Сорока подивился проницательности Владислава Ивановича. Ему всегда казалось, что он, всецело занятый работой, мало интересуется жизнью своих детей. А о том, что он им предоставляет полную свободу во всем, он и сам знал, потому как видел это там, в Островитине. Ни разу Владислав Иванович не попросил его, Сороку, чтобы он взял Сережу и Алену на остров, хотя отлично знал, как они туда рвутся. А когда Сорока попросил передать им, что приглашает на остров, Владислав Иванович улыбнулся и сказал, что выполнить эту просьбу не может, так как Алена и Сережа ему не поверят… И Сорока тогда сам их пригласил. И даже лодку послал за ними.

И вот оказывается, Владислав Иванович все видит и знает… даже больше, чем говорит. И тут он совсем огорошил Сороку, сказав:

- Мне сдается, Гарик не так себя повел с Аленой… Она девочка добрая, тонкая, хотя язычок у нее и острый. И потом она - романтик, художественная натура… Гарик должен был бы это как-то почувствовать, если он действительно хочет завоевать ее расположение.

- Почему же вы ему не сказали?

- О таких вещах не говорят.

- Гарик хороший парень, - убежденно сказал Сорока.

- Я это знаю, - улыбнулся Владислав Иванович. - Думаю, что и Алене это известно… Ты никогда не задумывался, почему поэты символом любви выбрали луну?

- Наверное, потому, что у нее есть обратная сторона.

- Верно. - И еще - ее вечное непостоянство, изменчивость, убывание и прибывание. А бывает и совсем ее не видно на небе.

- Для меня это слишком сложно, - сказал Сорока. - Я ведь никогда не любил.

- Ты еще это испытаешь, - с грустью заметил Владислав Иванович.

- До любви ли тут? - перевел разговор на другое Сорока. - Работа, учеба, экзамены, общественные нагрузки… В кино и театр сходить некогда!

- В первый раз слышу, что тебе нелегко.

- Я не жалуюсь… Такая жизнь, в общем-то, по мне.

- Ты, пожалуйста, не путай божий дар с яичницей! - улыбнулся Владислав Иванович.

- Любовь эгоистична - она захватывает человека целиком, не дает ему ни о чем другом думать, - сказал Сорока.

- Откуда ты знаешь, если никогда не был влюблен?

- Догадываюсь… - смутился Сорока. - В книжках прочитал.

- Как я понял, у тебя для любви нет времени? - не скрывая насмешки, сказал Владислав Иванович. - Вот закончишь институт, получишь путевку в жизнь, осмотришься, взвесишь все за и против, а тогда уж любовь тебе, как спелое яблоко, прямо с дерева в руки свалится?

- Зачем так примитивно? - взглянул ему в глаза Сорока.

- Не проворонь, Тимофей, свою любовь, - сказал Владислав Иванович. И лицо у него было грустное.

Разговор прервал шум мотора. Дед пружинисто вскочил и молча бросился по тропинке навстречу «Запорожцу», осторожно пробирающемуся по лесной дороге к дому. Сорока и Владислав Иванович поднялись со скамейки. Порыв ветра пригнул вершины деревьев, опять громыхнуло, погромче. Небо посерело, облака уже не двигались, а сжимались в единую плотную массу. А скоро ветер принес крупные капли. Они защелкали по голове, плечам, со звоном ударили в стекла.

- Ты посмотри! - удивился Владислав Иванович. - Алена за рулем!

Сорока ничего не ответил, только подумал, что наконец-то Гарик нащупал верную тропинку к сердцу девушки… И эта мысль не доставила ему удовольствия.

Над замершими соснами отчетливо возникла зеленоватая вертикальная молния. Немного погодя послышался гром. Он то нарастал, то замирал. Как-то разом шумно вздохнули деревья. И тишина. Над лесом выдвинулся заостренный темно-синий нос набухающей чернотой тучи, стало сумрачно. Дед, поджав хвост и низко наклонив голову, поспешно направился к крыльцу. Толкнув носом дверь, скрылся в доме. Немного погодя мимо прошмыгнула сиамская кошка.

В дачный поселок пришла гроза.

Глава 13

«Запорожец» свернул от гостиницы «Россия» на Московский проспект и ловко втиснулся в поток машин.

