Но нынче жара спала, и за водой приходили лишь по бытовой нужде. Целая очередь с вёдрами стояла там и сейчас. Конечно, в Перекрёстке имелось ещё несколько колодцев, но не настолько популярных как этот, меньше размером, располагающихся не в самом центре главной улицы, а в глубине извилистых улочек. Лежку я всегда посылала только к этим колодцам.

Когда очередь становилась слишком длинной, она начинала образовывать спираль. Некоторые притаскивали целые пустые бочки на колёсиках, потому ждать приходилось долго, но никто не жаловалась. Женщины увлекались разговорами и не замечали, как угасал день. Давненько я сама не ходила за водой. Интересно, какая нынче горячая тема для обсуждений?

Незнакомая женщина в очереди пристально глядела в мою сторону, а заметив мой ответный взгляд поманила рукой.

― Чем могу помочь? ― вежливо поинтересовалась я.

― Постоишь в очереди вместо меня, если не трудно, а то моя младшая дочка проснулась. Я уложу и быстренько ворочусь.

― О, с радостью помогу.

Всучив мне пару деревянных вёдер с железными ободками, мать побежала дальше по улице. А я пристроилась на её место, развесив уши.

― Какие нынче вести из Жемчужины? ― поинтересовалась женщина, стоящая неподалёку от меня, у своей соседки.

― Да какие могут быть вести? Четверть домов опустела, работа не ладиться, хотя некоторые напротив уходят в неё с головой. Многие потеряли родных и любимых.

― Ужасная штука этот ураган, ― покачала головой третья женщина.

Две первые взглянули на неё с недоумением:

― Что за ураган?

― Как это? ― у третьей расширились глаза от удивления. ― Тот, что унёс жительниц в море.

― Она из этих, ― шепнула первая второй. Мрачно переглянувшись, женщины замолчали.

Я подумала, какой силы должен быть ураган, чтобы снести всё поселение и насколько разумным, чтобы тронуть лишь людей, не разрушив дома. Даже для меня это казалось невозможным.

Мысли оборвал звон алюминиевых ложек, хаотично бьющихся о котелки и кастрюльки. На очередь надвигалась целая толпа недовольных. Старые, молодые, подростки, нашлось место и маленьким детям, увлёкшимся вслед за необычайным зрелищем. Подростки и издавали непереносимую какофонию звуков. Но сразу же перестали, стоило толпе остановится. Вперёд вышла высокая, смурная на вид женщина лет сорока.

― Мы более не позволим лжи разъедать сердца наших детей! ― низким басом объявила она, откашлялась и тут же продолжила. ― И всем придётся признать, как в действительности погибли наши сёстры из Ракушки! Их жестоко убили, многих из них, а остальных похитили!

Из открытых окон повысовывались лица, очередь притихла и перестала двигаться, сосредоточив внимание на возмущённых. Но оцепенение продолжалось недолго. Выкрик в нескольких шагах от меня, исходящий от женщины, что ранее упоминала об урагане, ударился о толпу:

― Не о своей ли лжи ты лопочешь?! Чему ты учишь наших детей? Страху? Хочешь, чтобы они оглядывались на каждом шагу в ожидании удара от какого-то монстра из кладовки?

― Нет никаких мужчин! ― послышался другой голос. ― Их даже никто не видела, кроме участниц Собрания Девяти, но и те просто поверили на слово незнакомой нам белке!

― Вот именно, ― несколько кивков в знак поддержки.

Я начала нервничать. Ситуация накалялась, но отделиться от очереди не вышло, меня обступили со всех сторон.

― Там были трупы! ― выступила женщина из толпы протестующих, брызжа слюной.

― Последствия урагана, который и унёс остальных в море, ― упрямо вторила очередь.

Две женщины, прежде обсуждающие Жемчужину, отделились от остальных, стоящих за водой, и присоединились к возмущённым. Некоторые повторили за ними, я замешкалась.

― Нельзя всё принимать на веру, ― снисходительно заметила старуха с клюкой, показавшаяся из ближайшего к колодцу дома. ― Что это за сказки про каких-то мужчин? Да мы слыхом не слыхивали о подобном. Бред сивой кобылы, вот что это! ― она плюнула себе под ноги. ― Я скорее в ураган поверю или в зверя какого, выбравшегося из пучин морских, ― она затрясла клюкой, тыкая в присутствующих плохо стёсанным концом. ― Держитесь от воды подальше, и ничего с вами не случится!

