— Олежка, это твоё такое мне признание в любви?

— А, вот сними халатик, и я буду без конца признаваться тебе в любви и нашёптывать всякие нежные глупости.

— А, почему нашёптывать?

— Глупышка, ты, наверное, забыла, что в соседней комнате находится твоя подруга?

Фрося прижалась к горячему боку мужчины.

— Правда, забыла, когда я буду сильно кричать, ты зажми мне ладонью рот.

И она перекинула ногу через его тело, к которому неожиданно почувствовала невероятное влечение.

Глава 32

Фрося ещё с вечера дала себе установку проснуться рано утром, и она её чётко выполнила.

Уже в шесть утра она выскользнула из-под одеяла, отстранившись с сожалением от тепла спящего мужчины.

Настя проснулась в ту же секунду, как только Фрося переступила порог комнаты, где она спала.

Женщины без лишних разговоров в скором порядке собрались, и, даже не попив чаю, вышли на мороз.

Перед уходом Фрося написала записку Олегу, сверху прижав сложенный пополам листок запасным ключом от её квартиры.

За час они домчались до деревни, где жила Настя и вошли, в её выстуженный за ночь, старенький дом.

— Настюха, а не пора ли тебе хоромы сменить или эти подновить, а может подумаем, как в город перебраться?

— Фрося, ты опять за своё, не лежит моя душа к городу, ведь на работу ездить согласилась только ради будущей пенсии, страшновато на старости лет без надёжной копейки остаться, на Саньку моего надежды мало, а Митька вернётся, что он будет в городе делать, а тут опять на колхозный трактор сядет.

Фрося спустилась в подвал и залезла рукой под основание балки, расположенной под потолком.

Она легко выгребла оттуда худой пакет и пересчитала оставшиеся там деньги.

В наличии было даже меньше, чем она рассчитывала, каких-то пятьсот рубликов.

Тщательно подсунула, вместо рублей, доллары, привезённые Аглаей, и поднялась в хату.

Настя к тому времени, одевшись в старый, но весьма тёплый овчинный тулуп и валенки, уже поджидала Фросю.

— Фросенька, возьми термос с горячим чаем и кой-какую еду нам на перекус и садись в машину, а я занесу соседке бутылку, и она тут похозяйничает вместо меня, у самой то у неё почти ничего нет, голь перекатная, баба хорошая, но пьющая.

Не прошло и десяти минут, Фрося увидела, как в сопровождении Насти какая-то женщина прошествовала в сарай, а затем её подруга с неизменной большой хозяйственной сумкой втиснулась на заднее сиденье.

— Ты, чего это назад залезла?

— Лапочка, боюсь своей одёвкой вид тебе испортить.

— Вот, дурёха, так дурёха.

И Фрося смеясь, завела машину.

На толкучке они заняли одно из свободных мест за облезлым прилавком.

Настя расстелила лист полиэтилена и выложила на него своё вязанье — шерстяные свитера, варежки, носки и какие-то детские вещи.

Фрося рядом устроила одну из кожаных курток, сшитых Таней.

— Настюха, проси для начала за эту курточку триста рубчиков, будут торговаться, за двести пятьдесят отдавай, а я пройдусь, надо осмотреться, что, да, по чём.

Фрося в своей норковой шубе представляла собой заманчивого покупателя, поэтому продавцы разного вида с удовольствием демонстрировали ей свой товар, оглядываясь, вытаскивая из-под прилавка дефициты всех мастей.

Через часик она вернулась к подруге, куртки на месте уже не было.

— Что, Настюха, ушла наша курточка?

— Фросенька, со свистом, за двести семьдесят отдала.

— Отлично, семьдесят наших, пойду к машине ещё две принесу, но выставляй по одной.

Когда она вернулась к прилавку, то заметила возле Насти стоящих двух парней, явно кого-то поджидавших.

Фрося не стала приближаться, а издали махнула подруге рукой.

Настя замахала в ответ, чтобы та быстрей подошла к ней.

— Голубушка, эти парни хотят купить такую же куртку, как их товарищ.

— Не пойдёт, мы с тобой явно продешевили, я видела, там такую за триста пятьдесят загнали.

— Мамаша, не гони пургу, мы две за пол штуки возьмём, век воли не видать.

Фрося сощурила глаза:

— Ты, чё недавно парашу нюхал или косишь под блатного?

Парень остолбенел, а второй тихо проговорил:

— Мать, давай без эксцессов, мы же на базаре, твоя последняя цена, сойдёмся, мерим, а если нет, то побежали дальше искать нужный нам товар.

