Меллы были мастерами внушения, но на котираков гипноз не действовал. Благодаря своим динамичным всходам котираки представляли серьёзную опасность для меллов. Отделаться от кровожадных бестий было чертовски трудно. В борьбе с ними годилось любое оружие: гарпун и лопата, сетка и прицельная пальба костями. Меллы неизменно выходили победителями, но ни одна великая охота не обходилась без жертв. После побоища они сновали всюду в поисках заострённых, похожих на рыбьи зубы семена и складывали их в одно место. Когда горка семян вырастала примерно на один фут, их уничтожали любым подходящим способом. Огонь, та высшая ценность, которой в своё время обладал Аэра, как оказалось, на них не действовал. К сожалению, все семена собрать было невозможно.

Что же касается личинок бурдухаев... Эволюции существ этого вида можно было бы посвятить целую главу, однако делать этого мы не будем. Хотя бы потому, что не располагаем точными сведениями, а можем лишь строить дилетантские предположения. Заметим только, что начали они свой долгий эволюционный путь в океане, затем на определённом этапе вынуждены были перебраться на сушу, приобретя при этом внешнее сходство с земными богомолами, а затем снова вернулись в океан. Сложности становления вида отразились в поэтапном развитии каждой отдельной особи.

В низовьях горячего ручья Киапуши миллионы лет назад образовалась Долина тёплых озёр. Это было обширное пространство в нижней части ледяной коры Европы, занятое в основном неглубокими, полными живности водоёмами. Когда начинался прилив, океанские воды поднимались и переполняли озёра, соединяя их между собой. В это время бурдухаи успевали проникнуть в долину и отложить там икру, прикрепив её к водорослям. Для развивающихся организмов трудно было придумать место лучше: спокойные тёплые воды лелеяли и укачивали молодняк. К слову сказать, бурдухаи были рыбами не мелкого десятка, поэтому и икринки у них были «величиной с отель Риц».

Едва вылупившись из этих непотребно больших желеобразных икринок, новое поколение бурдухаев принималось вершить свои тёмные делишки. Часть их сразу ныряла в океан, чтобы стать впоследствии рыбами, и когда-нибудь вновь приплыть на нерест в Долину тёплых озёр. Другая часть, ведомая инстинктивной жаждой мести, начинала карабкаться в гору, по ледяным или покрытым настом тропам. Подобно воинам, пересекающим горные хребты, упорно и неутомимо, по головам, хвостам и лапам, топча друг друга и застилая своими трупами дорогу вверх, шли, как копьеносцы, как рыцари с опущенными забралами. Они были хрупки и глупы, но количество их было таково, что потеря одного или двух десятков ничего не значила.

Этот сплошной поток направлялся к местам обитания меллов. Те их ждали и готовились отразить нападение. Они надевали на лица белые маски с узкими прорезями для глаз, чтобы защититься от яда, брали в руки длинные и тонкие копья с острыми наконечниками из рыбьих костей, держали наготове маленькие, искусно вырезанные костяные кинжалы. Устраивали засады и с воинственными криками врывались в полчище насекомых.

Личинки бурдухаев шли на смерть, снова и снова, из поколения в поколение. Они повторяли это заученное па с обречённостью мотыльков, летящих на огонь.

Выше было сказано, что войну с личинками меллы могли бы пресечь в самом начале, но избегали этого. Дело в том, что бурдухаи – самая желанная добыча меллов, поэтому неразумно было бы искоренять их на стадии икринок. Этим же объясняется враждебность бурдухаев по отношению к меллам, заложенная в них вместе с основными инстинктами и проявляющаяся в бытность их личинками. Как говорится, око за око, зуб за зуб.

Мечтой меллов было стравить личинок бурдухаев с котираками, но то ли возрождались к жизни из небытия эти твари всегда в разное время, то ли личинки были несъедобны для котираков... Неизвестно. Известно только, что мечта эта оставалась неосуществлённой, потому что была, если уж начистоту, неосуществимой.

...

Вода всё не прибывала. Мир изменился не в лучшую сторону. Приближающееся полуголодное существование было не единственной причиной ревностного ожидания великой охоты. Трое молодых меллов ждали её с особенным нетерпением, ибо охота является тем самым испытанием, после которого они, белоносые юнцы, смогут наконец-то стать настоящими охотниками. Старые меллы поговаривали, что если вода вскорости не поднимется, то бурдухаи – огромные рыбы, плывущие в низовья Киапуши из глубин океана на нерест – могут развернуться вовсе, скинув икру в самом неподходящем для этого месте. Род бурдухаев может полностью сойти на нет, или же станут они такой редкостью, что охота на них потеряет своё былое значение.

