Медленно, словно створки тяжеленных ворот, бронированная пехота разошлась, освободив проход. Протрубил рог, его песнь широко разлилась по равнине, перекрыв рев сражения.
В открывшуюся брешь ринулась камаэлитская кавалерия: все оставшиеся Союзники Камлаха во главе с Исидором д’Эгльмором.
Да, он предал нашу нацию и все, что нам дорого, и за это ему нет прощения. Но поэты не зря воспевают последний бой окаянного герцога. Уж я-то знаю, ведь я там была и своими глазами видела, как его кавалерия клином врезалась в скальдийское полчище. Лица Союзников Камлаха сияли предвкушением смертного боя, их мечи пели в замахе.
И варвары дрогнули.
Даже с высоты я слышала вопли скальдов, расступавшихся перед всадниками – кто-то падал, сраженный мечом, многие в панике бежали.
– Кильберхаар! – кричали они, улепетывая со всех ног. – Кильберхаар!
Восседающий на рослом скакуне Вальдемар Селиг повернулся, возможно, чувствуя, что именно он является целью этого безудержно приближающегося клина. Уже по всей равнине бушевало сражение, в отчаянной кровавой схватке сошлись скальды и альбанцы, но скальдов было больше, гораздо больше.
А конный отряд д’Эгльмора продвигался прямиком к Селигу.
Тот проехался туда-сюда. Вынул из ножен меч и поднял мощной рукой. Белые Братья окружили его; войско бурлило как кипящий котел.
Исидор д’Эгльмор спешил свести счеты с обхитрившим его варваром.
– Кильберхаар! – взревел Селиг, потрясая мечом. Развернув коня, он помчался на врага, вынуждая собственных людей расступаться. – Кильберхаар!
Скальды с воем последовали за ним.
– Давайте! – крикнул Каспар Тревальон.
Его знаменосец бешено замахал флагом Дома Курселей, и солдаты у фрондиболы подпалили факелами снаряд и убрали противовесы. Пылающая бочка полетела за стену на восток, окатив жидким эллинским огнем осаждающих.
Во дворе крепости Перси де Сомервилль отдал долгожданный приказ.
С грохотом поднялась решетка, опустился подъемный мост. Арбалетчики с барбикана принялись выпускать болты, обеспечивая прикрытие. Четверка за четверкой защитники Трой-ле-Мона полились на равнину, выстроились и обрушились на подставивших спину скальдов.
О да, захватчики оказались между молотом и наковальней.
Теперь мы без опаски, открыто стояли на стене – о нас все позабыли, – а внизу неистовствовала битва. Солдаты Перси де Сомервилля обрушились на скальдов как львы, истомившиеся в клетке, круша и убивая всех на своем пути.
А посреди равнины Вальдемар Селиг скакал навстречу Исидору д’Эгльмору.
Не стану вдаваться в подробности – эту историю не устают рассказывать по всему миру. Как они встретились в центре истребительного сражения, два титана, два прирожденных воина. Со стены мы видели, как сверкающий клин камаэлитской кавалерии мало-помалу редел, истончался, замедлял ход и наконец остановился. Как пало знамя д’Эгльмора с серебряным орлом смерти и исчезло под ногами скальдийских полчищ.
Но даже в одиночку Исидор д’Эгльмор продолжал сражаться, продолжал пробиваться к Селигу.
И ему это удалось. Правда, герцог остался пешим – вороного коня под ним зарубили. Мгновение казалось, что он и сам погиб, но тут он встал. Из-под шлема струились серебристые волосы, рука сжимала скальдийский боевой топор. Когда Селиг подскакал к нему поближе, д’Эгльмор левой рукой метнул топор.
И убил коня.
Всегда страдают невинные: животные, беззащитные женщины, служители Наамах. Так всегда было и будет на войне. Скакун рухнул на землю, Селиг, ругаясь, выбрался из-под него. И там, на равнине, два великих воина сразились между собой, пешие и одинокие. Их бой напомнил мне единение любовников на Сеансе во Дворе Ночи. Многие сочтут такое сравнение недопустимым, но я там была. И все видела своими глазами.
Не могу сказать, сколько увечий получил Исидор д’Эгльмор, пока пробивался к Селигу. Когда потом с него сняли доспехи, на теле насчитали семнадцать ран, не меньше. Какие-то нанес Селиг, но наверняка не все.
