Это был большой грот. Внутри сиял свет, неясный, рассеянный, как будто исходящий от стен, сталактитов. Воздух продолжал вырываться с катастрофической скоростью.

Неожиданно кто-то коснулся плеча. Вульф вздрогнул и оглянулся. Сзади стоял Аэра, лицо у него было испуганное, он кричал и размахивал руками, показывая на пробоину.

Здесь, в этом великолепном гроте, не рукотворном, а созданном природой, явственно чувствовалось присутствие жизни. Голоса в голове продолжали звучать. И если откинуть предположение о собственном сумасшествии, то вывод напрашивался сам собой: внутри ледовой коры, в гроте, астронавт Роберт Лоуренс обнаружил разумную жизнь.

– Надо закрыть выбоину! Быстрее! – орал Аэра, да Вульф и сам прекрасно это понимал. Ещё раз окинув взглядом зачарованный грот, будто сошедший с холста Филиостро, он вернулся обратно, пройдя через отверстие в ледяной стене.

– Аэра, быстрей! – прокричал он.

Астронавты подтащили к отверстию одну из свинцовых панелей.

– Наверху всё сверкает от молний, я такого ещё не видел, – сообщил между тем Аэра. – Я не нашёл Германа. И теперь я волнуюсь за Мэтью, он всё ещё там, на «Буране».

– Мы вплавим свинец и прикрутим шурупами. Потом обработаем герметиком, – деловито сказал Лоуренс.

– Да, но извини, друг, это придётся сделать тебе одному. Я должен исследовать тот мир, – ни с того, ни с сего произнёс Аэра. – А ты должен молчать обо всём увиденном, ты понимаешь это?!

– Понимаю ли я? Ты безумец. Я замурую этот проход навсегда, ты не сможешь вернуться обратно. Отбрось эти мысли, друг, там что-то есть, но иногда нужно умерить своё любопытство и не вмешиваться. Ты слышал голоса?

– Да, я и сейчас их слышу. И раньше, и неделю назад! И я никогда не прощу себе, если не пойду на этот зов, – ответил Аэра. – Я должен, понимаешь. Послушай, не заделывай пока дыру слишком старательно, но если я не вернусь через пару часов, то можете забыть про меня.

Не так просто было удивить, а тем более шокировать повидавшего много в своей жизни Лоуренса, но на этот раз он испытал что-то вроде оцепенения. Смотрел вслед уходящему долговязому Аэра, не пытаясь вернуть его, забыв о том, что, например, удар в челюсть прекрасно отрезвляет и возвращает в реальность.

Он качественно и хорошо заделал пробоину, но так, чтобы панель легко можно было убрать, чтобы впустить Аэра обратно.

Совсем некстати Вульфу (а может быть, Робби) вспомнилась сказка, которую он читал в детстве, о том, что в платяном шкафу находилась дверь в иное измерение. В этом иррациональном мире жили странные существа, которых не может быть, потому что не может быть никогда, и была вечная зима. Неожиданно, безо всякого предупреждения, фантазия воплотилась в жизнь, сказка стала явью. Прошло два и три часа, в течение которых Вульф напряжённо и совершенно зря ждал возвращения Аэра. По истечении этого срока напарник попросил забыть о нём. «Почему я не задержал его или хотя бы не пошёл вместе с ним?», – досадливо думал Вульф. Усугубляло его собственное чувство вины и то, что Аэра попросил его молчать об увиденном за свинцовой панелью. Это означало, что вся ответственность за невозвращение Аэра должна целиком лечь на его плечи.

В команде было восемь астронавтов. С минуту назад Лоуренс получил сообщение от капитана Джоша Бира, что ни Герман Зотов, ни Мэтью Дюбуа, задействовавшие оба «Бурана», так и не вернулись на корабль. «Не хотелось бы открывать счёт потерям, – сказал капитан. – Работу в гроте на сегодня заканчивайте и поднимайтесь с Аэра наверх».

Ещё не хватало чувствовать себя нашкодившим школьником, подумал Вульф, ведь, покрывая Аэра, он промолчал о его уходе. «Без вранья тут не обойтись, – сказал он сам себе, – выход один – во что бы то ни стало вернуть гада».

Он отправился на поиски. Взял инструмент, который позволил бы ему попасть назад, зашёл в грот и закрыл за собой свинцовую панель как можно плотнее. Аэра не отвечал ни на какие позывные. Либо он отключил рацию, либо был уже мёртв. Вульф был реалистом. Сейчас он не слышал никаких голосов, которые звучали бы в его голове, как это было, когда он сделал пробоину в ледяной стене. Поэтому всё больше склонялся к тому, что голоса ему померещились. Он стал кричать, громко, как только может, забыв, что находится в пещере; только эхо отвечало ему.

