– Почему? Почему ты так поступаешь со мной? – хнычу я, чувствуя, что у меня не хватает сил оттолкнуть его, я и не хочу. Я хочу крепко держать его и никогда не отпускать. Я ощущаю себя полностью сломленной.

– Мне жаль, – говорит он, поправляя мои волосы. Но вместо того, чтобы почувствовать утешение, у меня такое ощущение, что я беспомощный щенок, которого сейчас усыпят в приюте для животных.

– Нет, тебе не жаль, – ошеломленно говорю я. Я даже не понимаю, что всё это происходит в данный момент. Могу только смотреть сквозь него. И я ничего не вижу.

– Нет, мне жаль, – тихо говорит Кэл мне на ухо. Я не замечаю и намёка на сарказм или веселье в его голосе, что заставляет меня плакать ещё сильнее.

Я ещё крепче обнимаю его и смотрю ему в глаза.

– Не заставляй меня просить тебя остаться, – я начинаю плакать ещё сильнее. Я даже не могу контролировать, что говорю, что ощущаю. У меня такое чувство, будто всё вокруг меня рушится.

– Если бы я мог, – отвечает он шёпотом.

– Нет! Даже не смей выставлять это так, словно ты не можешь ничего сделать. Если бы хотел остаться, ты бы остался!

На это у меня уходят все силы, но я высвобождаюсь из его объятий. В глазах всё настолько расплывается, что я вижу только его очертания. Чувствую, как его руки обнимают меня за талию, и его губы целуют мои. Я даже не отвечаю. Не могу. Я хочу поцеловать его в ответ, обнять его, но я вся онемела, настолько, что не могу реагировать, я слишком беспомощна, чтобы оттолкнуть его. Я даже не могу осознать это, не могу поверить в то, что он целует меня в последний раз, в последний раз прикасается ко мне. Я закрываю глаза, притворяясь, что всё это плохой сон, и что я проснусь в любой момент. Но когда его губы отрываются от моих, я знаю, что не проснусь. Это не кошмар, это на самом деле.

Теперь я чувствую его губы на моей щеке.

– Ты справишься с этим, – говорит Кэл после того, как целует меня в щёку. – Тебе придётся.

Я вытираю глаза и бросаю быстрый взгляд на него, прежде чем в них снова всё расплывется.

– Если ты уходишь, так уходи! – говорю я, стараясь удержать последнюю каплю достоинства, что у меня есть, единственное, что не позволяет мне умолять его остаться со мной. Я злобно поднимаюсь и смотрю ему в глаза.

– Уходи, – я толкаю его. – Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя, чёртов ублюдок! – я начинаю бешено бить его в грудь, в истерике, задыхаясь от рыданий, а он стоит и принимает это, даже не пытаясь остановить меня. Он тоже выглядит опустошённым, и я ненавижу его за это.

Ненавижу это, даже в эту секунду, я надеюсь, что с ним всё в порядке. Ненавижу то, что выражение его лица смягчается, и он кажется уязвимым. Это всё обман: Кэл пытается показать, что на самом деле ему не хочется уходить. Как он может так поступать, а мне его всё равно жалко? Почему в этот самый момент я переживаю за него?

– Просто иди, – хнычу я.

Усаживаюсь на пол, не хочу больше ничего чувствовать, даже удобство кровати, которую мы раньше делили. Наверное, ему непонятно, но это не важно, потому что ему всё равно. Я не могу поверить, что его волнует всё это, не сейчас. Я должна поверить в это. Я не отпущу свою злость. Это всё, что я могу удержать.

Альтернатива ещё хуже, но я чувствую, как она берёт верх. Она уже вот-вот победит, и я молюсь про себя, что Кэл уйдет прежде, чем меня накроет, потому что я уже на грани. Это вырывается из подложечной ямки – отчаяние. Я сжимаю кулаки вместе и под руками. Слышу приближение его шагов. Он уже возле меня, и мгновение спустя его шаги слышатся отдаленно, всё дальше и дальше с каждой секундой.

А затем закрывается дверь, и у меня такое чувство, будто у меня остановилось сердце. Я поднимаю голову и вижу, что его нет. Моя имитация молитвы сработала, и то отчаяние, разраставшееся у меня в животе, теперь перерождается во что-то ещё, что-то ещё более пугающее – полное и абсолютное горе.

