Слово «эксперимент», так спокойно и равнодушно произнесенное женой Рейча, ножом резануло Валентину. Значит, ее Светочка действительно превратилась в жертву честолюбия Рубанчука?..

— Не волнуйтесь, мадам, — заметив реакцию Валентины, сказал Рейч. — Я уверен, что доктор Рубанчук сделает все возможное для спасения вашей дочери.

Рейч понимал, что разговор неожиданно перешел в другую плоскость. Вместо того чтобы утешить страдающую мать, они невольно внесли в ее душу сомнение. Рейч был излишне чувствителен, знал этот свой недостаток и всю сознательную жизнь стремился преодолеть в себе «интеллигентскую слабость», из-за которой еще со времен войны имел немало неприятностей от коллег-медиков.

Зато этой слабости не было у его жены. Ей уже порядком надоел разговор Рейча с актрисой, и она решила положить ему конец. Сказала безапелляционным тоном:

— Я так понимаю, что вы отказываетесь от трупной почки. Но вам предлагают все же рискнуть… Ну, что же, мадам… — Валькирия развела руками. — Я не столь оптимистично, как мой муж, смотрю на эксперименты господина Рубанчука. — Она сделала риторическую паузу. — Но как врач, полагаю, что в этом институте несколько торопятся. — Валентина встала, прижала к груди сумочку и, через силу кивнув Рейчу, медленно, будто вслепую, вышла из кабинета. У Рейча посерело лицо.

— Вальки, что ты натворила? — гневным шепотом сказал он. — Она же мать!..

— Оттого, что она будет на что-то надеяться, ее положение не изменится, — холодно парировала Валькирия. — И чуда не произойдет.

— Но ты же видишь, как она переживает… Это же бесчеловечно!

— Меня удивляют твои слишком горячие симпатии к этим «товарищам», — с нервным смехом заметила Валькирия.

— У меня всегда была к ним симпатия. Всегда. Даже в годы войны.

— О! Теперь модно вспоминать о своих антинацистских настроениях, — сузила глаза мадам Валькирия.

— Я живу не по моде! — отрезал Рейч и встал.

— Мы все у нее в плену. Весь мир — сплошная мода: на деньги, на машины, на президентов, на новые виды оружия. Ты скажешь, что я цинична? Что я не хочу жить идеалами Шиллера и Монтескье? Да, не хочу. Они меня не интересуют. Разве что идеалы одного милого и симпатичного немца — господина Ницше. Тебя это шокирует, я знаю. Но жизнь научила меня, что все в мире утверждается по его законам. Мы, немцы, проиграли войну. Сталин давил нас танками! Англосаксы разрушили Рур и Баварию. Мы помним об этом, мы ничего не забыли…

Рейч испуганно оглянулся.

— Перестань, Вальки! Твои слова возвращают меня в самые худшие времена нашей истории.

— О нет, дорогой Герберт. В мире идей можно употреблять любые слова. Я рада, что мой Вальтер…

— Молчи о Вальтере!

— Не буду молчать! — Она как бы свысока посмотрела на Рейча. — Да, он под следствием, ему угрожает судебный процесс! И все-таки я счастлива, что у меня такой сын. — Она прошептала со злорадством: — Я счастлива, что правильно его воспитала.

Рейч побледнел. Дальше слушать он уже не мог.

— Я иду в библиотеку, — сказал он сквозь зубы. У двери резко обернулся: — Запомни: если это повторится, я отправлю тебя назад, в Ульм.

Валькирия насмешливо скривила губы.

— Мне кажется, Герберт, что не только я, но мы все скоро возвратимся в Ульм.

— Ну, это буду решать я, а не ты! — он решительно хлопнул дверью.

Валькирия со злостью посмотрела ему вслед. Она едва сдержала себя от более грубых слов. Вышла замуж за старого тюфяка, другой бы радовался, что у него такая жена. Оберст Брунвизер каждый день звонит ей по телефону в клинику. И генерал Дитрих не забывает. И советник Либ… Да разве всех перечислишь? После возвращения в Ульм, когда уладится дело Вальтера, она отвезет подробный отчет об их поездке фон Дитриху и, возможно, генерал поможет им. Ведь он всемогущ, ему ничего не стоит упрочить финансовое положение их семьи.