Скальды верили, что их предводитель неуязвим для оружия, верили истово и непререкаемо. Но вот посреди беспощадного побоища Вальдемар Селиг вступил в битву с Исидором д’Эгльмором, герцогом-предателем из Земли Ангелов.
Он бился и пал.
Не постыжусь признаться, что, когда меч д’Эгльмора вонзился по самую рукоять между пластинами доспеха Селига, я испустила возглас облегчения. Вальдемар Селиг качнулся и осел на колени, наверное, не веря в случившееся. А д’Эгльмор упал на колени вместе с поверженным врагом и, даже умирая, сжимал рукоять меча, загоняя клинок все глубже.
Так они и встретили свой конец.
Глава 90
После гибели Вальдемара Селига скальды начали беспорядочно разбегаться, хотя их по-прежнему было больше, чем солдат королевы.
Застарелая вражда между племенами, признаки которой я заметила, пробираясь в ночи по лагерю захватчиков, без верховного владыки проявилась в полную силу: от их орды то и дело отделялись целые отряды – где по тысяче человек, где по несколько сотен, а чаще всего по несколько десятков воинов, должно быть, из одного селения.
Солдаты Перси де Сомервилля безжалостно преследовали беглецов и добивали. А посреди поля боя…
– Ваше величество! – я указала на северо-восток, где отряд круитских всадников смертоносным серпом прорывался к месту схватки Селига и д’Эгльмора.
Над кавалеристами гордо реяло знамя Куллах Горрьим с черным кабаном, а во главе, без устали размахивая мечом, скакал круарх в развевающемся алом плаще.
– Друстан. – Исандра поднесла пальцы к губам, во все глаза глядя на суженого. – Это правда он?
– О да, – заверил ее Жослен. – Это Друстан маб Нектхана!
На наших глазах круиты пронеслись вперед и окружили место, где упал Исидор д’Эгльмор. На юго-востоке бешено сновали туда-сюда боевые колесницы далриад, сея хаос и ужас среди скальдов. Далриадская пехота сражалась под знаменами Фалер Бан, Белой Лошади Эйре.
Внезапно во дворе началась какая-то суматоха.
Позже я узнала, что там случилось: отряд отчаявшихся скальдов, брошенных Селигом и захваченных врасплох неожиданной контратакой гарнизона Трой-ле-Мона, прорвался в крепость до поднятия моста. Нападавшие оказались так близко к нашим солдатам, что арбалетчики с барбикана не осмелились стрелять.
Вот так скальды и попали во двор.
Сверху было прекрасно все видно. Горстка ангелийских пехотинцев де Сомервилля сбилась в строй, чтобы не пустить врага дальше. Если на поле боя наши догоняли и добивали, во дворе все было иначе: перед внутренними воротами завязалась отчаянная схватка – маленький ангелийский отряд противостоял наскокам скальдов, которых было в три раза больше.
Каспар Тревальон резко окликнул наших лучников, и половина из них понеслись вниз по ступеням башни, чтобы выстроиться на возвышающемся над двором парапете внутренней стены. Но они столкнулись с той же проблемой, что и арбалетчики на барбикане: невозможно было стрелять, не рискуя попасть в своих.
Воины ожесточенно сражались – в глазах рябило от шлемов да мелькающих клинков. Среди ангелийцев выделялся один высокий солдат, который мастерски держал оборону, не позволяя скальдам на себя насесть. Сердце сжалось от жалости, что он в меньшинстве.
Длинная пшеничная коса, спадавшая из-под шлема, хлестала как плеть, пока он вертелся в разные стороны, нанося и отражая удары.
Жослен резко вдохнул; мне даже показалось, что его ранили.
– Люк! – выкрикнул он отчаянно. – Люк!
– Твой брат?
Сжимая и разжимая кулаки скрещенных на груди рук, Жослен сокрушенно кивнул.
Я схватила его за руки и встряхнула, превозмогая боль в спине.
– Ты можешь к нему пробиться? – Я тут же прочла ответ в его глазах. – Тогда иди! Во имя Элуа, Жослен, поспеши!
Складки у крыльев его носа побелели.
– Разве хоть когда-нибудь я давал повод…