167–169.ИЗ ЦИКЛА «ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА»
1. КИЕВ
© Перевод А. Волкович
На синих кручах над Днепром,
В плаще былой старинной славы,
Он сторожил сундук свой ржавый
С давно слежавшимся добром.
Прикрыв монашьим клобуком
Наживы, грабежи, погромы,
Он измывался над рабом
И красил кровью стен изломы.
Меж ветхих кровель из соломы,
Меж трудно поднятых полей
Вздымались храмы и хоромы
Глухим виденьем старых дней.
И вновь о праве палачей,
О святости удавьих правил,
О непреложности цепей
Герольд подкупный лгал и славил.
И поп за них молебны правил,
И неба мутное стекло
Докучный фимиам кудрявил,
И молча раб клонил чело.
Но всё росло, росло, росло,
Чтоб мощным стеблем стать в грядущем,
Зерно, что из глубин взошло,
На страх, на горе власть имущим,
На радость нивам, селам, пущам,
На процветание городов.
И не лучом быстробегущим
Светил тот стебель в даль веков.
О нет! Сквозь ряд былых гробов,
Сквозь ад унылых желтых тюрем,
Сквозь муки, войны, кровь рабов,
Сквозь ночи с их лицом понурым,
Над кругом стен вставая хмурым,
Он рос, и там, где кровь текла,
Навстречу животворным бурям
Багрянцем роза расцвела.
От города и до села
Ростки росли всё непреклонней,
И к своему исходу шла
Ночь в хрипах яростных агоний.
Но долго, долго ржали кони,
Не умолкал доспехов гром,
И в этом лязге, в этом стоне
Склонялись всадники челом.
Когда ж горячим рукавом
День стер туманы вековые,
Погиб — и вновь родился Киев
На синих кручах над Днепром.
2. Я И КИЕВ
© Перевод В. Бугаевский
Взлелеянный в тиши певучей
Садов и поседелых хат,
Как полюбил я улиц кручи,
Уступы каменных громад,
Где всё влечет тебя куда-то
Извечной тайною своей,
Где за оградами церквей,
Разинув клювики, галчата
Вовсю от счастья жить кричат,
Где, не сгораючи, горят
Каштанов розовые свечи,
Где ночи как влюбленных речи!
По-новому воспеть в стихах
Хотел я с силой неуемной —
В вечерних трепетных огнях
Улыбки женской отблеск томный,
И искорки голубизны,
Что высекает зорь огниво,
И ночи праздник прихотливый —
Прибой немолкнущей волны,
Базары в пестряди осенней,
Влюбленных слившиеся тени, —
Всё, что вокруг мы видим все,
Во всей представшей нам красе.
Что ж, был, признаться, молодым я,
А в эту пору, как ни мерь,
Звучали тон, и звук, и имя
Иначе, чем звучат теперь:
Ведь, зовом сердца увлеченный,
Легко, по молодости, я
В те дни за пенье соловья
Принять мог хриплый крик вороны;
Но всё ж, друзья, когда б весь свет
Таким же, как во цвете лет,
С такой же яркостью и силой
Был виден нам вплоть до могилы!
Теперь до старости рукой
Подать… иль до ее порога…
И только тень любви порой
Перебегает мне дорогу.
Уже, казалось бы, пора
Стать черствым, если не трухлявым…
И всё ж подъемлю с полным правом
Я тост за берега Днепра,
За тех людей, что силой дивной
Связали град мой неразрывно
С высоким словом «большевик» —
Он им прославлен и велик.
С тобою, молодость, шагаю!
Пусть сто чертей прут напролом, —
Как ты, всем сердцем презираю
Харона древнего паром!
Хочу я жить, творить, каррамба!
Трудиться, строить, создавать,
Обтесывать слова, вгонять
В упрямые теснины ямба;
А если кликнут на войну —
Ударить в звонкую струну,
Чтоб накрепко рука сжимала
Меч, выкованный из орала.
Со всеми я иду вперед
И гордо поднимаю знамя
За нашу власть, за наш народ,
За счастье, созданное нами,
За гулкий звон весенних рек,
За наши города и села,
За зеленеющие долы,
За цель, к которой человек
Всей силою души стремится,
За то, чтобы в улыбке лица,
Как зори майские, цвели,
За счастье всей родной земли!
Кто ж дал нам молодость и силу,
Мой город? Кто, резцом стальным
Веков ушедших слой постылый
Отбив, придал чертам твоим
Красу чудесную такую,
Где всё — и пламя, и порыв,
И зорь пылающих разлив,
Где дни сияют, торжествуя?
Ведь имя названо… Оно
Небес лазурных полотно
Нам раскрывает в полдень ясный, —
Светло, бездонно и прекрасно!
3. ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА
© Перевод М. Зенкевич
Они — большевики.
…Среди проклятий
Пожар переползал из дома в дом,
И задыхались площади кругом
В дыму, от огненных его объятий.
Кто не радел тогда о «нищем брате»,
Не призывал, знамена ввысь подъяв,
Под вспышки молний, в громовом раскате
Стать на защиту «вековечных» прав?
Кичась казацким чубом, дик, кровав,
Широкоштанный, пьяный друг традиций
Метлой железной выметал, поправ,
Всё «племя инородцев» из столицы,
И улетел потом быстрее птицы,
Набив народным золотом карман.
И появился вслед из-за границы
Другой спаситель — именитый пан,—
И он исчез, рассеясь как туман,
Теряя в бегстве по пути подковы.
Тут, с бандой налетая на крестьян
И флаг трехцветный поднимая снова,
Старался «потрясенные основы»
Восстановить свирепый генерал.
Он, на любые мерзости готовый,
Разбойничью резню благословлял
И кровью залил Ярославов вал,
Грудных младенцев попирал ногами
И выл кровавой пастью, как шакал,
У виселиц под черными столбами.
Пропали все. Лишь, закопчен боями,
Наш красный Арсенал стоял, суров:
Звезды рубиновой зажегши пламя,
Покрытый славою, к боям готов.
Чернел наш Киев пустотой домов,
Клонились тополя от непогоды…
Но на позор он не послал послов
В стан вражеский! Прошли страданий годы.
В сиянии труда, наук, свободы,
С несокрушимой твердостью руки
Подняли счастье своего народа
На плечи люди, мощны и крепки, —
И вот на берегу Днепра-реки
В грядущее, в просторы вековые
Открылись нам Ворота Золотые!
Кто это всё свершил?
— Большевики.