…

– Бабушка, давай я тебе помогу! – говорила сияющая здоровьем молодая женщина в белом хлопчатом платье. Её белозубая улыбка, создавая контраст со смуглой кожей, будто озаряла всё вокруг непреходящей радостью жизни. Чёрные курчавые волосы были перехвачены спереди белым, сложенным несколько раз платком, наподобие ободка, и завязанным сзади.

– Что ты, деточка, мне Аэра поможет. Он наверное уже пришёл, опять уткнулся в свои книжки… И что он в них находит? Вот скажи мне, дочка…

Улыбка сошла с лица молодой женщины.

– Бабушка, помнишь, я говорила тебе… А ты опять… Ты же тогда всё поняла, и мы с тобой плакали…

– Что, милая, поняла? О чём ты? Посмотри, какая ты красивая. Я уже совсем почти ничего не вижу, но лицо твоё передо мной… Не хочу, чтобы ты плакала, Ния. Да тебе и замуж пора. Куда смотрит Аэра! Я бы на его месте…

– Бабушка! ... – сдавленно прошептала женщина, закрыла лицо руками и убежала.

Палящее солнце застыло белой массой в зените, небо налилось тяжёлой синевой, чувствовалась мощь и сила в лёгких дуновениях ветра, и старые знающие люди сказали бы, что приближается гроза.

– Да что с ней такое… – озабоченно сказала старуха, поставила корзину с фруктами на землю и посмотрела вслед Ние невидящими глазами. Старое измождённое лицо несло печать боли и выражало недоумение. Неру тяжело наклонилась и кряхтя подняла корзину.

– Аэра… Почему не поможет мне? И почему мне нельзя об этом говорить?

Старая худая Неру была закутана в большой белый видавший виды палантин. Согнувшись в три погибели, она поплелась к своему дому. Но она не прошла и половины пути, как кто-то сзади подхватил корзину.

– Бабушка, это я, Ния. Прости меня, я не сдержалась... Я помогу тебе.

– Спасибо, дочка. А ты убежала, заревела…. Чует моё сердце нелады... – горестно сказала Неру и, покорно склонив голову, пошла за молодой женщиной, с трудом передвигая старые ноги.

В доме, на каминной полке, стояла фотография в рамке. Это был её внук, Аэра. Тёмная кожа, курчавые короткие волосы, почти детское улыбающееся лицо. Пухлые губы. Одет он был в белый скафандр, потому что был астронавтом и летал к звёздам.

…

Старейшина простёр длани кверху, взывая к своему богу. Меллы, окружавшие его, почтительно последовали его примеру, и их тонкие конечности тоже взметнулись вверх. Но на этот раз Ликлянин дал знак своему племени разойтись и заняться другими делами: сейчас ему нужно было побыть наедине с богом, чтобы принять нужное решение. Голоса стихли. Серебряное свечение вокруг становилось всё слабее – пещерные жители послушно удалялись вглубь пещеры. Вскоре Ликлянин остался один на самом краю пропасти. Незваная гостья только что покинула их на своём чудесном плавучем шаре. Меллы не хотели причинять ей никакого прямого вреда – их богу это было неугодно. Но чтобы защитить себя, нужно было наложить запрет на её воспоминание об этом месте. К счастью, это было более чем просто, для этого не потребовалось даже усилий общего разума, а тем более не нужно было взывать к богу. Ликлянин использовал свою ментальную силу и страх, переполнявший чужеземку, для наложения запрета на воспоминание. Но сейчас, оставшись наедине с собой, он почувствовал, что не может сам принять решение. Нужна была помощь Танна, их могущественного бога. Танн, сотворивший мир, давший жизнь меллам, создавший лёд для защиты меллов, наполнивший океан, он должен помочь им и сейчас. Ликлянин припал к земле всем своим тщедушным тельцем и вновь простёр длани навстречу Танну. Сложил вместе скрюченные жёлтые пальцы, как делал всегда, когда молился богу. В своей мысленной молитве старейшина маленького племени просил дать знак о том, как следует ответить на новое вторжение чужаков. Меллы были очень древней расой, и в их коллективных воспоминаниях сохранились почти все этапы эволюции, приведшие их к нынешнему облику и состоянию души. В огромной памяти не было никакого упоминания о существах, с которыми приходилось встречаться сейчас. Когда это произошло впервые, меллы поняли, что это пришельцы извне, из другого мира, по всей видимости кардинально отличающегося от их собственного. Пришельцы были слабы духом, но располагали тяжёлым снаряжением, которое помогало им приспособиться к чуждому для них миру. Это поневоле вызывало уважение. Но они не берегли великий лёд, а вгрызались в него острыми зубами своих тяжёлых машин, будили страх. Пещеры меллов были во льду, и племена существовали благодаря тонкому балансу и круговороту материальных субстанций (по-нашему – это была замкнутая самодостаточная экосистема). Нарушить хрупкое устройство их мира многотонными механизмами пришельцев было достаточно просто.

