— Ладно, — ответил тот, — но ты заменишь меня сегодня вечером.

— Никак не могу. Я отработаю за вас на будущей неделе.

— Терпеть не могу всяких махинаций. Тогда я беру выходной в воскресенье.

— Но вы же мне обещали…

— Ни за что, раз ты сам не держишь слова. Ты же должен был заменить меня сегодня днем…

— Ладно, я не уйду.

Все утро они не разговаривали. Жаку не очень-то хотелось выяснять отношения с Лорой, и он даже обрадовался, что так получилось. Но в тот час, когда Жюль должен был уйти, Жак увидел, что тот не переодевается.

— Вы не уходите?

— За кого ты меня принимаешь? Отправляйся на свои любовные свидания, тебе по возрасту положено. Старый Жюль еще не потерял чувства товарищества. Слышишь? Он еще умеет быть товарищем. Заруби себе это на носу.

Лора ждала Жака в Люксембургском саду. Она сидела в тени уже пожелтевших каштанов, на коленях у нее лежала раскрытая книга. Два соседних стула были заняты молодыми людьми, по-видимому студентами. Жак подумал, что эти молодые люди пришли вместе с Лорой, и в замешательстве прошел мимо нее… Она заложила страничку в книге и догнала его.

— Вы меня не заметили?

— Мне казалось, вы с друзьями.

— А если даже и так?

Они нашли укромный уголок и сели за большим кустом бересклета. Жак несколько мгновений рассматривал Лору. Она была в белой шелковой блузке, в очень широкой юбке и в таких тонких чулках, что Жак даже решил было, что у нее голые ноги. Причесана она была по последней моде: короткая стрижка, челка на лбу. Жак нашел нужным сделать ей комплимент:

— Вы одеты всегда с таким шиком, что вас можно и не узнать.

— Только не думайте, пожалуйста, что это ради вас. Впрочем, вам все равно…

— Я вас не понимаю.

— Вчера вечером вы прошли мимо, не заметив меня. Правда, вы были с кем-то.

— С невестой.

— Поздравляю…

Она посмотрела на него с такой грустью, что ему стало жаль ее.

— Простите, Лора, я не хотел вас огорчить.

В ответ она неестественно рассмеялась.

— Да что вы вообразили? За кого вы меня принимаете? Огорчить? Вот вас я в самом деле огорчу: вы будете скоро уволены с работы.

Накануне Лора безразличным тоном сказала отцу:

— Я только что встретила Жака… он был с девушкой.

— Красивой?

— Да, недурна… но бедно одета…

— Меня это не удивляет. Одебер вступил на дурной путь: политика, профсоюз… Ему необходимо переменить обстановку. Надо будет поговорить об этом с Клюзо. Я знаю, что старик Одебер не намерен ему больше помогать. А оставшись без работы, он вынужден будет вернуться в Бержерак. Потом он сам же мне скажет спасибо.

— Ты хочешь, чтобы его уволили? — спросила Лора.

— Я окажу ему этим большую услугу, да и тебе тоже.

— Мне бы не хотелось, чтобы это исходило от тебя.

— Тогда пусть он придет поговорить со мной и ведет себя смирно.

— Во всяком случае, не воображай, что я ему передам твои слова.

Но все же Лора, изорвав несколько черновиков, написала Жаку. На следующее утро прислуга занесла письмо консьержке Томасен.

Сообщение Лоры не особенно удивило Жака.

— Как я понимаю, этим вниманием я обязан вашему отцу.

— Я запрещаю вам плохо говорить о папе. Он вам хочет добра.

— Странный способ делать добро.

— Но вы же сами избегаете отца!

— По-вашему, я должен прийти к нему с повинной? Нет, Лора, такой хлеб мне не по вкусу.

— А что же вы будете делать, если вас рассчитают?

— У меня есть профессия. Найду другое место.

— До чего же вы своенравный!

— Между вашим отцом и мной — стена. Не стану вам объяснять, это слишком долго…

— Имейте в виду, что, теряя место в ресторане, вы теряете и комнату.

— А я все равно уже подыскиваю квартиру.

— С тем чтобы там принимать своих возлюбленных?

— Нет, жену.

Лора гордо поднялась и ушла, разозленная.

