Когда заседание закончилось и у заднего крыльца ратуши появился строящийся караул, девятый неспешно побрёл по дороге а сторону герцогского замке. Этим человеком был сам Рональд Стюарт, предводитель нашей "банды якобитов". Дойдя до хорошо просматриваемого от таверны перекрёстка, он, на миг остановившись прямо последи дороги, достал из кармана белоснежный платок и промокнул им гипотетический пот со лба. Затем, всё так же вальяжно, прошёл немного по боковой улочке, с видом скучающего бездельника закурил трубку, остановившись в тени раскидистого клёна, лениво терявшего свои багровые листья в безветренной тиши.

   Конвой появился спустя ещё полчаса. Под любопытными взглядами многочисленных зевак королевские красномундирные шотландские стрелки бодро промаршировали мимо Роберта.

   Позади шеренг гордо вышагивал молодой лейтенант, поигрывая разукрашенным пистолетом и ведя в поводу пегую клячу, на которой, как собака на заборе, сидел бледный до синевы, измождённый Джеймс Глен, обречённо позвякивающий цепями кандалов.

   Пропустив процессию, Роберт двинулся следом, пристроившись шагах в пяти позади лошади. При этом он сдвинул тяжёлую даже на вид дорожную суму с бока наперёд, не обращая внимание на то, что она в таком положении явно мешала его шагу.

   Когда красные мундиры поравнялись с таверной, из-за конька её крыши внезапно во весь рост поднялось три человека. В руках одного из них был натянутый лук, у двух других -- большие, но явно не тяжёлые мешки. Раньше чем кто-нибудь из солдат или зевак успел среагировать с тетивы сорвалась стрела и одновременно улицу закрыло облако, похожей на густую пыль, кайенской смеси. Тупая стрела угодила лейтенанту точно в центр лба -- Дункан, наш лучший лучник, сработал на славу. Смесь мелко молотого жгучего перца с самым ядрёным нюхательным табаком оказала на солдат действие не худшее чем можно было бы ожидать от какого-нибудь отравляющего газа будущего. Раздался один заполошный выстрел, видимо кто-то из красных мундиров рефлекторно дёрнул за спуск, и через миг монолитный прежде строй рассыпался. Часть солдат, бросая ружья, побежала вдаль не разбирая дороги, поскольку слова "куда глаза глядят" к данной ситуации полностью не подходили. Глаза бедняг пострадали настолько, что были в этот момент не способны глядеть в принципе. Остальные гвардейцы попадали прямо на месте, надсадно кашляя и проливая слёзы ручьями.

   Рональд, мгновенно достав из сумки повязку и щедро оросив её бренди из фляжки, тут же надел её на лицо. Рывок вперёд -- и вот он уже твёрдой рукой перехватил поводья шарахнувшейся было лошади, потянув её в сторону открывшегося совсем рядом широкого пролома в заборе. По пути ударив по голове дубинкой неудачно выскочившего прямо на него ослепшего солдата, он втянул лошадь с узником во двор таверны. Ещё мгновение -- и полотно забора встало на место, прочно зафиксированное изнутри врезанными в заранее прибитые скобы массивными брусами.

   Замок на седле у Стюарта тут-же открыли, ему самому и командиру оперативно промыли пострадавшие от перца глаза свежим молоком. Не занятые непосредственно в этом процессе трое горцев тем временем забрасывали переулок дымовыми бомбами. И нет, это были далеко не мои давешние самоделки из куриных яиц. Модернизированные бомбы имели керамическую оболочку, рассечённую на мелкие фрагменты заложенной до обжига в глину тонкой медной проволокой. После взрыва, кроме облака дыма, такая бомба разбрасывала вокруг себя сотни мелких острых осколков, не способных нанести серьёзных повреждений, но качественно режущих ткань и кожу.

