- Владыка болен, идти не может, - сказал Химон, - а я без него никуда.

Стражник нахмурился.

- А мы за эту работу деньги взяли. Если уйдем боги нас накажут.

Монах понимающе кивнул.

- Верующие значит. В преисподнюю боитесь попасть?

- Боимся.

- А не боитесь, что нас здесь кочевники всех порежут?

Старик вздохнул и с тоской оглядел свое воинство. Взгляд его задержался на мальчишке. Они были чем-то похоже, наверно родственники.

- Боги уже все решили, - сказал он, - если нам суждено здесь умереть значит так тому и быть.

Химон приказал стражникам запереть ворота. Охрана не стала перечить незнакомому монаху. Казалось они были даже рады тому, что наконец нашелся человек, который знает, что нужно делать. Разительная перемена, которая произошла с земледельцем не переставала меня удивлять. Из обжоры и лентяя он на глазах преобразился в деятельного и серьезного мужа. Владыка разговаривал с ним, как со старым другом, многие братья и даже стража послушались его.

Поговорив с охраной Химон отправился гулять по стене, а я словно привязанный следовал за ним по пятам.

- Почему мы не ушли с остальными? - наконец не выдержал я, - ты же сказал, что оставаться в монастыре опасно.

- Не трясись, - проворчал монах, - успеешь удрать.

Он остановился, огляделся и направился на западную смотровую площадку, с которой можно было разглядеть далекие стены Пауса. Там он уселся на маленькую скамеечку, которой пользовались наблюдатели, сложил руки на объемном животе и замер, похожий на большой ноздреватый сугроб.

- Сходи в кладовую и принеси нам чего-нибудь поесть и выпить, - неожиданно сказал он.

Я удивленно уставился на него.

- Как я туда попаду?

- Иди, иди, - Химон махнул рукой, - сам все увидишь, ключники давно разбежались.

Я нехотя спустился со стены и попробовал пройти через главный вход, но дверь оказалась заперта. Пришлось опять воспользоваться потайным проходом и идти через трапезную. Страшный мешок пропал, видимо кто-то убрал его подальше, но казалось, что отвратительный запах никогда не выветрится из залы. Я быстро пересек комнату и по винтовой лестнице спустился в подвал. Химон оказался прав, из трех кладовых одна оказалась открыта. Замок просто выломали из двери вместе с куском доски. Внутри все оказалось разгромлено, мешки вспороты, ящики с овощами перевернуты. Горох, лук и картошку рассыпали по полу, в углу из разбитой бочки вытекло остро пахнущее подсолнечное масло, у входа блестели осколки бутылок и темнели винные пятна. Я в ужасе смотрел на испорченные припасы. Часть продуктов унесли, а то что осталось зачем-то сбросили на пол. Интересно кто все это натворил? Неужели монахи настолько обезумели, что напоследок разграбили собственную кладовую или это порезвились стражники, когда решили оставить обитель на произвол судьбы?

Я взял несколько кусков сыра, пару лепешек и большую бутылку вина. Задерживаться в разгромленной кладовой мне не хотелось, поэтому я постарался, как можно быстрее сбежать из сырого подвала. На обратном пути я решил поискать братьев. Многие не решились покинуть монастырь и сейчас прятались где-то внутри. Мне было любопытно, чем занимаются остальные. На первом этаже я никого не встретил, только гулкое эхо моих торопливых шагов отражалось от стен. В галерее тоже было пусто, зато на втором этаже я услышал слова священной песни. Похоже несколько братьев закрылись в общей зале, чтобы помолиться. Поможет ли это? Может быть мне надо было все бросить и присоединиться к ним. Я немного постоял в нерешительности не зная, как поступить, но потом взял себя в руки и побежал на стену.

Химон все так же неподвижно сидел на скамейке.

- Я тут нашел..., - начал было я, но он грубо оборвал меня на полуслове.

- Молчи, - рыкнул монах, взял у меня большой кусок сыра и принялся торопливо есть, - не мешай, тихо сиди.

Я обиженно засопел, опустился рядом и вцепился зубами в черствую лепешку.

Откуда-то издалека послышался тихий вскрик, потом еще один. Химон вскочил со скамейки.

