехугольник которой как бы врезался в дома, и на реку, делящую город пополам. Дом был полон книг, сад хоть и небольшой, но разбит на итальянский манер. На крыльце стояла мраморная нимфа. Жюльен заинтересовался. На этот раз он был с Моникой Бекер. Она уговаривала его остановить свой выбор на этой вилле Альберих — по имени многочисленного рода мелкопоместных дворян, сколотивших немалое состояние в золоте, драгоценностях, но затем обобранных бессовестными спекулянтами. В тот день вернулся холод, хотя небо продолжало оставаться безоблачным. Жюльен внимательно ознакомился с системой отопления виллы Альберих и пришел выводу, что для поддержания нужной температуры в доме, до тех пор служившем лишь летней резиденцией, она не годится.
Впрочем, все виллы, которые он осматривал, годились лишь для проживания летом. Владельцы иногда открывали их на Пасху в очень хорошую погоду и, несмотря на холод, проводили гам несколько дней. Графиня Бекер, прекрасная Диана Данини, также начавшая понемногу выказывать интерес к консулу, проявили беспокойство по поводу отказов, следовавших с его стороны один за другим. Сами они жили во дворцах, которым было по пяти столетий, лишенных современного комфорта и в эти зимние месяцы довольно-таки прохладных: их удивило, что новичок отказывается жить, по-спартански под фресками XVI века.
Но Жюльену некуда было спешить. Он побывал еще на нескольких виллах. Цены были все ниже и ниже. Он не мог решиться. Он чувствовал — или так ему казалось, — что его хотят принудить сделать выбор, и потому ему даже нравилось привередничать.
В один прекрасный день он наконец без памяти влюбился в одну из вилл. Вилла Данте, названная так одним, из ее владельцев, посвятившим себя безграничному культу итальянского поэта, была сравнительно молодой, конца XVIII века. Она была спрятана под деревьями заброшенного парка, и от нее исходило удивительное очарование. И озеро, и каменная балюстрада, и статуи — все там было. Она, правда, не обладала величием той исторической постройки, что соседствовала с индустриальным пригородом, но комнаты были просторные, со множеством зачехленной мебели. Ему показали обитую вышедшей из моды тканью спальню с кроватью и белыми занавесками, и сказали, что это спальня новобрачных. На стенах детской сохранился фриз, изукрашенный деревянными солдатиками, а кухня напоминала те, которые описываются в книгах о летних днях былого и счастливом детстве.
Он хотел тут же подписать контракт об аренде. Но хозяйка, кузина Нюйтеров, изъявила желание еще подумать. Он заговорил об этом с Моникой Бекер, и та стала отговаривать его: по ее мнению, дом был слишком просторный, обветшалый и трудно поддающийся приведению в порядок. На следующий день ему объявили, что цена удваивается; в нее якобы не вошло то-то и то-то. Он согласился — тогда сослались на другие работы по ремонту отопления. Он в третий раз вернулся в сад с подросшей уже травой, где, как ему представлялось, маленькие девочки в длинных платьях могли бы играть в волан, качаться на качелях, как в прошлые времена. Несговорчивая хозяйка сопровождала его. Он понял, что ему не сдадут виллу Данте, но почему — не знал. Скрепя сердце он оставил уговоры. Жюльену любой ценой хотели навязать то, что ему было не по душе, этот дом ему нравился — так нет же. Это тоже входило в порядок вещей в Н., и он принял этот порядок: люди здесь были слегка «своеобразные», как и предупреждала Моника Бекер. Он продолжил поиски.
Вскоре, уже побывав в гостях у Яннингов, Берио и Нюйтеров, он получил приглашение от Андреа Видаля и его жены, вернувшихся из Италии. До этого общество, в котором он вращался, было все то же, что и во дворце Бекер, с той лишь разницей, что вместо прокурора с толстухой женой туда приглашались директор городских музеев и кузены, братья, сестры хозяев дома — Яннингов, Берио, Нюйтеров и прочих. Его вводили также в другие знатные семьи, с которыми он прежде был не знаком. Впереди были новые званые ужины, новые виллы, и у Жюльена возникло приятное ощущение, что все идет по накатанной колее. Очень скоро он мог констатировать, что знает в Н. почти всех, разумеется из числа тех, о ком писалось в н-ской «Газетт». С редактором этого издания, старейшего в Европе и пекущегося о своей репутации, он тоже уже успел познакомиться; доктор Каст обещал консулу поручить одному из своих сотрудников написать подробную статью о нем, каковое обещание и выполнил на следующий день, к вящей радости м-ль Декормон, гордой всем, что могло повысить престиж ее шефа. Свел он знакомство и с консулом Венгрии, весьма странным человеком, непонятно чем занимающимся в Н., и с американским коллегой, человеком боксерского телосложения, по мнению Моники Бекер, весьма вульгарным; Жюльен подумал, что уж его-то таким не назовешь. Впрочем, встретиться еще раз с американцем не удалось: принимали его мало и только тогда, когда из США за какими-нибудь предметами роскоши, которыми славился Н., приезжали его соотечественники — дельцы.