Признавая его правоту, я послушно встала. По всей равнине ангелийские солдаты собирали мертвых и ухаживали за ранеными и умирающими вместе с врачами и целителями.
– Как твой брат? – спросила я. – И отец?
– С ними все хорошо, – глухо отозвался Жослен. – Они выжили. – Он с седла отвесил кассилианский поклон Грайне. – Соболезную вашей утрате, миледи.
Я повернулась к ней и, не думая, перевела. Грайне печально улыбнулась.
– Скажи ему спасибо и уезжай с ним, Федра но Делоне. Мы сами позаботимся о своих.
Друстан согласно кивнул, и Жослен с седла протянул мне руку. Приняв помощь, я забралась на лошадь позади него, и мы неспешно пустились в долгий путь обратно в Трой-ле-Мон.
Глава 91
Пережившие битву солдаты д’Эгльмора решили пуститься в погоню за убегающими с поля боя скальдами.
Последствия войны – это безусловный ужас. Если бы я и завидовала короне на челе Исандры де ла Курсель – каковой глупости, конечно же, за мной отродясь не водилось, – в тот день любые зачатки зависти испарились бы. Королеве предстоял ужасный выбор наказания для живых и для мертвых.
В конце концов она мудро рассудила помиловать тех Союзников Камлаха, которые сами избрали опасную судьбу и поклялись посвятить свои жизни преследованию и истреблению разбежавшихся по ангелийским землям вояк из орды Селига. Это решение ни у кого не встретило возражений – память о жертвенном бое Исидора д’Эгльмора была слишком свежа. Что до сдавшихся в плен скальдов, я посоветовала королеве принять за них выкуп. Северяне немало награбили ангелийских сокровищ, совершая приграничные набеги, на которые тот же д’Эгльмор закрывал глаза. Ну и, честно говоря, я устала от пролития крови, как, думаю, и сама Исандра и многие из ее сторонников.
Поэтому, получив за скальдов назначенный выкуп, их отправили домой и накрепко запечатали границу.
Захватчиков полегло так много, что нового нашествия опасаться не приходилось.
Что касается воссоединения Исандры и Друстана, оно происходило на глазах у меня и у тысяч ангелийцев с альбанцами. Победоносный круарх прискакал с поля боя в сопровождении своих солдат, королева Земли Ангелов ждала его в распахнутых воротах Трой-ле-Мона.
Подъехав, Друстан спешился, и они поприветствовали друг друга как равные, а потом он взял руки Исандры, поднес к губам и поцеловал. Объединенное войско одобрительно зашумело, хотя в глазах ангелийской знати одобрения я не увидела.
Войны приходят и уходят, а политика продолжается.
Для любителей романтических подробностей, скажу лишь, что Исандра и Друстан слишком хорошо осознавали, кто они такие: королева Земли Ангелов и круарх Альбы. На глазах у толпы они строго дозировали всякие проявления чувств. С тех пор я гораздо лучше узнала Исандру и смею предположить, что за закрытыми дверями они вели себя совсем иначе, чем на публике. С Друстаном я тоже хорошо знакома и не сомневаюсь в его любви к ней. Но будучи правителями, эти двое всегда оглядывались на свою роль в истории, и поэтому не стали бы показываться народу без должной церемонности.
Разумеется, никто тогда не осмелился гласно возражать против их союза. Ангелийцы были обязаны Альбе спасением жизней и отечества, и не приходилось сомневаться, что круиты – наши верные союзники. Первые дни оплакивали и хоронили мертвых, затем получали выкупы и праздновали победу, а после назначили дату королевской свадьбы в Городе Элуа.
Мы с Жосленом – совсем другое дело.
Я встретилась с его отцом, братом и двумя их людьми, пережившими кошмарную битву.
Не знаю, чего я ожидала от той встречи. Честно говоря, ничего осмысленного – долгие дни я пребывала будто в оцепенении, слишком усталая, чтобы думать. Я дневала и ночевала рядом с Исандрой, переводя для нее речи круитов и скальдов. Да, среди собравшихся в крепости людей нашлись и другие знатоки языков, но никому из них королева не доверяла так, как мне, второй ученице Делоне. А еще был госпиталь, где врачевали знакомых мне альбанцев и нескольких Парней Федры, из которых выжили всего двенадцать человек. Снедаемая душевной болью, я каждую свободную минуту проводила у их лежаков.
