В общей суматохе никто его не остановил, и он успел добежать до сбившихся в кучу людей. На миг остановившись, набросился на женщину, стоявшую к нему ближе всех.

Сумасшедший вонзил нож в грудь женщины, затем выдернул его и кинулся к всадникам.

Не теряя самообладания, младший из них выхватил револьвер и, прицелившись, спустил курок.

Сумасшедший грохнулся на землю к ногам лошадей. Громкий хрип вырвался из его груди. Хотя и смертельно раненный, он еще нашел силы повернуться на спину, затем скорчился и начал размахивать ножом в воздухе.

Однако его движения скоро начали ослабевать, а хрип затих. Наконец он судорожно вытянулся, и кровь хлынула у него изо рта.

Всадник подъехал, посмотрел на него и еще раз выстрелил. На вспаханной земле под телом убитого растекалась кровавая лужа. Разбежавшиеся яванцы испуганно переглядывались и украдкой делали друг другу какие-то знаки.

— Кто это такой? — сердито спросил всадник.

— Наш… товарищ… Он пошел на работу в лес… — боязливо ответил старый яванец.

Раненая женщина глухо стонала. Пожилая яванка вопросительно посмотрела на старшего всадника. Тот махнул рукой:

— Скорее! Перевяжите ее!

Яванка сорвала со своих плеч блузку и наскоро перевязала раненую.

— Живее! Живее! — подгоняли всадники.

Яванцы подчинились приказанию. Они поспешно подняли раненую на руки и выстроились по двое в ряд.

Подгоняя их плетьми, всадники погнали группу вверх по тропинке, к лесу…

На рисовом поле, среди молодой рассады, остался лежать труп убитого. Громко жужжа, над ним кружились большие синие мухи.

Бантенги кротко смотрели вокруг своими влажными глазами. Увидев, что люди ушли, они протяжно замычали…

Не очень-то было приятно сидеть на веранде губернаторского дворца.

Дневной зной Бейтензорга истомил лица четырех человек, сидевших за маленьким столиком. На нем лежали разбросанные игральные карты и золотые монеты. Перед каждым стоял стакан, в который слуга яванец, подходя бесшумными шагами, непрерывно подливал виски.

Все четверо молчали. Время от времени тишину нарушал голос одного из них, когда подходил его черед делать ставку или просить карту. По-видимому, это был опытный игрок. Звали его Францем Губертом, и здесь он исполнял обязанности секретаря прусского консульства.

Франц Губерт был не только близким другом адъютанта губернатора, но и желанным гостем в губернаторской резиденции. Оба приятеля часто бывали вместе. Текущая работа секретаря консульства не могла заполнить все его время, и он искал развлечений. Губерт знал, что в губернаторском доме он всегда может рассчитывать на общество адъютанта. Жан Поль де Бусс имел приятный характер и умел разнообразить свой досуг.

За столиком сидел еще сорокапятилетний блондин с бакенбардами и округлым брюшком, на котором поблескивала массивная золотая цепочка. Это был голландский торговец и плантатор ван Потен. Со своей вечно торчавшей изо рта сигаретой ван Потен был типичным представителем нескольких поколений голландцев, которые направлялись за смелыми мореплавателями, чтобы следом за ними создавать свои коммерческие конторы, банки и плантации. Они теперь деньгами и хитростью старались сохранить то, что их предшественники приобрели огнем и мечом. Стоявшая за спиной этого человека фирма называлась „Ван Снуттен и К°“ и находилась в Роттердаме. Ее главой и главным акционером был его дядюшка, известный роттердамский негоциант ван Снуттен.

Четвертым в компании был натуралист доктор Ган. Он давно покинул свое отечество и держал себя с напускной серьезностью. Его представил и ввел в губернаторский дом секретарь прусского консульства. Доктор Ган хорошо владел пером и мог в ярких красках описать самые незначительные события. Он был человеком волевым и честолюбивым и поэтому рассчитывал, что быстро преуспеет в голландской колонии. Доктор Ган был хорошо знаком с литературой, создавшей известность многим исследователям, и был убежден, что за два-три года под тропиками он сделает видную карьеру и прославит свое имя.