Фрося оглянулась:

— Берёте сразу две, за шесть соток отдам, ни копейки меньше.

Ребята отошли, посовещались и вернулись:

— Давай мать, с тобой, похоже, особо не поторгуешься, мы согласны.

— Тогда, зайдём за наш прилавок на примерку, а то если сделаете ноги, мне не с руки за вами по толкучке бегать или искать, кто вам задницу надерёт.

Через десять минут обе стороны довольные друг другом мирно распрощались.

— Настюха, держи свою долю.

— Фросенька, ты не ошибаешься, сто тридцать пять рубликов здесь?

— Это твоя половина, свою я уже в сумочку спрятала, а хозяин получит то, что запрашивал.

— Ох, ты, моя господарушка, я тут своим вязаньем чуть на тридцатку наторговала, а ведь нитки тоже денег стоят, про работу я вообще молчу.

То, о чём ты мне давеча ночью говорила это и есть эти курточки?

— Нет, Настюха, это так мелочь, мне обещали партию товара ещё более стоящего.

— Так, пойдём уже отсюда, чего зря мёрзнуть, заработав махом такие деньжищи, будем что ли ждать с тобой, пока кто-нибудь ещё одни носочки купит.

Фрося отвезла Настю в её деревню и уже к обеденному часу была дома.

Записка лежала на том же месте, но ключ отсутствовал.

Фрося развернула листок — под её текстом прочитала написанное Олегом:

«Фросенька, принимаю ключ, как высшую степень доверия и дарованную надежду на будущие встречи.

После двух освобожусь и приеду к тебе, надеюсь застать дома, вылетаю завтра, с величайшим чувством душевного тепла, Олег.»

Фрося усмехнулась — надо же, душевного тепла, а, что нельзя было просто написать — с любовью…

Наверное, нет у него ещё ко мне той любви, о которой вслух кричат, а я бы уже могла бы во всеуслышание крикнуть, дурочка и есть дурочка, на седьмом десятке любви ей подавай.

Так, еды со вчерашнего дня осталось полно, приедет, разогреем, а пока позвоню подружке Андрея, надо, похоже, самой активизироваться.

— Анна Николаевна, это Фрося…

— А, почему так официально, разве мы с тобой уже давно не на ты?

— Не знаю, сорвалось так, видимо потому, что обращаюсь по важному вопросу, который мы с тобой обсуждали вчера.

Мы согласны, только продумай хорошо моменты личных контактов.

— Фрося, может заглянешь ко мне сегодня, переговорим, смотря, в глаза друг друга.

— Аня, диктуй адрес, вечерком нагрянем к тебе с Олегом.

— Фрося, очень симпатичный мужчина, поздравляю, он с тебя глаз не спускает, но я хотела бы поговорить с тобой без свидетелей.

— Не переживай, он тактично побудет в другой комнате.

— Договорились, жду.

Не успела отойти от аппарата, как раздался звонок — неужели Аня хочет добавить что-то к выше сказанному.

Звонил младший сын:

— Мамуль, как ты там, я всё утро тебе наяриваю, а в ответ тишина, хорошо, что, наконец, тебя застал, а то скоро за мной должен Андрей заехать, ведь мы с ним сегодня вылетаем в Новосибирск.

— Ах, Сёма, Сёмочка, за весь твой нынешний приезд мы с тобой двух предложений толком не сказали друг другу.

— Мамулечка, обещаю, что в следующий раз уделю тебе максимум внимания.

Ты, мне так и не ответила, как пережила эту ночь, после сильного удара, пропущенного от бывшей подруги.

— Сёмочка, я тоже тебе отвечу боксёрским термином — нокдаун был, но я от него оправилась, а нокаута уже не будет. Я правильно применила знакомые тебе слова?

Мать с сыном невольно рассмеялись.

— Мамуль, до свиданья, я тебя очень люблю, Таня передаёт привет.

И шёпотом:

— Она тебя, тоже очень любит.

После разговора с младшим сыном на душе у Фроси потеплело — к чёрту эту Аглаю, она уже давно порывалась нагадить мне в душу, и чего ей неймётся, мужика хорошего подцепила, дочки плотно стоят на ногах, в ней не нуждаются, живи, кажется, и радуйся, а что-то её гложет, а может быть обыкновенная бабская зависть, ведь хотела увидеть во мне стареющую понурую бабульку, а тут смотрит, а со мною рядом такой козырной мужик.