Ликлянин ещё раз смиренно попросил, чтобы Танн дал им какой-нибудь знак, а сам отошёл от края пропасти и направился вглубь пещеры, к самой отдалённой хижине. К той, вокруг которой было больше всего голубых светящихся деревьев. К той самой хижине, где лежит один из чужаков, ставший другом для меллов, величающий себя странным именем Аэра.

Этот пришелец, называющий себя человеком, появился здесь не так давно. Старейшина соседнего племени Сианин, отсчитывающий длину времени равными долями и записывающий события, только пять раз провозгласил смену времён. Одну долю времени Сианин называл беглом. В племени Ликлянина такой счет не вёлся, и события не отмечались. Зачем нужны подобные хлопоты, когда все явления и без того надёжно хранятся в памяти всего племени. Так Ликлянин думал раньше, и почти всё племя почтительно с ним соглашалось. Но в последнее время он всё чаще задумывался над тем, чтобы перенять у соседей их способ измерять точное время.

Да, если быть точным, то человек по имени Аэра предстал перед меллами всего пять беглов назад. А если измерять время по старинке, событиями, то доподлинно известно, что с тех пор, как появился Аэра, в племени народился всего один ребёнок, маленький мелл. И родительница нарекла его Айнянином, именем, в чём-то созвучном с именем пришельца. А на охоту в соседний лес племя снаряжалось всего семь раз.

Аэра пытался рассказывать меллам о своём народе и о своей планете. У него плохо получалось говорить с помощью мыслей, но всё-таки кое-что меллы поняли и усвоили. А поскольку сами они мыслили по привычке всегда открыто и почти разучились по-другому, таков уж был их образ жизни, то получалось, что о себе они рассказали многое, почти всё. Правда, было не совсем понятно, умеет ли Аэра хорошо слушать мысли или делает это также плохо, как говорит, но, судя по откликам с его стороны, какая-то часть сказанного до него доходила.

Сам же Аэра рассказал меллам, что прилетел с планеты Земля, третьей по счету от Солнца, их общей звезды. И является он землянином, иначе говоря, человеком, представителем расы людей.

Когда пришелец появился впервые, на нём был невиданный разноцветный костюм, двигался он бойко, на ногах держался уверенно. Но с тех пор, как он принял решение поселиться и жить среди меллов, многое изменилось. Сейчас Аэра всё больше лежал. Цвет лица у него совершенно изменился: он стал каким-то тусклым, а не таким полным жизненной силы и сияющим здоровьем, каким был до этого. Заметив печальные перемены, Ликлянин однажды обратился к Аэра с вопросом, не хочет ли тот вернуться к своим соплеменникам. На что человек ответил категорическим отказом. Он понимал, что затухает, потому что, во-первых, воздух Анорры отличается по составу от нужной ему смеси газов. Не настолько сильно, чтобы умереть сразу, но достаточно для того, чтобы прилично укоротить качество и количество жизни. Во-вторых, температурный режим требуется землянину другой. Меллы тоже любят тепло и жидкую воду, но всё-таки холодновато здесь для человека. В-третьих, злую роль сыграла низкая гравитация.

Из еды Аэра предпочитал рыбу. Поначалу он пытался втолковать меллам про огонь, нечто горячее и ярко светящееся, а некоторым даже показал маленькое, быстро гаснущее пламя, которое вырывалось из коробочки в его руках. Никогда ничего подобного пещерные жители отродясь не видывали, о чём сразу и сказали пришельцу. Тогда Аэра, мысленно испросив разрешения у старейшины, развёл костёр из сухих веток деревьев и пористых тёмных камней. Он сказал, что такие камни, руда, пропитаны насквозь горючим веществом, поэтому могут служить топливом. Камни и вправду загорались, но горели дымным пламенем, от которого даже сам Аэра отворачивался и кашлял. Неизвестно, чего было больше – пользы от тепла или вреда от удушливого дыма. Однако Аэра всё же изловчился и изжарил рыбу.