— Все, что не запишу, забуду. Заметки — моя вторая память. Стареем. Кстати, коза. Всякий зрячий видит — тут случай ясный. С такими мы сталкиваемся ежедневно. У нас бывали дела и потруднее. Не надо вешать носа. Ничего страшного. С другой стороны, меня тоже надо понять.

— Я не хочу зря надоедать… — испугался Пекар, как бы разговор снова не соскользнул в нейтральную безличную плоскость. — Сколько раз мы с Мики вас вспоминали! На тех горнолыжных…

— Если бы вы знали людей! — прерывает его Янко тоном, по которому, впрочем, ясно, что Пекар среди них светлое исключение, и со знанием дела взвешивает в руке портфель с пересортированными бумагами. — Собственные дети знают меня только по фотографиям. Система воспитания в детсадах кажется мне еще не до конца продуманной. Впереди у нас еще много работы.

Издай он сейчас директиву, и Пекар бы с усердием взялся за улучшение воспитательной системы в детсадах, он бы и ясли вывел на чистую воду. Но Янко вместо этого ловко, как фокусник, вынимает еще из одного скрытого кармана собственную фотографию и раньше, чем Карол успел завладеть ею, снова чудом ее прячет. Так же неожиданно он меняет и тему разговора:

— Вот был бы у вас сюжет для современной комедии! Я бы с руками оторвал. Нету? Жаль.

— Не сердитесь… — бормочет Пекар удрученно, ибо до сих пор действительно и в мыслях не имел сюжета для комедии, тем более современной. Но Янко его не упрекает.

— Ни у кого нет. Я не один решаю дела, это ясно. Хорошая вещь, если человек в нее верит, пробьет себе дорогу сама. Куда вы подали заявление, чтобы получить гараж? С «Взаимопомощью»[88] связываться не советую, это несолидно. Я знаю один подходящий кооператив.

После такого совета Пекар ни за что не стал бы обращаться во «Взаимопомощь», видно, это дело дурно пахнет. О гараже он до сих пор не помышлял, равно как и о машине, но если когда-то речь об этом зайдет, то он решительно обойдется без «Взаимопомощи».

— Вы не могли бы все же более конкретно… ни к чему не обязывающе, приблизительно, когда…

— Мой милый, — Янко поправил что-то во вновь найденных бумагах, — сегодня вы что-то пообещаете, а завтра узнаете о чем-то совершенно другом. Мы сами себе вредим. Вначале большие планы, а в конце сокращенный бюджет. Спасибо, не курю. Если появится идея для телепостановки, тогда другое дело. Сразу же дайте знать. Достаточно названия и аннотации в три строчки. Герои, среда. Хотя это не совсем по моему профилю. Но такое впечатление, что от этого все уклоняются. Сатира на эстраде? Ни слуху, ни духу. До хорошего юмора мы не доросли.

— Я не хочу бесплатно, я отблагодарю… — обещает Пекар.

Эту тему Янко считает чрезвычайно недостойной.

— Об этом, естественно, не может быть и речи. Я сам больше всех желаю, чтобы все вам удалось. Может быть, нужна квартира побольше?

— У меня есть.

— Одна загвоздка. Микрорайон, живет одинокая вдова. Взамен требует однокомнатную квартиру. Знаю, в микрорайон идти никто не хочет. В общем, в четыре в «Маленьком Муке». Договорились. Будьте точны, у меня будет только минутка свободного времени. Хорошее дело обязательно выявится само собой.

И вдруг Янко и след простыл. У Карола осталось только благостное чувство, что он сидел с важной персоной, которая нашла для него немного свободного времени. Карол растерянно, но с обожанием смотрит на стул, на котором еще минуту назад сидел его потенциальный благодетель, покровитель. Возможно, не творческий работник в обычном смысле слова, но отличный менеджер. Пекар рассеянно жует стебель розы и не знает, что ему выбрать из неопределенных иносказаний, он не владеет этой словесной игрой намеками. И уж совсем не понимает, почему очередное свидание должно состояться через несколько часов в тот же день. Он даже не подозревает, что и такой короткий промежуток времени может изменить ситуацию.