Знакомство натуралиста с секретарем прусского консульства не было случайным. Доктор Ган всегда старался быть поближе к важным и влиятельным людям.

— Минхерр, — неожиданно обратился Губерт к ван Потену, — я слыхал, что на борту „Голландии“ находится и вашу кузина Анита?.. Говорят, что она необыкновенная красавица.

Ван Потен вздрогнул, но вида не подал и с опущенными веками дослушал своего партнера. Затем он поднял голову и недовольно сказал:

— Возможно, что это правда. Но я не понимаю, почему это вас должно интересовать?

— Меня это не то, чтобы очень интересует, будьте покойны. Но я не могу безразлично относиться к счастью моих друзей, не так ли?

После известного колебания он беззастенчиво добавил:

— Мне кажется, что на этот раз прибытие „Голландии“ не совсем обыкновенное событие и что оно должно быть соответствующим образом отмечено.

Слова Франца Губерта не понравились торговцу, и он, выкладывая на стол сильные карты, отрывисто бросил:

— О том, будет ли и как будет отпраздновано прибытие „Голландии“, решат другие. Вас это совершенно не касается!

Но Губерт не собирался сдаваться.

— Мне кажется, — заметил он, — что элементарная учтивость обязывает вас представить нас этой даме…

— И я со своей стороны предлагаю, чтобы по прибытии вашей кузины мы были ей представлены вместе, — счел уместным добавить доктор Ган.

Ван Потен почувствовал себя серьезно задетым. Мало того, что секретарь нахально завел с ним подобный разговор, в него еще вмешивается и этот натуралист.

— Я бы вам посоветовал не совать свой нос в мои личные дела, — грубо предупредил он.

Франц Губерт возмутился.

— Вы меня оскорбляете! — Он вскочил со стула. — Я не позволю издеваться над собой. Сегодня вечером ожидайте моих секундантов.

На губах торговца промелькнула тонкая язвительная усмешка.

— Секундантов? — иронически спросил он. — Вы, кажется, воображаете, что Бейтензорг это что-то вроде Боннского университета? А есть некоторая разница… Мы здесь не мальчишки в пестрых фуражках, которым вы можете царапать щечки… Здесь решают дело голландские законы и голландские гульдены!

Красавец Бобби вспыхнул. Если бы таким тоном с ним говорил в ином месте кто-нибудь другой, он сумел бы его проучить. Но с этим плантатором дело обстояло иначе. Он и без того считал себя не ниже самого губернатора.

Доктор Ган встрепенулся. А что, если оба его приятеля действительно поссорятся? Чью тогда держать сторону?

Он решил уладить инцидент и замять скандал.

— Ну вот! — вмешался он. — Из-за таких пустяков портить себе такой чудесный вечер. По-моему, спор вышел из-за пустяка. Пруссия и Голландия давнишние и близкие друзья, и именно на этом основывается наше искреннее сотрудничество. Предлагаю выпить за нашу дружбу!

Своим словам доктор придал особую интонацию. Он подал стаканы с виски обоим противникам и с улыбкой выпил свой до дна. Адъютант тоже поднял стакан и опорожнил его одним духом. Такого тоста не могли не поддержать и двое остальных. Поднявшись, они вместе с другими осушили свои стаканы.

Неожиданно их внимание привлекли глухие стоны.

Хозяин подошел к окну, приподнял штору и увидел приближающуюся группу людей. Мимо здания под охраной двух всадников шла вереница туземцев.

Де Босс знаком руки подозвал старшего полицейского, который поспешно доложил:

— Беглецы, господин адъютант. Не отработали королевской повинности. Мы с трудом их поймали в поле, на Салаке. Не понимают, что должны отбывать трудовую повинность.

— Зачем они тащат с собой больную? — спросил адъютант, указывая на лежащую на носилках и стонущую яванку.

— Свои ее ранили, господин адъютант! Из леса выскочил ее родственник и, не успели мы оглянуться, как он пырнул ее ножом. Наверно, семейная драма. У них это постоянно бывает.

Яванцы поняли, что полицейский объясняет что-то по поводу их поимки, и замедлили шаг. В окне показались остальные три европейца.