— Патьо, так ты понял… — снова берет инициативу режиссер. — Раскованность, и сразу же в одземок… Остальные радостно, певуче! Черт нас всех возьми, как прекрасны наши горы!

Вопреки бодрому восклицанию режиссера, которое он любил повторять как присказку, активности и энергии присутствующих заметно убыло. Те, кто больше всех острил в темноте, теряли бодрость и веселье, как проткнутый детский шарик. Они грустнели, уголки ртов у них опускались, и только решительные приказы режиссера еще в состоянии были вызвать на их лицах вымученные улыбки.

Дни съемок бегут быстро, как дни отпуска. Пекар в творческом пылу уже потерял им счет, каждая минутка с утра до ночи у него занята. Поэтому он не замечал, что имитатор Дуланский в последнее время начал вести себя как-то странно. Оглядывается, будто страдает манией преследования, перестал ходить обедать в столовую общепита, не ставит печати на обеденные талончики и в буфет тоже не заглядывает. Торопливо сжует где-нибудь на рампе сто граммов диетической колбасы и разговаривает с одной козой. С ней он проводит все свободное и рабочее время, словно помешался. Напрасно над ним подшучивают:

— Вот если бы она еще умела стряпать!

Однажды после обеда, когда над городом повисла свинцовая туча, обещая раннюю летнюю грозу, Дуланский заманил Пекара в лифт под прозрачным предлогом, что хочет показать ему кое-что интересное на восьмом этаже. Как будто Карол не мог сообразить, что у здания бывшего банка нет никакого восьмого этажа.

Между этажами Дуланский вдруг нажал кнопку «Стоп» и многозначительно посмотрел на Пекара. Это было весьма странно, и владельцу козы подумалось, что у имитатора не все дома и, может быть, придется дать ему по башке, чтобы привести в норму. Пекар решил, однако, выждать, пока тот не проявит агрессивности, и беседовать с ним как ни в чем не бывало на самые отвлеченные темы, ну, а если понадобится — защищаться как лев. Он не раз слыхивал про девиц, которые сладкими разговорами спасали от злодеев кое-что.

— Мы здесь одни? — спросил шепотом Дуланский. — Тс-с! У стен тоже есть уши. Вы ничего не заметили?

Карол осмотрел лифт, но, кроме нескольких не совсем пристойных рисунков на стенках, ничего подозрительного не обнаружил. Было, правда, одно интересное признанье:

А рука какого-то грубияна приписала чуть ниже:

— Что такого я должен был заметить? — изумился Пекар.

— Все. Это не случайно!

— Что?

— Абсолютно все. Все взаимно сцеплено, как шестерни. Мы жертвы разветвленного заговора…

— Ну-ну, не пугайте. У вас фантазия разыгралась…

— Не успокаивайте меня, я здесь работаю сто лет, я не слепой.

— Пожалуйста, не делайте из мухи слона!

— Не так громко! — зашипел Дуланский предупреждающе и подмигнул Пекару, который пока ничего не понял. — Вспомните события последних дней, это были не случайности!

— Вы что, с ума сошли?

— Давайте проанализируем события. Помните, на студии три недели назад упала кулиса?

— Ну и что?

— Она должна была упасть на нашу козу! Рискуя получить травму, я сумел эвакуировать бедняжку в безопасное место. Между тем никто из рабочих сцены не был в этом повинен!

— Конечно, так они вам и сознаются в таком разгильдяйстве!

— Ладно, хорошо, продолжим, может быть, у вас под давлением аргументов откроются глаза! Помните несчастный случай на винтовой лестнице?

— Какой еще несчастный случай? Это же была хохма!

— Хороша хохма! Масло на лестнице! Кто-то чертовски точно определил, что ступени, политые маслом, становятся опасными для жизни! К счастью, я тогда галантно пропустил вперед гримершу…

— Но она дама пышная, и падение с лестницы ей не повредило… И это все, что вас так напугало?

— Опомнитесь, пан Пекар, опомнитесь, пока не поздно! Вспомните, как в гардеробе у актеров началась утечка газа именно тогда, когда там не было никого, кроме козы! Мол, кто-то хотел сварить себе кофе, кипяток убежал и потушил газ, ха-ха!