- Первым делом я разыщу Федю Гриба, - разглагольствовал Гарик, попыхивая сигаретой, - возьму его за шиворот и скажу: «Федюнчик, а за тобой числится должок! Помнишь, я тебе перочинный ножик отдал? А обещанных лещей так и не увидел! Ты же тут все заветные места знаешь? Вот и показьшай, дружок…» Интересно, клетчатая кепочка сохранилась у него? - Он покосился на задумавшегося Сороку. - Как ты думаешь?

- Что? - спросил тот.

- Я знаю, о чем ты думаешь, - заулыбался Гарик. - Цел ли твой ветряк на Каменном острове…

Гарик не угадал: Сорока думал о другом. О том, что экзамены позади, оформлен на станции отпуск и завтра утром они вчетвером уезжают на Островитинское озеро… Он так мечтал об этом дне! Но почему сейчас не испытывает никакой радости? Что грызет его, тревожит? Впрочем, не надо себя обманывать: он отлично знал, что происходит с ним. Все то же: смерть Саши Дружинина. Ложась спать или утром просыпаясь, он начинал мучительно размышлять обо всем, что произошло… И еще стал задумываться о смерти. Раньше такие мысли и в голову не приходили. Но вот умер молодой, полный сил человек, очень хороший человек, с которым ты подружился, который строил планы на будущее, любил… Жизнь продолжается, зажили переломы и ссадины на теле Сороки, на место Саши в кузовной цех пришел другой рабочий, Наташа Ольгина сидит в холле и оформляет заказы автолюбителей, она улыбается другим, а Саши Дружинина нет. И никогда не будет. Борисов, наверное, и не вспоминает об этой дорожной аварии…

Мысли о смерти, вернее, о бессмысленности ее угнетали Сороку. Он гнал их прочь, но они снова возвращались… Сороке и невдомек, что рано или поздно каждому человеку приходят подобные мысли в голову. Только одним раньше, а другим позже. Вот и вся разница. Быть зрелым - это еще не значит иметь за плечами много прожитых лет. Зрелым становится тот человек, который начинает размышлять над смыслом жизни, пытается понять, что движет миром, в котором он живет, и что он сам значит в этом огромном мире…

- Все-таки, о чем ты думаешь? - спросил Гарик. - Разрешаешь гамлетовский вопрос: быть или не быть? - Они стояли в потоке машин у красного светофора. Над ними громоздко навис железный кузов самосвала. Шофер, по сравнению с ними, казалось, сидел где-то в облаках.

- Ты угадал, - улыбнулся Сорока, пытаясь прогнать мрачные мысли. - Я думаю о смерти.

- Я бы на твоем месте господа бога благодарил, что остался жив, сказал Гарик. - Сережа нашел в кустах твой шлем… Ты его видел?

- Я знаю, он раскололся в трех местах.

- Не мучай ты себя, - сказал Гарик. - Как говорится, чему быть, того не миновать.

Они остановились у Московского универмага и, закрыв машину, пошли через арку в продовольственный магазин. Это Алена их туда снарядила за покупками. Нужно было купить стиральный порошок «Вок» - он продавался только здесь, - двухконфорочный керогаз, сковородку…

- У меня в запасе червонец… Возьмем пару бутылок шампанского? предложил Гарик. - У Алены через месяц день рождения…

На Дворцовой набережной - они возвращались из магазина на улицу Восстания - Сорока вдруг схватил Гарика за руку:

- Остановись!

Гарик взглянул на него и послушно прижался к тротуару. Сорока выскочил из машины и бросился в обратную сторону. Было заметно, что он още немного прихрамывает. Догнав тоненькую девушку с каштановыми волосами и не обращая внимания на прохожих, Сорока, жестикулируя, что-то говорил, а девушка с сосредоточенным лицом слушала. И вид у нее был такой, будто она пыталась что-то вспомнить. Наверное, все-таки вспомнила, потому что улыбнулась, кивнула и, взяв Сороку под руку, пошла по тротуару.

Гарик наблюдал за ними в зеркало заднего обзора. Давно он не видел приятеля таким оживленным. Разгладились горькие складки возле уголков губ, оживились серые глаза. Они прошли мимо машины, и Сорока даже не взглянул на нее. Девушка была невысокого роста, стройная. И улыбка у нее белозубая, красивая.

Видя, что они уходят в сторону Летнего сада, Гарик догнал их и посигналил. Сорока рассмеялся, что-то сказал своей знакомой, и они остановились. Девушка с любопытством посмотрела на высунувшегося в приоткрытую дверцу Гарика.