Жаклина отнеслась к известию со смешанным чувством удовлетворения и страха. Разрыв Жака с Брисаками положил конец мучившим ее подозрениям. Лора была для нее опасной соперницей. Она до сих пор не решалась говорить об этом Жаку, но ей было нестерпимо, что он встречается с этой девушкой. Она несколько раз мельком видела Лору с матерью, они иногда приходили в кафе при «Лютеции». Жаклина находила ее некрасивой, слишком худой, но Лора умела держаться, вещи на ней выглядели необычайно изящно, а ее страстный взгляд покорял мужчин.

Итак, с этой стороны Жаклина теперь была спокойна. Но зато с предстоящим увольнением Жака появились новые заботы.

— Как же нам быть?

— Во-первых, я еще работаю. Профсоюз встанет на мою защиту. А кроме того, я немедленно начинаю искать другое место.

Накануне Жак снова заговорил с Жаклиной о женитьбе. «На нашем пути теперь нет больше никаких препятствий, — сказал он, — осталось только назначить день». Они подсчитали, сколько у них денег, обдумали предстоящие расходы и никакого решения не приняли.

— Знаешь, теперь надо действовать продуманно, — сказала Жаклина. Не стоит ездить завтра в Версаль, отложим на другой раз.

— Почему?

— Дорога, обед в ресторане и все остальное… нет, это расточительство.

— А я тебе говорю, что мы можем себе это позволить. Я почти не трогал получку, комнаты у нас оплачены вперед до конца сентября.

— Поверь мне, это неблагоразумно.

— Неужели мы с тобой проведем наш первый день после разлуки, как старики? Я уже все подготовил, так радовался.

— Ну не расстраивайся и подумай. Самое главное, что мы вместе. Я приготовлю ужин, и ты увидишь, как нам будет хорошо…

Начало их совместной жизни было полно очарования. Воскресный день они провели, как и многие другие, но им казалось, что и люди и природа — все чествуют их любовь: мир, радуясь их счастью, идет им навстречу и, улыбаясь, принимает их в свои объятия; все на земле создано для них. Париж прославляет их любовь, все, на чем останавливается их взгляд, существует, только чтобы радовать, солнце светит для них одних, они гуляют по земле, покрытой цветами…

Жак зашел утром за нею в гостиницу, и они вдвоем отправились на рынок. Они шли среди толпы обнявшись, с сияющими лицами, останавливались на каждом шагу и смеялись по любому поводу. Какая-то торговка крикнула им: «Эй, вы, влюбленная парочка, купите свежую рыбу», — и они расхохотались. Им море по колено, они счастливы.

Жаклина собиралась приготовить скромный ужин, но Жак накупил массу всего: устриц (они ведь только появились), цыпленка (Томасен позволила воспользоваться ее духовкой), ветчины (ее привезли из Байонны), букетик гвоздик (они приехали из Ниццы). И в конечном счете покупки им обошлись дороже ресторана. Но им все равно, они счастливы.

Они встретили Ирэн Фурнье. Она с двумя товарищами стояла под огромным плакатом, призывающим подписываться под протестом против перевооружения Германии. Среди рыночного шума и выкриков торговцев выделялся мужской голос, привлекавший внимание прохожих: «Сегодня в Западной Германии происходят выборы. Француженки и французы, протестуйте против создания нового вермахта!»

Какое им дело до вермахта, они счастливы.

— Милые мои, чего же вы не подписываетесь, — обратилась к ним какая-то женщина, протягивая карандаш.

— Уже подписали, — сказала Ирэн Фурнье. — Они входят в комитет.

Они постояли с Ирэн и предложили свои услуги, но ей не хотелось их задерживать, и она попросила Жака зайти на следующий день в помещение комитета и помочь ей. Жак был согласен на любую работу, лишь бы его не разлучали с Жаклиной.

— Кстати, — добавила Ирэн, — вы не видели моего мужа?

Луи Фурнье продавал «Юманите» у выхода с рынка. Жак познакомил его со своей невестой и купил у него газету. Заголовки сообщали о выборах в Германии и о предстоящем большом празднике в Венсене. Но что им до праздника, они счастливы.

Во вторую половину дня они пошли в маленькое кино и вернулись к ужину, но есть им не хотелось. Им было очень хорошо…