Но я выкроила время, когда Жослен сообщил, что Дом Веррёев отбывает к себе в Сьоваль.
Так как солдаты д’Эгльмора взяли преследование скальдов на себя, Перси де Сомервилль смог освободить от службы некоторые отряды, примкнувшие к королевской армии. Конечно, основные части пока что оставались в Трой-ле-Моне, собираясь укреплять границу со Скальдией, но тех, кто пришел по призыву от сохи и домашнего очага – особенно раненых, – с почестями и благодарностями отпустили. Отдельную церемонию провели для доблестных копейщиков королевского дома Арагонии, чей командир от имени своего короля поклялся в дружбе не только Исандре, но и новому круарху Альбы.
При воссоединении Перси де Сомервилля с Гисленом я даже пустила слезу от умиления: отец и сын горячо обнялись и принялись хлопать друг друга по спинам с типичным для жителей Ланьяса презрением перед условностями.
Шевалье Мильярд Веррёй с культей в лангете на месте левой руки повел с себя с сыном значительно прохладнее, но, думаю, бурные проявления чувств были просто не в его характере. Отец Жослена был высоким стройным мужчиной с седеющими волосами, заплетенными в простую сьовальскую косу, красивым той же скульптурной красотой, что и его средний сын. Я уже знала, что при схватке во дворе крепости он первым заступил скальдам путь к внутренним воротам и, обороняя этот рубеж, лишился щита и кисти руки.
– Насколько я понимаю, вы в каком-то смысле ученый, – серьезно произнес он, когда Жослен представил нас друг другу.
Я открыла рот и тут же закрыла. Что ж, в какой-то степени я и вправду относилась к ученым, но меня еще никогда в таком качестве не представляли.
– Да, в некотором смысле это так, но мои познания – лишь крошки с праздничного стола великих предшественников, – произнесла я на каэрдианском, цитируя тиберийского оратора Нунния Бальбо.
Отец Жослена неожиданно улыбнулся, отчего в уголках его глаз появились морщинки.
– В Сьовале служители Наамах редко бывают столь образованными, – произнес он, кладя здоровую руку мне на плечо. – Возможно, таким образом они отвергают бесстрастное и рассудочное учение Шемхазая, распространенное в наших краях.
– Шемхазаю тоже были присущи страсти, милорд, – с улыбкой ответила я, – а Наамах – рассудочность.
Шевалье Веррёй рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Я слышал о том, что вам довелось совершить, милая госпожа, – вновь посерьезнев, продолжил он. – Земля Ангелов в долгу перед вами.
Я склонила голову, стесняясь такой похвалы.
– Если бы не ваш средний сын, меня уже давно не было бы в живых, милорд.
– И об этом я наслышан. – Он пошевелил рукой в лангете и со спокойной гордостью посмотрел на Жослена. – Согласен я или нет с избранным тобой путем, сын мой, пока сказать не могу, но вижу, что ты идешь по своему пути с честью.
Жослен молча поклонился.
Люк Веррёй, на полголовы возвышающийся над родичами, усмехнулся, глядя на меня:
– А вот я сразу согласился с избранным тобой путем, братишка, как только увидел причину! – У Люка были те же светлые волосы и голубые глаза, что и у брата с отцом, но открытое веселое лицо наверняка досталось ему от матери. – Элуа! Ты ведь приедешь нас навестить, Федра? Дашь мне шанс попытать счастья, прежде чем окончательно остановишь выбор на Жослене?
Я не была уверена, как мой кассилианец воспримет поддразнивания Люка; с памятного поцелуя на крепостной стене нам почти не удавалось побыть наедине. И я сама до сих пор не знала, что тот поцелуй для нас значил. Но покосившись на Жослена, я заметила, как приподнялся уголок его рта.
– Не понимаю, о каком таком выборе вы говорите, милорд, – парировала я игриво, – но конечно, для меня будет честью посетить Веррёй.