Приняв совет слишком буквально, несколько человек отодвинулись от колодца. От толпы отделились трое и присоединились к очереди. Я мигом пожалела о своём чрезмерно любопытном характере и приведшем меня на место, на котором сейчас стояла, сжимая гладкие ручки чужих вёдер.

― Я с матерями лично помогала отправлять в последний путь мёртвых, ― заявила подростка с кастрюлей и ложкой в обеих руках. ― Ни жилища, ни даже лодки не были сломаны, зато пострадали клетки с почтовыми птицами, как будто кто-то намеренно их поломал, чтобы не позволить оповестить о случившемся остальных. Такое не по силам неразумному зверю.

Снова кивки и переходы с одной стороны на другую.

― Вам придётся признать правду, ― настаивала предводительница протестующих. ― Или же это будет означать, что вы плюёте на память погибших.

― Меня тошнит от этого дерьма!

― Кто дал тебе право решать за всех?!

― Заткните её кто-нибудь!

Гвалт гневных голосов смешался со стуком ложек о котелки и кастрюльки. А потом (я не заметила с чьей именно стороны) полетели первые камни. Под ногами на улице их было не много, очевидно, кто-то набрал заряды заранее, притащив прямо на потасовку. Я прикрыла лицо ведром, отходя в сторону, споткнулась о чужую ногу и упала на спину. Крики оглушали, никто никого не слушала, и я уже не могла различить слов. А попытки подняться не увенчались успехом. Нога ныла, кажется, я подвернула лодыжку.

Теперь ставшая единой в своём негодовании толпа неистовствовала. Чудом мне удалось отползти в сторону, будучи никем не растоптанной. В ход пошла вода и вёдра, что летели в несогласных. Наверное, стоило вмешаться, например, сказать о своём участии в Собрании, подтвердить существование мужчин и всю историю. Но я сама знала всё лишь с чужих слов, доверилась представлению Васхи о происходящем. Потому едва ли мои доводы смогли бы хоть кого-нибудь убедить. Насколько легко поверить в домыслы, когда не знаешь правды. Мужчины, которых почти никто не видела. Арчи не в счёт, слишком долго он прикидывался одной из нас, да и опасным не выглядел. Может и правда чушь, безумие, на которое я легко повелась? А у Арчи между ног приютился морской паразит, и не бывает никаких мужчин.

Собственный отрывистый нервный смех вернул меня обратно в Перекрёсток в гущу стычки, переросшей в самую настоящую драку. Сквозь толпу я разглядела Вигуш, равнодушно наблюдавшую за происходящим со стороны. Отчаянно надеясь, что она меня заметит, я замахала руками, крича:

― Вигуш! Вигуш!

Услышав своё имя, швея насторожилась, и стала вертеть головой по сторонам, потом внимательно вгляделась в беснующуюся толпу и, наконец, заметила меня. Вопросительно подняла бровь. Я указала на ногу, удручённо покачав головой. Кивнув, Вигуш сделала шаг в мою сторону и стала медленно продвигаться сквозь дерущихся, поразительно ловко увернулась от камня, едва не рассёкшего ей лоб.

― Они выжили из ума, ― констатировала Вигуш, склоняясь надо мной и помогая встать.

― Не могу не согласиться.

Нога ныла так, что я скривилась от боли, зажмурившись, когда пыталась на неё наступить. А в следующий момент нечто нестерпимо горячее хлестнуло по лицу, заставив вскрикнуть. Я почуяла запах горящей плоти и плавленых волос. Вигуш быстро оттащила меня в сторону, помогая сесть на ближайшие ступеньки.

― Что с моим лицом? Что с моим лицом? ― лихорадочно повторяла я, впиваясь ногтями в руку своей спасительницы, меня трясло.

― А ты не чувствуешь? ― отстранённо поинтересовалась швея.

Очков я лишилась, и окружение стало расплываться, но левый глаз не закрывался. Он совсем не закрывался, хотя я изо всех сил напрягала веко.

― Что это такое было? ― не отставала я.

― Похоже камень разбил фонарь на столбе, масло вспыхнуло как раз над тобой. Если бы не очки, ты бы лишилась обеих глаз, Сахар.