Судя по всему, раньше тут жили какие-то существа, но ушли, почувствовав опасность, исходящую от активной деятельности людей. Большой и красивый грот, высокий, с колоннами из огромных сталагнатов – слившихся воедино сталактитов и сталагмитов. С «балконов», между которыми Вульф четко различил подвесные мосты, струился мягкий свет. Из грота вёл всего один выход, по которому мог уйти Аэра. Это был ледяной туннель, напоминающий узкую, извилистую шахту. Вульфу пришлось ползти на четвереньках, он чувствовал себя отвратительно. Тёмные глыбы нависали сверху, пугая своей массой. Спустя минуту чернота вокруг стала столь густой и непроницаемой, что Вульфу пришлось включить налобный фонарь. Но ещё через несколько минут потолок стал выше, и Вульф смог подняться на ноги.

– А-э-р-а! – крикнул он снова, опрометчиво вызвав раскатистое эхо, которое продолжилось вдруг тысячами голосов и заполнило пространство. Вульфу показалось, что его ушные перепонки сейчас взорвутся, он зажал уши руками, через шлем, но это не помогло. Гул голосов всё нарастал, усиливался, грозился обрушиться лавиной; удивительно, но, несмотря на крайнее отчаяние, Вульфу стало казаться, что он понимает отдельные мысли, слова, выделяет их из общего шума.

Неожиданно перед астронавтом на расстоянии полуметра возник, вырос как из-под земли маленький человечек – странное, совершенно немыслимое существо с огромными светящимися глазами, облачённое в серое тряпьё. Из глаз человечка исходил сильный свет, который с лихвой перекрывал свет от фонаря.

Это существо, ворвавшееся без приглашения в реалистичный мир Вульфа, похоже, находилось в глубоком трансе, потому что голова его на тонкой шее плавно раскачивалась в такт движениям нескольких рук. В одной руке человечек держал длинную сучковатую палку, светящуюся на конце, – возможно, она заменяла ему факел, – и водил ею из стороны в сторону. Другие руки совершали похожие однообразные движения.

Вульфу показалось, что нарастающий гул стал ритмичным, пульсирующим, постепенно усиливался и наконец, достигнув апогея, продолжился грохотом падения ледяных глыб. Вульф попытался уклониться, защититься, какое-то время боролся с обвалом, но расстановка сил была не в его пользу. Астронавт Роберт Дж. Лоуренс нашёл свою смерть от ледяных глыб в одной из пещер Европы.

14. Аэра

«Аэра!..» – крик не обрывался, а многократно отражался от сводов пещеры. Эхо будто смаковало его имя, повторяя на разные лады. Удивительно красиво. И даже не было никакой разницы, кто кричит – просто хотелось закрыть глаза и слушать. Кто бы его ни искал – Вульф, Грэм или Янко, а может быть, кто другой – было уже всё равно. Он принял решение и не отступит теперь уже никогда. Ему было жалко своих друзей – многое связывало их когда-то, но всё проходит, иногда это случается неожиданно, вот как сейчас. Эхо оборвалось, прошептав несколько раз слово «Ра» – имя их звезды. Он, Аэра, принял решение остаться здесь и жить среди меллов. Теперь ему казалось, что внутри него всегда зрело подобное решение, основанное на стремлении понять иноземный разум. Может быть, поэтому со школьной скамьи он одержимо изучал языки, на которых говорили интересующие его народности или этнические группы. Лингвистика давалась ему с лёгкостью. Особенно хотелось познавать языки древних народов, отсталых племён. Для него не существовало так называемых «мёртвых» языков. Любой язык был для него живым и поющим. Сейчас знания языков были ему не нужны, но он нисколько не сожалел об этом. Голоса звучали у него в голове. Ему казалось, что всю свою жизнь он мечтал именно об этом. Сказочное многоголосье прекраснее любого переливающегося эха. Его сознание становилось всё более многомерным, многоярусным, как пещера меллов. Он понимал всех, кто говорил с ним сейчас, голоса звучали одновременно, но не перебивали друг друга, а наоборот обогащали любую высказанную мысль, заставляя её сверкать разными гранями, подобно драгоценному камню. «А-э-р-а!..» – прозвучало где-то совсем близко. Это начинало раздражать. С этим пора было что-то делать.