   Минуты через три после начала действия кавалькада всадников уже выбралась на соседнюю улицу и понеслась во весь опор, сопровождаемая собачьим лаем и взглядом нищего пьяницы, сидевшего у дороги на противоположной от таверны стороне. Ещё через час, уже довольно далеко от Инверари, с освобождённого пленника сняли кандалы, наскоро переодели и отряд, по дуге обходя Киллеан, помчался по древней дороге дальше на юг. Следующие два городка, Фернас и Бёрдфилд хайлэндеры пересекли прямо по центральным улицам и уже к вечеру достигли озера Гейр, где и погрузились на тут же поднявший паруса "Репейник". Пройдёт совсем немного времени и Джеймс Глен Стюарт воссоединится во Франции со своей семьёй, оставив за морем сходящий с ума от бессильной ненависти клан своих врагов.

XXII.

   Шум от этого происшествия вышел знатный. Ардшил рвал и метал -- как же, он уже предвкушал вскоре увидеть старого врага повешенным, а тут такой афронт. Репутации его был нанесён столь серьёзный удар, что герцог мгновенно стал посмешищем в глазах всей страны. Народная молва тут же связала воедино произошедшее в Инверари и недавнее ограбление банка в Глазго. Впрочем, в этом не было ничего странного -- почерк ведь этих преступлений был почти одинаков. Самое смешное, что их приписали некоей мифической "банде хайлэндеров" возглавляемой ни кем иным как Аланом Брэком! Интересно, ему там во Франции, в полку Огилви Ирландской Бригады, не сильно икалось? Инициаторы этой гипотезы руководствовались тем соображением, что главным обвиняемым в деле по которому судили Джемса Глена был именно Алан, поэтому он являлся наиболее заинтересованным в освобождении родича. Римский принцип "Cui prodest" ("ищи кому выгодно"), оказывается, был довольно широко известен и в эти времена. В этот раз он сработал против моего друга.

   Но это случилось чуть попозже, пока же мы вместе с прокурором и его дочерьми срочно выехали в направлении Глазго. Вокруг гудели слухи о возможном скором начале нового якобитского восстания и лорд Престонгрэндж стремился побыстрее добраться до Эдинбурга.

   В Глазго мне удалось наконец временно освободиться от опеки семейства Грант, сказав, что намереваюсь заехать по пути в своё имение. Честно говоря, я не понимал столь плотного интереса ко мне со стороны Генерального прокурора. В связи с недавними событиями докладная записка королю практически потеряла свою актуальность. Поразмыслив над вопросом, я пришёл к выводу, что скорее всего обязан этим Джанет, старшей из сестёр, имевшей огромное влияние на отца. Да что там влияние, скажем прямо, она вертела им как хотела! Но её отношение ко мне по-прежнему оставалось загадкой. Нет, ни о какой влюблённости и речи быть не могло... наверное. Да нет, наверняка! Джанет время от времени как-будто испытывала на мне разные женские уловки, иногда даже довольно рискованные в свете здешних нравов, пытаясь смутить или очаровать. Результат, судя по всему, был далёк от её ожиданий, так как максимум что ей удавалось -- слегка меня озадачить. И это незримое противостояние явно немало развлекало девушку. Видимо именно поэтому она наиболее сопротивлялась моему отъезду, согласившись на него только когда я клятвенно пообещал прибыть в Эдинбург максимум до конца текущей недели. Напомню, что к нашему приезду в Глазго шёл двадцать седьмой день сентября, в том году пришедшийся на среду.

   В Шос я не поехал, да и, говоря честно, не собирался с самого начала. Делать мне там было совершенно нечего, разве что денег взять, мои запасы практически подходили к концу. Но у меня были с собой чеки на предъявителя, на приличную сумму, от трёх разных банков, которые при необходимости можно было обналичить в любом крупном городе страны.

   Поэтому я прямиком отправился к Катрионе, рассудив, что раз её давно выпустили из тюрьмы, то она вполне может сейчас быть дома. Неторопливой рысью двигаясь по просёлочной дороге, задумался о необычности своих ощущений. Это ведь по сути была какая-то непонятная, почти физическая, зависимость от другого человеческого существа. Как человек, долго находившийся в душной комнате стремится к глотку свежего воздуха, или усталый путник в жаркий день грезит о глотке чистой воды, так и я мечтал о новой встрече с этой девушкой.