В последнее время фрау Валькирия развернула бурную деятельность. Она была членом трех патриотических клубов, председательствовала в совете по опеке над ветеранами эсэсовской дивизии «Викинг», ее приглашали на все официальные приемы и торжества по случаю знаменательных дат в жизни бессмертного рейха. Господи! Если бы ее муж, эта размазня с мировым именем, этот альтруист с глазами теленка, послушал ее, все было бы превосходно. Она заставит его подчиниться… Ради сына Вальтера, ради семьи, ради будущего Великой Германии.

Воспоминания о Вальтере превращались в сплошной кошмар. Вот и сегодня ночью она словно заново пережила последнее событие накануне отъезда сюда.

Ее с мужем вызвали повесткой в городскую прокуратуру, это случилось вскоре после исчезновения Вальтера.

Всю ночь они звонили в полицию, пытаясь выяснить, что стряслось с сыном, не угодил ли он в какую-нибудь нелепую уличную историю. Кругом слухи о молодежных бандах: там совершено нападение на квартиру, в другом месте подложена бомба или похищен ребенок с требованием выкупа, найден труп молодого человека и при нем письмо, объясняющее, что убийство совершено из мести за предательство… Неужели и с Вальтером могло приключиться нечто подобное? Он не способен на предательство, он не грабитель, он просто смелый, отчаянный парень… Трое суток его нет дома. Полиция молчит, морг не дает никаких сведений, в клиниках тоже ничего конкретного сказать не могут.

И вот — повестка в прокуратуру. По какому делу?..

Устоявшийся запах канцелярских помещений, высокие двери, приглушенные голоса, полицейские в серых мундирах. Валькирия жалась к мужу, у которого на лице тоже застыло выражение страдальческого ожидания. Он надел светло-серый костюм, яркий галстук. Умышленно явился сюда при полном параде, как являются не в прокуратуру, а на прием к мэру города. Никто не заставит доктора Рейча, фотографии которого печатают на первых страницах мировых изданий, почувствовать себя виноватым. И его супруге тоже следует держаться свободнее, совершенно ни к чему эти пугливые взгляды по сторонам и темное, почти траурное платье. Держись, Вальки. Очевидно, с повесткой получилось какое-то недоразумение. Главное — выяснить у господина Клинке, что могло случиться с Вальтером…

— Господин Рейч? — вежливо обратился к нему служащий в форменной фуражке и приложил к козырьку кончики пальцев.

— Слушаю, — невольно вздрогнул Рейч.

— Господин советник Клинке ждет. В той комнате, — он показал в серую глубину коридора.

Клинке сидел за маленьким столиком и сам маленький, до удивительности высушенный человечек со значком партии ХДС на лацкане пиджака. Следовательно, это — личность строгих, весьма консервативных правил, сторонник твердого курса, которым уверенно следует его партия христианских демократов.

При появлении доктора Рейча с супругой советник Клинке приветливо, даже несколько виновато улыбнулся, вышел из-за стола и показал на два стула.

— Мадам, — он склонил голову перед Валькирией, — я хотел бы поговорить только с вашим мужем… Дело весьма деликатное. Но если вы настаиваете… — Он развел руками. — Что ж, прошу, мадам.

— Да, да, господин советник, — несколько чопорно произнес Рейч, — если вы разрешите моей супруге присутствовать, мы будем вам весьма признательны.

— Да говорите же, наконец, что случилось? — вырвалось у Валькирии. — Наш сын Вальтер уже три дня не появляется дома. Мы в ужасе!

Клинке сел на свое место и начал нервно перебирать бумаги на столе. Этот Клинке, сущая мокрица, который почитал бы за великую честь быть приглашенным в дом доктора Рейча, сейчас словно набычивается, принимает важный вид, так ему, видно, приятно ощущать свою власть, выказывать сочувствие великому ученому.

— Мадам, — с подчеркнутой мягкостью обратился он к Валькирии и отвел свой взгляд в сторону, в угол строгого, пустого кабинета. — Я разделяю вашу тревогу. Тем более, что мы с вами всегда придерживались одних политических взглядов. Не так ли?

— Всегда, господин Клинке, — покорно согласилась Валькирия.

— Помните, я был когда-то у вас дома? По делу ограбления ресторана на вашей улице. Ваш сын Вальтер был тогда еще мальчишкой, этаким увальнем, румяным, толстеньким. Он, помнится, поразил меня своей непосредственностью… Как сейчас вижу, вбегает в кабинет господина Рейча с миниатюрной такой винтовочкой…