Такова горькая правда жизни: пока мы тщетно стремимся проникнуть в царство искусства через одну дверь, не исключено, что нас в это время тщетно ждут возле другой. Это не наша мысль, ее высказал по телевидению Кунг Фу, когда его однажды избили в каком-то восточном пассаже. А то бывает, что перед нами приоткрываются врата искусств, но мы в этот момент стоим в очереди за мандаринами. Мизерные ошибки в координации вызывают катаклизмы направлений в искусстве, вследствие короткой памяти остались забытыми несколько поколений, не говоря об авангардах вообще. Если бы у Пекара была наготове современная комедия, вся наша банальная история пошла бы совсем по другому руслу и о козе мы, может быть, и думать бы забыли. Она жила бы в нас, это верно, но только как неосуществившийся сон, воспоминание о первой попытке танцевать вальс.

Например, у многоопытного старшего режиссера не выходит из головы сцена в вагоне, заснятая Крупецким. Не то чтобы он не мог обойтись без нее, боже упаси, конечно, нет, таких сцен он сам напридумывает сколько захочет. Но то, что в ней что-то было, это он признает. Занятый этой мыслью, он чертит на листке перед собой все новые и новые козьи головы, размещая их полукругом над собственной заметкой:

Он приказал принести ему из университетской библиотеки всю популярную литературу о козе. Конечно, с популярной литературой в библиотеке трудности. Если она действительно популярная, то она либо на руках, либо ее выдают только в читалке, так что перед режиссером лежат лишь два экземпляра этой самой популярной литературы. Опус «СОБИРАЕМ ЛЕСНЫЕ ЯГОДЫ И ГРИБЫ» попал в разряд козологической литературы, скорее всего, по ошибке. Остается «Монография о скульптуре «Мальчик с ягненком на плечах» Пикассо.

Конечно, у ягненка с козой много общего, но старшего режиссера это удовлетворяет не совсем. Он рассматривает эскизы к скульптуре, кладет ладони на открытую книжку и минуту задумчиво вглядывается в дали своего детства. Назойливая муха заставляет его очнуться, и он решительно и убежденно пририсовывает мальчику на рисунке усы.

Во дворе загромыхало такси, более признанный подошел к окну и высунулся, не опасаясь головокружения, поскольку окно было первого этажа.

— У вас что-нибудь есть?

От его упрекающего взгляда наша знакомая Мартушка прячется за таксиста.

— Пока ничего, но мы работаем… — отвечает она, готовая вот-вот разреветься, и показывает в окно блокнотик, полный адресов интересных статистов.

— Платка у вас тоже нет. Так чего же вы плачете, если вам не во что уткнуть нос, — успокаивает ее более признанный и в знак капитуляции выбрасывает в окно белый носовой платок. — Если что-то появится, сразу сообщите мне. Ради хорошей идеи меня кто угодно может разбудить хоть в полночь…

Кафе-эспрессо «Маленький Мук» в поздние послеобеденные часы служит той же цели, что и барокамера при подъеме водолазов с больших глубин. Предупреждает осложнения, происходящие от резких изменений окружающей среды. Сюда приходят группками после полуслужебных встреч в винных погребках старшие представители среднего поколения с портфелями в руках; здесь, за коньяком и кофе, они восстанавливают вкус и волю для того, чтобы спустя некоторое время лучшие из них, не страдая последствиями кессонной болезни, могли перейти в ночные заведения более высокой ценностной группы.

Здесь все — и потери, и находки.

— Вы взяли мой шарф! Он лежал вот тут.

Один где-то забыл шарф, другой хмуро смотрит на свежепрожженное сигаретой пальто. Кто-то загородил вход силоновым мешком завода «Словнафта» с кустами смородины сорта «Девинская крупноплодная» и не дает о себе знать.

Здесь шумнее, чем в аэропорту во время прилета земляков из Америки. Изменники общества, купленные с потрохами подкаблучники, трусливо ретируются к супругам. Колеблющихся агитируют перед входом и силком втягивают внутрь. Тщетно ссылаются они на необходимость перекопать садик, на долго ожидаемый приход монтера, который должен починить в телевизоре вторую программу, — кофеек и стаканчик на прощанье еще никому не повредили. Стародавние предвыборные кампании и те не могли быть шумнее.