Нет, оглядываясь назад, бар не казался хорошей идеей.

Леон отвез нас обоих на добрых две мили к береговой линии.

Вылезая из машины, он сказал:

— Не так уж далеко.

Его голос звучал по-доброму, озадаченно, растерянно. Он был одет в черные слаксы и голубую рубашку, ничто из этого не было помятым. Солидные часы. Он был из тех, кому люди доверяли, не задумываясь. Он был из тех, о ком люди не думали, вообще.

Я осмотрелся. Со своим волчьим обонянием я слышал запах конусов мороженого, асфальта, бурлящего океана, льющегося ручьем пива, первых и последних поцелуев. Уличная парковка была заполнена новенькими, без единой ржавчины машинами, которые, кроме как летом, никогда и не увидишь. У всех девочек были ноги от ушей, все парни ослепляли своими улыбками. И луна была близка, как никогда прежде. Пустые магазины продолжали светиться голубыми, розовыми и желтыми лампочками. Я споткнулся о бордюр, мой взгляд упал на парней, запускающих летающего змея на пляже, его хвост рябил серебром в лунном свете. Мое воображение наполнили картинки.

Волку здесь прятаться было негде.

— Ты не отсюда, — сказал Леон, и я знал, он наблюдал за мной, пока я рассматривал все вокруг. Я знал, ему было известно, что мне все это нравится, и не возражал.

Это великолепное место напевало мое имя снова и снова.

— Нью-Йорк, — ответил я. И добавил, — Штат.

Я не мог вспомнить, когда впервые уточнил, что это штат, а не город, но тогда это различие точно казалось куда более важным. Откуда я был сейчас? Не отсюда.

— Ты тоже не отсюда, — напомнил я ему. — Цинциннати.

— Поверить не могу, что ты запомнил.

Он привез нас к кафе, которое напомнило мне рестораны в Италии — небольшое, темный интерьер, большая часть обеденной зоны находится под тентом на открытом воздухе. Хоть я и не выразил никакой обеспокоенности, что меня могут узнать, Леон встал впереди меня, закрывая мое лицо от хостеcс, и сказал:

— Для двоих, пожалуйста. Может, на заднем дворике?

Я почувствовал, что был прав. Я принял верное решение насчет него. Человек был Человеком.

Хостесс усадила нас за небольшой столик. Вдоль тротуара располагался пляж, а за ним — темный океан. Я почувствовал себя сонным и пьяным.

Присев, мы слегка склонили головы, и я подумал о том, чтобы записать несколько строк в мой маленький блокнот (Как любовники или адвокаты/кусаем и улыбаемся). Вместо этого я наблюдал, как несколько скейтбордистов катаются позади нас.

— Тебе нравится здесь?

Пауза затянулась, и, когда я взглянул на Леона, он с сожалением улыбнулся и опустил свой взгляд на стол. Он осторожно развернул свою салфетку. У него были крепкие руки, грубые и уверенные.

— Я пробыл здесь долго.

— Тебе понравилось здесь в первый раз?

Леон сказал:

— Что ты видишь, когда смотришь на все это?

— Магию, — ответил я.

Он передал мне меню.

— Если ты скажешь мне, что ты хочешь, я сделаю заказ за тебя. Пока ты будешь любоваться океаном.

Он подразумевал, что мне не придется разговаривать с официанткой своим знаменитым голосом или смотреть на нее, открывая свое знаменитое лицо. Сейчас я на самом деле посмотрел на него. Он, должно быть, был красивым ублюдком в моем возрасте. Он оставался бы красивым сейчас, если бы расправил плечи и вел себя так, будто у него есть яйца.

— Ты подвозил множество знаменитостей?

— Парочку.

— Ты даже не знал, кто я такой, когда я сел в твою машину, и теперь защищаешь меня от официантки?

Леон сказал:

— Я загуглил тебя, после того, как ты вышел.

Было приятно слышать, что я все еще имел какую-то популярность в Интернете.

Он продолжил:

— Новости о том, что ты исчез, были… Ты не возражаешь, что я затрагиваю эту тему?

Я пожал плечами. Все было хорошо, пока он не упоминал имя Виктора. Пока он не спрашивал меня о том, где Виктор.

— Что ж, это вызвало большой ажиотаж.