Пекар вспомнил. Имитатор Дуланский тогда учуял газ и, опять же рискуя собой, бесстрашно, прижав носовой платок к губам, ринулся в гардероб, закрыл кран и вынес млекопитающее из зараженного района. Искусственное дыхание по методу «рот в рот» и несколько лечебно-восстановительных упражнений вскорости привели козу в состояние духовного и физического равновесия.

— Тоже мне происшествие, — легкомысленно отмахнулся Пекар.

— Вам и этого мало? Среди нас находится преступник!

— Не пойман — не вор!

— А вы начнете действовать, когда уже будет поздно!

— Нельзя никого подозревать на основании сомнительных улик, — воспользовался Пекар где-то вычитанной фразой. — Просто серия несчастных случайностей.

— А вот это что? — Дуланский торжественно вынул из кармана мешочек и высыпал из него разные предметы: иголки с нитками, самописки и обыкновенные ручки, юбилейные значки, горсть таблеток и еще всякую всячину. — Все это я нашел возле нашей милой козочки.

— Мой карандаш! А я-то думал, что у него выросли ноги! — обрадовался Пекар, пока Дуланский считал пальцем таблетки.

— Алгена, алнагон и суперпирин, пятьдесят таблеток, опасная доза! Я отдам их на исследование в лабораторию на киностудии Баррандов, у меня там знакомые. Будьте мужественны! Я располагаю доказательствами, что ваша супруга недавно была в аптеке и закупила там множество лекарств.

— У подозреваемой есть алиби. Она действительно все время принимает что-то от головной боли, желчного пузыря и пониженного давления. Некоторые предметы мне кажутся знакомыми, но делать выводы было бы преждевременно. Может, этот карандаш даже и не мой, а просто такой же.

В шахте уже грохочет стук нетерпеливых ожидающих. Дуланский побледнел еще больше.

— Слышите — это нам стучат, — сказал Пекар, хотя и так было ясно, кому стучат. — Пусть это пока останется между нами, обратиться в профсоюз никогда не поздно. Каждый из нас по-своему подозрителен!

Дуланский дрожащей рукой нажал кнопку ПЕРВЫЙ ЭТАЖ и, захлебываясь, начал плаксиво клясться:

— Пан Пекар, я от вашей подопечной зависим не только материально, меня связывают с ней глубокие духовные узы дружбы и неизгладимость неповторимых впечатлений! Так будем же начеку!

По всей вероятности, других тоже связывают с козой какие-то узы, во всяком случае, так им кажется, пока Пекар не убедит их в противном. К примеру, следующим утром мы видим его в выходном костюме, энергично гуляющим по коридору Дворца правосудия. Коза ждет его, привязанная к мусорному ящику, и ей этот храм правосудия совсем не по душе.

Неподалеку в ожидании разбирательства расположилась группа красочно одетых сограждан с более темным цветом лица, из тех, которых мы уже видели совершающими незаконные торговые операции с медальонами Кеннеди и Клеопатры. Они коротают время возле портативного телевизора. Когда раздаются позывные смотра шлягеров, все чинно рассаживаются вокруг телевизора, как вокруг костра, и нам, у которых транзисторного телевизора нет, видно из-за их голов, что первую и самую популярную в этом кругу песенку спела какая-то вихляющаяся перед микрофоном певица, рядом с которой стояла наша артистка — козочка.

От группы зрителей отделяется длинноногая и большеглазая девочка с судебной повесткой на имя отца в руке:

— Подпишите мне, дядя, я коллекционирую актеров и певцов…

Такой успех согревает душу Пекара, хотя явился он к нему не совсем кстати. После самой смелой решились и остальные дети, обступили его и суют ему самые разные, но все официальные бумаги, чтобы он дал им автограф. Высвободился он из их круга только после того, как секретарша прокричала на весь коридор:

— Судебное разбирательство: Карол Пекар против эстрадного ансамбля «Заря»!

— Пан Пекар! — обратился к нему председатель суда. — Вы обвиняете эстрадный ансамбль «Заря» в том, что он поставил эстрадную программу «Четыре козы, пятый козел» на низком художественном уровне и, злоупотребляя фотографией вашей козы на своих плакатах, выступал с названной программой в наших деревнях и селах, чем, по вашему мнению, бесстыдно злоупотребил в целях собственного обогащения актерской популярностью и добрым именем вашей козы…