Изменить стиль страницы

— Что…

— Никаких вопросов! Помолчи! Это стихотворение. Я написала его вчера ночью. Да, иногда я пишу стихи и сжигаю их на свече. Они летят туда, высоко-высоко!

Она подняла глаза к небу, а потом вновь посмотрела на меня. Это был безумный, пылающий взгляд. Что с ней творилось? Я не знал.

— Подари мне еще один танец! — Она перешла на шепот. — Один, последний. Здесь, сейчас!

Я не мог с ней спорить. Мы снова, в который уже раз сплелись так же, как серебряные фигурки на цепочке. И начался танец. Без музыки, без зрителей, без назойливого «раз-два-три». Было в этом что-то жуткое, мистическое. Жанна почти не открывала глаз, всецело подчинившись моей воле. Изредка ее губы шевелились, будто она что-то шептала. Молитву? Стихи?

В какой-то момент я заметил, что по ее щекам текут слезинки.

— Хватит! — воскликнула она, и я остановился. — Не могу больше. Я обещала тебе сюрприз. Господи, какое глупое слово! Пусть это будет не сюрприз, а просто — ЧТО-ТО! Так лучше. И я хочу, чтобы ты сказал, правильно ли я все сделала. Ты сдал мой экзамен, а я хочу сдать твой.

Очень медленно она обняла меня, прижалась так, что я ощутил жар ее тела. Бледное лицо было совсем близко. Ближе и ближе…

Я испугался. Этого момента, которого я вожделел столько лет — я испугался его. Проще было станцевать еще миллион вальсов на глазах тысяч зрителей. В памяти вспыхнули рыжие волосы Элеоноры. Да, она меня научила. И сейчас все должно получиться…

Но все было иначе. Губы Жанны слегка коснулись моих губ. Я замер. Несколько секунд она тоже не двигалась. Потом ее губы чуть-чуть разжались. Это не был страстный поцелуй. Это было именно то, о чем я мечтал, не больше и не меньше. Жанна нежно сжала губами мою верхнюю губу, потом нижнюю. Я осмелился обнять ее. Положил одну руку на талию, другую — сначала на плечо, потом на затылок.

Она приоткрыла рот, и то ли вздох, то ли тихий стон легким ветерком прошелестел по моей щеке. И снова продолжался этот робкий поцелуй, остановивший ход времени и уничтоживший все пространство, кроме того клочка земли, на котором мы стояли.

— Так? — прошептала она, не открывая глаз.

— Да, — выдохнул я.

Она отстранилась от меня. На щеках появился румянец, губы тронула улыбка.

— Теперь мы в расчете! — воскликнула Жанна.

Она ступила на скамейку, с нее — на столик и встала на нем, глядя в небо, отведя руки назад, словно летела куда-то туда, куда улетали ее сгоревшие стихи.

— Возможно, я сойду с ума, — заговорила Жанна. — Но я сойду с ума — сама! Никто уйти не запретит. И телефон не зазвонит! Гори огнем и жизнь и смерть! Не стану больше я терпеть. Лишь тот, кто примет всю меня, услышит: «Я люблю тебя!»

Она рассмеялась в небо, а потом повернулась ко мне, и я подавил желание отступить. У нее было лицо сумасшедшей.

— Кто за кого боролся, я тебя спрашиваю? — воскликнула Жанна. — Молчи! Сегодня ты не скажешь больше ничего. Ты считаешь, что боролся за меня? Но за тебя боролась я! За тебя, понимаешь? Думаешь, я не знала, что Маша — великолепная танцовщица? Да ведь это именно она давала мне когда-то уроки. Было, было такое. Кто толкнул тебя к ней? Это была я. Знала, чем все у вас закончится. И боролась — за тебя! За вас! Два дурака юродивых! Да вы ведь ближе друг другу, чем брат и сестра! А я? Что ты обо мне знаешь? Кто я? Да я сама себя не знаю!

Она перевела дыхание. Слезы струились по щекам, плечи содрогались.

— Пусть так, — уже тише сказала она. — Пусть я проиграла в этот раз! И пусть я буду страдать. Это моя жизнь, моя судьба, мой выбор! Я уйду. Вернусь туда, на звездное небо, откуда я и спустилась — для тебя. Закрой глаза. А когда ты их откроешь, на небе вспыхнет новая звезда. Смотри на нее и плачь. Смотри и вспоминай свою Звездочку!