Уже несколько дней меллы стояли лагерем в Долине тёплых озёр. Аэра ждал прилива вместе со всеми. Несмотря на свою болезненность, проявившуюся в последнее время, он ни за что не захотел пропустить такого значительного события, как великая охота. В руках он держал острогу, которую Сианэй смастерил специально для него – она была в полтора или даже в два раза длиннее обычной. Один конец остроги был заострён, к другому крепился трос. Землянину не терпелось пустить её в дело. Обычный сумрак сменился почти непроглядной тьмой – наступила ночь. То тут, то там по всей долине виднелись ночные огоньки – меллы, собравшиеся кучками, терпеливо ждали прилива. В основном все спали, только вахтенные, назначаемые в каждом отряде, не смыкали глаз. В своём отряде дозор держал Аэра.

Он напряжённо всматривался в туман, опустившийся на озеро. Ему казалось, что белая мгла принимает очертания какого-то существа. Человека, сидящего на корточках и вглядывающегося в мутную воду. Чем дольше смотрел он на зыбкую фигуру, тем больше замечал деталей. На человеке была надета мантия или длинный плащ. Возможно, накинуто одеяло. Непокрытая голова. Какая-то надсада во всём облике, безысходность. Аэра отдал бы руку на отсечение, так явственно распознал он этот образ и даже нашёл сходство с самим собой. Но когда опустил глаза и снова поднял их, эфемерный двойник исчез. Растаял в полупрозрачной дымке, улетучился, будто бы его и не было. Чудно. Но правдиво: когда-нибудь также растает и он. Аэра вздохнул. Это не первая его галлюцинация с тех пор, как он поселился среди меллов.

Ему хотелось знать, что первично в этих видениях – его собственные мысли и чувства, сложившие мираж прямо на его глазах из клочков тумана и обрывков мглы, или потусторонние силы, пытающиеся о чём-то предупредить. Если это и впрямь галлюцинация, агония его больного рассудка, то она должна быть сугубо индивидуальна, то есть никто другой не увидел бы ни человека, ни плаща, ни синего одеяла... Это можно будет проверить. «Стоп. Почему именно синего?» – сам у себя спросил Аэра, но не смог дать внятного ответа.

Послышался шорох. Два ярких глаза из темноты. В руках – охапка светящихся мхов. Это Зейн, старик из соседнего племени.

– Хоть не огонь тебе несу, но немного света, – прошамкал Зейн одними губами.

– Старик, ты хотел рассказать про духов океана, – напомнил ему Аэра.

– Про духов? Что ж… Ты не можешь ни видеть, ни слышать их, пока они находятся в воде, – медленно проговорил Зейн, – можешь только почувствовать. Если они замерли и не двигаются – значит, ожидают добычу. Всякая мелочь не для них. Но морские твари – рыбы, змеи и прочие чуют их и держатся от них как можно дальше.

– Духи то же самое, что и боги океана? Я слышал про них, – вставил Аэра. – Богиня океана, богиня морского дна…

– Это другое. Боги жили с самого сотворения мира. А духи океана появились не так давно. По крайней мере, в глубинных слоях памяти про них нет ни слова. Прадеды их не знали, а вот деды уже говаривали. Было дело, долго ждали прилива. Вот как сейчас. Нет воды – нет бурдухаев. Но вот, наконец, боги сжалились и дали меллам воды, но дали слишком много, так много, что она переполнила Долину озёр, поднялась выше и затопила половину грота. А, отхлынув, унесла за собой много меллов. Не выдюжили, вода оказалась сильнее. А после этого голод унёс столько же... Да не о том хотел. Так вот, духи океана. Тогда и заплыл к нам один из них. Кто был свидетелем – долго не мог забыть. Как демон метался он, привнося разруху. Пытались вникнуть в его сознание и умиротворить, успокоить. Но было это напрасней бесполезного. Сам себя он и погубил. Заплыл слишком далеко. Воды схлынули, а он остался лежать. Бился как в припадке, но затем стих. И коль скоро спала с него вода, стал он видимым. Так мы, смертные, узнали, что дух океана – огромная змея, неподъёмная. Так и лежал он, испуская невыносимый смрад, пока не высох совсем. Из любопытства ли он пожаловал или хотел посмотреть на нас, меллов, какие мы тут из себя… Да только не надо было ему заплывать: оторвать от родного места, что от матери младенца. До сих пор бы, наверное, рассекал воды в своей стихии.