— На самом деле, я не такой знаменитый, — сказал я, хотя все же немного был таким. — Большинство людей не могут узнать меня, увидев. И если они узнают, они либо думают, что я просто кто-то похожий на меня, или у них кишка тонка, чтобы заговорить со мной, или же их попросту не волнует, что это я.

В действительности, быть узнаваемым не утомляло. Утомляло чувствовать одиночество в толпе.

Леон задумчиво рассматривал меня. Я мог сказать, что он, в любом случае, не хотел быть узнаваемым, как Леон-водитель. Он боялся болтовни у кассы супермаркета. Он ждал, пока курьер постучит в дверь, оставит посылку, и сядет в свой автомобиль, чтобы открыть дверь. Смерть его собаки была не лучшей вещью на свете, но, думаю, худшей частью для него была жалость ассистента ветеринара.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказал я Леону, и под «ты» я подразумевал «твое лицо». — Ты ненавидишь разговоры ни о чем. Это заставляет все выглядеть несущественным. Согласен. Это отвратительно. Нам стоит говорить только о стоящих вещах, тебе и мне.

— Я не очень хорош в светских беседах. — Леон понизил ненависть к ним на что-то уровнем добрее, но не стал отрицать. — У тебя есть стоящая тема для разговора?

— Ты рассказал мне историю своей жизни в машине. Это стояще.

— Ты попросил меня об этом.

— Разве? Это не похоже на меня.

Официантка вернулась. Я заказал бургер без происшествий. Леон заказал молочный коктейль без происшествий. Когда принесли его коктейль, он вертел его в своих руках, наслаждаясь им. Это казалось великой привилегией, которая позволена только с незнакомцем посреди ночи.

Он выглядел мрачно, что совершенно не входило в план, так что я спросил его:

— Итак, Леон. Я знаю, ты не фанат этого города, но куда бы ты посоветовал мне сходить, как туристу?

— Разве ты не бывал здесь прежде?

Я бывал здесь прежде.

— Я был в туре.

— Не было времени, чтобы осмотреться?

У меня было время, чтобы осмотреться. Я исследовал множество улиц в Кореа-тауне и одну в Эко-парке, и еще одну в Лонг-бич, а потом я поискал Райт Эйд^[20], чтобы купить несколько шприцов, и после я исследовал свой балкон в отеле, и свой пол в отеле, и, наконец, плитку в своей ванной комнате в отеле. Потом пришел Виктор, вытащил меня из моей собственной блевоты и вымыл для шоу.

Я бывал в Лос-Анджелесе прежде, но это не имело значения. На самом деле, я никогда не покидал своей головы.

— Пирс, я думаю, — сказал Леон с сомнением, будто повторял совет кого-то другого. — Там должно быть красиво на закате. Малибу? Это примерно в сорока пяти минутах от побережья.

— Малибу — это не Л.А., Леон, — сказал я сурово. Я взглянул на фиолетовое зарево пляжа. Я представил, как бегу по песку своими лапами, вместо ног. Это было бы также классно, как на своих собственных ногах, подумал я. — Я думаю, тебе стоит посетить свой собственный город.

— Возможно, я так и сделаю, — сказал Леон мягко, что означало, что он не собирается этого делать. Принесли нашу еду. Леон забрал помидор с моего бургера.

— Кажется странным заказать сэндвич с латуком и беконом. Но она убрала бы помидор, если бы ты попросил, — он присолил кусочек. Он выглядел настолько счастливым, насколько вообще мог быть, когда положил его в свой рот.

— Я забыл, что не люблю их, — ответил я. — Они — члены смертельной пасленовой семьи, ты знал? Слегка ядовитые для собак.

И волков. Достаточно, чтобы мой живот разболелся.

— Шоколад тоже, — сказал Леон, глядя на свой молочный коктейль, и я вспомнил, что его собака умерла. — Могу я задать тебе личный вопрос?

— Все вопросы — личные.

— Я…

— Это означает «да», Леон, можешь задать его.

Только пока он не о Викторе.

— Почему ты вернулся обратно?

Это было похоже на вопрос с подвохом. Мое с трудом завоеванное отшельничество — основанное мной, охраняемое Джереми — не мелочь. Это был шанс стать кем-то еще, и сколько таких выпадает? И все же я бросил это.

Я вернулся потому, что должен был. Потому что не было ничего неправильного в мире, за исключением того, что я становился старше. Потому что Сэм и Грейс сказали мне, что я могу идти, если хочу этого.