Это было сродни гипнозу. Я не мог противиться — просто закрыл глаза. Тишина и темнота обнимали меня, окутывали со всех сторон. Когда этот вакуум стал пугающим, я открыл глаза. Жанны не было. Я один стоял в пустом дворике, и на губах таяло воспоминание о поцелуе.

Я посмотрел на небо и готов был поклясться, что увидел, как там вспыхнула новая звезда. Ее не было секунду назад, и вот — появилась.

Ноги подкосились. Я упал на колени, тяжело дыша. Не мог сдержать слез, не мог сдержать крика. С этого момента мое сознание начало распадаться на части. Я уже не видел цельного мира — только какие-то вспышки, осколки.

Чужой дом, детская горка, мусорный контейнер… Наверное, я куда-то шел. Еще одна вспышка — я сижу на скамейке возле своего подъезда и смотрю на экран мобильного телефона. Кому я хотел позвонить? Не помню…

В списке контактов я нашел номер Бори. Не решился звонить. Отправил сообщение: «Как дела?»

Сообщение улетело в неизвестность. Я продолжал таращиться на экран. Появилась заставка с часами. Половина второго ночи. Куда ушло столько времени?

Телефон зажужжал, принимая ответное сообщение. Я нажал кнопку и прочитал: «Все отлично. Занимался сексом — действительно великолепная вещь!»

Снова тьма. Когда сознание вернулось, я увидел, что идет вызов. Слышал тихие гудки. Похоже, я звонил Боре. Быстро поднес трубку к уху.

— Да? — голос Брика.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я каким-то чужим, жутким голосом.

— Секс? — переспросил тот. — Я имел в виду половой акт.

До меня донесся сонный голос. Хотелось бы мне не узнать его, но это был голос Маши. Должно быть, спрашивала, кто звонит.

— Выйди в другую комнату, — попросил я.

Боря хмыкнул, но, судя по звукам, послушался.

— Я на месте, — отчитался он. — Что, что-то не так?

Наверное, я уже не мог испытать больше отчаяния, и поэтому забота о друге вышла для меня на передний план.

— Ты… ты хотя бы «вытаскивал»? — спросил я. Слова эхом грохотали в моей внезапно опустевшей голове.

— Неоднократно. В этом же вся суть, насколько я понял? Возвратно-поступательные движения…

Тьма снова накрыла меня. Что я говорил в трубку в это время? Не знаю. Наверное, читал лекцию о безопасном сексе. Потому что когда сознание в последний раз ко мне вернулось, я лежал в своей постели и читал новое сообщение: «Я попробовал еще раз, предохранялся. Теперь все нормально?»

«Да», — ответил я. И мир окончательно исчез.

Глава 13

Разбитое стекло

В темноте слышится ритмичное постукивание — такое успокаивающее. Сквозь сон я пытаюсь понять, что это. Открывать глаза не хочется. Век бы провести в этой темноте, опутывая мыслями повторяющееся постукивание. Но кто-то ждет моего пробуждения. Кто-то, кому я нужен.

Я открыл глаза и сел, опершись руками о столик. Немного кружилась голова. Посмотрел перед собой и увидел сидящего напротив в точно такой же позе Брика.

— С пробуждением, — улыбнулся он. — Долго же ты.

Ну да, точно. Мы с ним едем в поезде. Бежим, скрываемся. Как я мог решиться покинуть все, что знал? Не помню. Значит, так было нужно. Значит, помочь Брику гораздо важнее, чем сохранить остатки собственного благополучия.

За окном непроглядная темнота. Наверное, поезд двигался через совершенно безлюдную местность или же сквозь туннель. Тьма усугублялась лампочкой, освещающей небольшое купе.

— Чем ярче свет внутри, тем гуще тьма снаружи, — сказал Брик.

— Я же просил тебя не читать мои мысли, — проворчал я. — Куда мы едем?

Брик приподнял брови.

— Ты разве не помнишь?

— Не могу вспомнить. Знаю, что мы бежим, но куда…

Брик ответил не сразу. Он нагнулся, достал откуда-то рюкзак и, покопавшись в нем, выложил на стол карандаш, катушку ниток и гайку. Я молча наблюдал за его приготовлениями.

— Физика — это великая наука, — сказал Брик, отрывая большой кусок нитки. — Она может объяснить практически все процессы, происходящие в мире. А там, где физика бессильна, в дело вступает химия, а уж затем — психология, во всей ее многогранности.

— И что?

Боря сложил нитку в несколько раз и к одному концу ее привязал гайку. Другой конец намотал на карандаш.