- Ты слышал это? Слышал?

- Что? - спросил я.

- Вроде кричал кто-то.

В холодном осеннем воздухе звуки разносили далеко и скоро мы опять услышали крики.

- Это на дороге, - сказал я.

Беспокойство Химона передалось и мне, поэтому я отложил еду и забрался на зубец стены. Мне не удалось ничего разглядеть. Разросшиеся вдоль тракта деревья мешали обзору. Где-то там сейчас должен был идти наш караван.

- Кажется больше не кричат, - сказал я.

Монах беспокойно огляделся.

- Никого не видно на дороге?

- Нет, - сказал я.

Химон тяжело вздохнул.

- Что, что это было? - забеспокоился я, - кто кричал? Что все это значит?

- Караван не дошел до города, - сказал он, - на дороге засада. Кочевники окружили нас.

Только что они убили твоих братьев.

От ужаса у меня подкосились ноги. Все это время я не мог до конца поверить в то, что мирная жизнь закончилась и скоро монастырь, в котором я провел лучшие годы жизни сгорит в горниле надвигающийся войны. Перед глазами вставали лица тех, кто отправился с караваном. Многих я хорошо знал, сидел с ними в трапезной за одним столом, слышал их голоса во время молитвы.

- Ты знал, что так будет? - спросил я.

- Догадывался.

Так вот почему он не пошел вслед за остальными. Трусливый "мешок брюквы" решил подождать и проверить есть ли на дороге засада. Он скрыл свои мысли от братьев и отправил их на верную смерть. Я с ненавистью уставился на него.

- Знал и ничего не сказал, - выкрикнул я, - они могли бы остаться здесь, отсидеться пока все не кончится!

- Дурак, - сказал Химон, - глупый щенок.

Он спокойно набивал брюхо пока мои друзья погибали на дороге. В неухоженной бороде застряли сырные крошки. Ужас и отвращение захлестнули меня. Я вскочил и набросился на него с кулаками.

Вернее, мне показалось, что я набросился на него, но на самом деле мой порыв был остановлен коротким точным ударом, от которого я словно камень, выпущенный из пращи отлетел к стене и свалился на пол. В мгновение ока монах оказался рядом, наступил мне ногой на грудь и не дал подняться. Какое-то время он с интересом наблюдал, как я барахтаюсь, лежа на спине, потом склонился пониже и сказал:

- Отсидеться не получится. Тех, кто ушел и тех, кто остался ждет одинаковая судьба. Ночью кочевники захватят монастырь и убьют нас.

Я сделал еще несколько неудачных попыток подняться, но скоро окончательно выбился из сил и затих. От злости и обиды я заплакал. Тогда Химон убрал ногу с моей груди, отошел в сторону, уселся на скамеечку, поднял и отряхнул упавший кусок сыра, и опять принялся за еду.

- Плачь, плачь, - сказал он с набитым ртом, - сейчас самое время.

Я всхлипывал и размазывал слезы по лицу. Ужасно было жалко себя и братьев, и еще было очень страшно.

Монах откупорил бутылку вина, сделал несколько глотков и протянул мне.

- Выпей.

- Послушникам нельзя, - я замотал головой.

- Теперь можно.

Я взял бутылку и сделал большой глоток. Вино нам давали только по праздникам по маленькой ложке на каждого, поэтому пить помногу я не привык. От нескольких глотков в голове зашумело. Я сел и ощупал грудь. Вообще-то я был не дурак подраться. Высокий рост давал мне преимущество перед другими послушниками, поэтому из большинства драк я выходил победителем. Конечно в монастыре следили за порядком и жестоко наказывали тех, кто нарушал правила, но мальчишки остаются мальчишками даже, если на них надеты бесформенные монашеские куртки. Понятно, что Химон был намного сильнее меня и все-таки, как он так ловко сбил меня с ног? Я не видел самого удара, которым он меня остановил, только почувствовал, как ноги оторвались от пола.

- Хватит с тебя, - проворчал монах и отобрал бутылку.

Он смотрел на меня и посмеивался. Другой бы на его месте разозлился на глупого мальчишку, который набросился на старшего с кулаками, а ему хоть бы что. Казалось он уже обо всем забыл.