221. ПИСЬМО ПО УТЕРЯННОМУ АДРЕСУ
© Перевод А. Гатов
Сутулый, в гимназической фуражке,
Рассеянный мечтатель и позер,
Терявшийся среди чужих, — замашки
Я эти сохранил и до сих пор, —
Таким в зеленом Корсуне, над Росью,
Я был, когда тебе сказал я «ты»
И в первый раз в твоих тяжелых косах
Почувствовал и росы и цветы;
Когда из пригоршни твоей пил воду —
Ты помнишь? — у криницы ледяной,
И голос иволги горячим медом
Плыл, опьяняя в тишине лесной;
Когда из погремушки-пистолета,
Приревновав меня, стрелялся друг;
Когда, волнуясь, мы читали Фета;
Когда под летним ливнем во весь дух
Мы бегали — и под душистым сеном
Украдкой целовались в час ночной,
И колыхалось над твоим коленом
Лишь платьице батистовой волной;
Когда я был такой наивный, дикий,
Каким хочу я быть — и не могу…
Там, среди клевера и повилики,
Быть может, счастлив был я на лугу.
А спицы бабушки! Она поди-ка
Чулок связала чуть не миллион!
А спелая и сладкая клубника,
Глядевшая на нас со всех сторон!
На белый подоконник на рассвете
Ее ты клала мне… Я помню их,
Рассветы рдяно-золотые эти,
И всплески весел, верных и живых!
Всё это было: и река в купавах,
И яблоня, и песня, и окно,
И жадность рук, тревожных и лукавых,
Во тьме провинциального кино,
И влажных уст сердитое молчанье,
Когда, быть может, я и не был прав,
И без большой печали расставанье —
Слезинки не упало на рукав…
Куда там — слезы! Синяя от века,
В лебяжьих облаках манила даль,
И верилось: на то лишь человеку,
Чтоб радость подчеркнуть, дана печаль.
Еще не знал я, что асфальт перрона,
И лестничка, и переход к окну
Родят когда-то столько слез соленых,
Или слезу — но жгучую — одну.
Я сыпал шутки и краснел при этом,
Махал фуражкой, шумен, бестолков,
Не знал еще положенных поэтам
К подобным случаям идущих слов, —
И был я даже рад, когда помалу
Мой поезд двинулся и взял разгон,
И чудеса дорога раскрывала,
Покачивая мчавшийся вагон.
А дальше — Фастов, где я нанял пару
За пять рублей, последних у меня,
И развалился в фаэтоне старом,
И клячи потащились семеня.
Звенели бубенцы, и балагула,
Качаясь, восседал на передке,
И роза увядавшая уснула
На синей куртке, в левом уголке.
Ты сорвала ее мне на прощанье
И приколола — миг неповторим!
Но красных лепестков очарованье
Казалось вечно только нам одним.
Что было дальше?.. Что всегда бывает!
Возницы нет уже давно в живых,
И кто-то вновь в дорогу провожает
Кого-то юного, — и взоров их
Случайная слеза не затуманит…
Без берегов и жизнь и счастье их,
И может быть, надежда не обманет
Мне незнакомых этих молодых!
Не знаю, где ты, кто́ ты, что́ ты ныне,
Былое отлетело без следа…
Но верю я, как надлежит мужчине,
Что ты и хороша, и молода.
222. ТРУДА И МИРА ДНИ НАСТАЛИ
© Перевод А. Прокофьев
Отцокали в походе кони,
Пыль улеглась на старый шлях,
Как дым веков. На тихом лоне
Земли, в долинах и полях,
Где однотонною струною
Звенела вечная печаль,
Сегодня радостью живою
Горит, зарею рдеет даль.
Стучит в седые камни Львова
Шаг молодецкий. Всюду взлет
Ширококрылых птиц багровых,
И мчатся молнии вперед.
И не вражду, а братство дали
Солдаты армии родной…
Труда и мира дни настали,
Земля цветет в красе иной!
223–224. В АЗЕРБАЙДЖАНЕ
© Перевод С. Спасский
1. БАКИНСКИЕ ТЕРЦИНЫ
Посвящается азербайджанским друзьям-поэтам, которые по давней традиции и по велению собственного сердца взяли себе как излюбленные образы — перелетных журавлей и вешние фиалки.
Над древним Каспием в голубизне — взгляни —
Возносится гигант с простертою рукою, —
Из тех богатырей, что строят наши дни.
Он полон был всегда живого непокоя,
И только вверх всегда вела его тропа, —
Обязан Партии он славою такою.
Он солнце нес туда, где ночь была слепа,
Со словом дело слил он волею единой
В подобье строгого дорийского столпа.
Недаром с юных лет вступил он в полк орлиный:
Он знал, что слабый шаг преступным может стать,
Что может стать мечта великих дел причиной.
Он сплачивал людей в одну большую рать,
Своею смелостью готов был сдвинуть горы,
И волнам Каспия всегда о нем звучать.
Смотрю — внизу Баку раскинулись просторы,
Былой и новый век связались тут в одно,—
Так старость с юностью сплели Софокла хоры.
Огнепоклонники молились здесь давно,
И вот мы входим в храм, чье древнее строенье
Всё вышек нефтяных толпой окружено.
Как предков-мастеров нам дорого уменье!
Ты, пахарь, ты, рыбак, каменотес, певец,
Вы поняли бы все сегодня, без сомненья.
Что счастья своего сам человек — творец,
Что горы и моря склонились перед нами,
Что каждый среди нас — за лучший мир боец.
Мы все за Лениным, сильны его словами,
Вершинами идем, чуждаемся низин,
Вслед яснокрылому крылаты стали сами…
Друзья! Свои слова вам Украины сын
Несет как скромный дар, взращенный Украиной.
Вот вам — фиалки цвет из киевских долин,
С лугов страны моей — вам голос журавлиный!