Я закрываю глаза и теперь молюсь, чтобы быстрее уснуть. Я хочу, чтобы этот момент закончился, закончилась эта жизнь, которую я начала – и в которой я теперь в ловушке, одна. Моя единственная временная привилегия – это сон. Я закрываю глаза, сжимая их как можно сильнее, и больше всего на свете хочу уснуть, и побыстрее. Но я не могу, не через несколько минут, ни через час. Такое ощущение, что я в ступоре, пялюсь на часы над моей кроватью. Когда я слышу, как дверь снова открывается, сердце начинает биться как бешеное, но я закрываю глаза, почти что боясь увидеть его. Интересно, забыл ли он что-то здесь – ключи, или что-то достаточно важное, чтобы взять с собой. Я всё ещё лежу с закрытыми глазами и пытаюсь замедлить своё дыхание, когда слышу, как Кэл двигается возле меня. Надеюсь, он быстро возьмёт, что ему нужно и оставит меня в своём отчаянии.

Я снова слышу его шаги возле себя. Задерживаю дыхание, словно хочу не дышать до тех пор, пока он не исчезнет. Но когда его руки оказываются подо мной и поднимают меня, я совсем перестаю дышать. Боюсь дышать, и делаю вдох только тогда, когда Кэл кладёт меня на кровать. Он поднимает мои ноги, снимая мои туфли, или что он там делает. Разве я что-то говорю? Разве я его выгоняю? Мгновение спустя меня накрывают прохладные простыни. Затем его губы нежно целуют меня в лоб, и я чувствую себя оцепеневшей, зная, что он думает, что я сплю. Его шаги снова отдаляются, свет выключается, открывается дверь, и то чувство, что било во мне ключом до этого, снова рвётся наружу в полную силу, и я вырываюсь из своего состояния зомби.

– Ты можешь остаться? – выпаливаю я и сразу же жалею об этом. Он останавливается на полпути, спиной ко мне – и тишина, и я вспоминаю, что должна спать. Но я «проснулась», наказывая его за его любезность по отношению ко мне.

– Только-только пока я не усну, – мне удаётся выдавить эти слова так, чтобы мой голос не надломился, без самодовольства, с которым я говорила раньше, как измученная и злопамятная женщина, которой стала за последние пару месяцев.

Кэл ничего не отвечает, но снова подходит к кровати. Я медленно понимаю, что мои пальцы запутались в простыни. Он садится на край кровати, всё ещё не смотря на меня, оперев локти о бёдра и сложив руки в замок. Я ощущаю, как в груди начинает что-то жечь, а после появляется и жжение в горле. Через несколько минут я уже не смогу перестать плакать.

Я сразу же жалею о том, что попросила его остаться. Говорю себе, что ему пришлось задержаться из-за жалости, или какого-то испорченного чувства долга, исполняя последнюю просьбу отчаявшейся жены. Жены, которая даже не знает, куда он, чёрт возьми, едет и почему он сидит так далеко от меня на нашей кровати, словно я отвратительна? Я передумала. Хочу, чтобы он ушёл, но не могу сказать ему об этом, не выпустив наружу то, что не смогу контролировать. Так что я быстро ложусь на кровать, натягиваю простыни на лицо и стараюсь изо всех сил рыдать как можно тише.

Его вес переносится, и я понимаю, что он встал. Я знала, для него это будет слишком. Зачем ему надо сидеть здесь и заниматься этим? Он всё равно уходит, и то, что Кэл здесь сейчас никак не улучшит ситуацию. Ему вообще не стоило заходить сюда снова. Ему надо было оставить меня в печали, лежащей на полу, одну. В конце концов, именно это он, по сути, и собирается сделать.

Когда с меня стягивают одеяло, это как будто мне в лицо плеснули водой. Когда Кэл забирается на кровать рядом со мной и притягивает меня к себе, это спокойствие, так что борьба с ним почти что вызывает у меня головную боль. Мой разум говорит мне оттолкнуть его, отвергая любую другую мысль.

Я пытаюсь сделать это, кладя руки ему на грудь, но Кэл прижимает меня к себе сильнее, обнимая меня своими сильными руками, и я больше не пытаюсь драться. Он крепко держит меня. Я чувствую, как быстро бьётся его сердце, но когда смотрю на него, то его лицо спокойно. Кэл смотрит сквозь меня, и я задаюсь вопросом, здесь ли он сейчас, со мной ли. Не знаю, хочу ли я, чтобы он был со мной, но я точно знаю, чего хочу.

Поворачиваюсь в его объятиях, и Кэл опускает взгляд на меня. Я подношу губы к его губам и надавливаю на них, задерживая дыхание насколько возможно. И когда он отстраняется, у меня замирает сердце, и я не могу посмотреть ему в глаза. Быстро встаю с кровати, но он хватает меня за руку. Мужчина выглядит смущённым и запутавшимся, и от этого всё становится ещё хуже. Единственное, в чём Кэл никогда не отказывал мне – это в поцелуе, прикосновении, его теле – всё это было моим, и то, что он сейчас делает, сломило мой дух.