Виталик несколько раз прочитал текст, взглянул на коробку и медленно произнес:
-А где трудовая книжка?
-В коробке лежит, - спокойно ответил охранник, забирая подписанный листок.
Виталик заглянул в коробку. Все было свалено в кучу: провода, флешки, СД-диски, ручки, карандаши, исписанные листки бумаги. Сверху всех этой груды вещей гордо возвышались поношенные ботинки, в один из которых была вложена трудовая книжка.
Ничего не понимающий Виталик вышел на улицу и остановился рядом с газетным киоском. Положив коробку на прилавок, он достал телефон. Юноша посмотрел на погасший экран и вспомнил, что забыл его зарядить.
-Здравствуйте, что будете читать? - приветливо спросила продавщица и ласково посмотрела на молодого человека.
-Здравствуйте, Лариса, дайте мне пяток наших за сегодня.
-Ваших нет, может другие почитаете? – предложила женщина.
-Уже все разобрали? – радостно спросил Виталик.
-Нет, изъяли весь тираж, - таинственным шепотом объяснила продавщица.
Виталик взял коробку и сделал несколько шагов в сторону. Он почувствовал тошноту, головокружение и впервые в жизни острое желание закурить.
Догоняя оранжевый закат
Обида, словно песок в постели, не давала уснуть. Егор Андреевич лежал с полуоткрытыми глазами, вспоминая вчерашний разговор. Тридцать с лишним лет его жизнь, расписанная по минутам, принадлежала гражданской авиации. Сейчас, сосланный врачами на пенсию, он захлебывался выплеснутой на него, вынужденной свободой. Он скитался по дому без дела, дефилируя между книжным шкафом и телевизором. Периодически пытаясь пристроить руки, хватался за домашнюю работу, но все быстро утомляло, казалось не интересным, не нужным или просто скучным.
Пытаясь заполнить создавшийся в жизни вакуум, он надеялся устроиться на работу инструктором. На преподавательскую работу желающих было много, находились те, кто блатнее, и ему отказывали. Вот и вчера милый женский голос сказал фразу, мешающую уснуть: «мы вам позвоним». Егор Андреевич знал, что не позвонят. Он повернулся на бок и, посмотрев на спящую жену, осторожно встал, оделся и вышел на балкон.
Город еще спал. Оранжевые фонари освещали пустоту знакомых улиц. Одинокие машины гулом врывались в тишину. Низкое темно-серое небо угрюмо нависало над головой, и только на востоке прорезалась узкая полоса зарождающегося рассвета. Осенняя сырость проникала в мысли, наполняя их влажностью. Они тяжелели и давили на глаза, просясь наружу.
Взор по привычке устремлялся в небо, словно ища поддержки у птиц. Как и они, Егор Андреевич провели там всю сознательную жизнь. И что теперь?
Сейчас ему казалось, что жизнь не просто подошла к концу, она прошла мимо него. Он ее пролетал. За большие деньги? Ерунда, на земле зарабатывают больше. Даже квартира, досталась им от родителей жены. Егор Андреевич тяжело вздохнул и снова посмотрел на светлеющий горизонт. Там, словно кружащиеся вокруг лампы светлячки, мигали огоньки приземляющихся самолетов.
-Егор! – встревоженный крик жены прервал его философствования.
Он обернулся и увидел невысокую сухощавую женщину с заспанным лицом и растрепанными волосами, стоящую у балконных дверей.
-Что случилось? – спросил он, глядя на искаженное гримасой лицо.
Женщина вцепилась в его руку и увела с балкона. Слезы градом текли по щекам. Речь, прерываемая рыданиями, казалась бессвязной, а руки крепко стискивали Егора в объятьях.
-Я подумала, - произнесла она, чуть успокоившись, но не закончила фразу и, вытерев глаза, с мольбой посмотрела мужу в лицо. - Ты же нас не бросишь? – спросила она, смотря на него преданным взглядом.
-О чем ты, Таня? - спросил Егор, разглаживая широкой ладонью непричесанные волосы жены.
Но он все понял. Летчик на пенсии – это как труп в отпуске. Мало кто выдерживает, спиваются, кончают собой. Жена это знала и боялась. Он не делился с ней переживаниями, она все видела и, молча, страдала. Нет, конечно, он не сиганет с балкона, и не залезет в петлю, не положит душу на дно бутылки. Он справится с хандрой и привыкнет к нормальной человеческой жизни. Станет жить как все: ночью по восемь часов спать, трижды в день есть и дважды гулять.
Женщина суетливым взглядом посмотрела по сторонам и взяла с журнального столика школьную тетрадку.
-Вот хотела тебе показать,- сказала она, протягивая супругу. - Почитай, что Санька написал.
За сочинение внук получил пятерку с плюсом, и эмоциональное «молодец» с тремя восклицательными знаками, добавленное щедрой учительской рукой.
Егор открыл тетрадку. Сочинение на тему «Кем я хочу стать» называлось «Догоняя оранжевый закат».
Взгляд скользил по тексту, цепляясь за патетические абзацы, грусть холодной росой медленно оседала в душе.
Сашка писал о том, что хочет стать летчиком гражданской авиации, в красках расписывая романтику профессии. Егор Андреевич прекрасно знал, что родители этого не допустят. Единственный ребенок, гордость семьи, умница и отличник Сашка пойдет либо по стопам мамы в филологию, либо папы в юриспруденцию. Дурной пример деда, отсутствующего в жизни семьи если не физически, то морально, вряд ли покажется заразительным. Все эти красивые слова написаны исключительно ради высокой отметки.
Дочитав до абзаца: «Судно шло на эшелоне. Летчики слышали как, угомонились и заснули пассажиры. Капитан не спал. Перед его глазами открывалось зрелище потрясающей красоты. Облака отливали золотом, синеву неба на горизонте оттеняла яркая полоса света. Самолет летел на запад вслед за заходящим солнцем, словно догоняя оранжевый закат», - Егор Андреевич ухмыльнулся и подумал:
«Многие приходят в авиацию за романтикой, но постепенно привыкают и при первой возможности стремятся несколько минут вздремнуть. Потому что хорошо знают, что силы еще понадобятся».
«Небо внезапно потемнело. Перед экипажем показался грозовой фронт.
-Придется идти через грозу, - сказал командир корабля», - писал Сашка.
Егор Андреевич улыбнулся и закрыл тетрадь.
-Понравилось? – спросила жена.
-Да, конечно, молодец, - ответил Егор.
«Гроза – это стихия! К стихии привыкнуть нельзя. Гроза для самолета - это как удар ракетой. Он перед ней беспомощен и беззащитен. Лететь через грозовой фронт – это не вершина пилотажа, как пытаются изобразить писатели и кинематографисты. Стихию ни покорить, ни победить нельзя. Она тебя скрутит, сломает, порвет и не заметит. Игры с нею всегда заканчиваются трагически. Идти сквозь грозу - это вариант для летчика - самоубийцы. Конечно, на экране это смотрится красиво: самолет, лавируя в иссиня-черных подсвечиваемых грозами облачных ущельях, то резко набирая высоту, то камнем падая вниз, преодолевая все мыслимые и немыслимые препятствия, выходит победителем в спокойный солнечный мир. Но, когда у тебя за спиной сидит две или три сотни ничего неподозревающих пассажиров, честнее и разумнее, не рискуя жизнью обойти грозовой фронт стороной».
Егор Андреевич вновь погрузился в свои размышления, пока жена прервала его задумчивость неожиданной просьбой:
-Ты не мог бы сходить к Сане в школу? Учительница зачитала Сашкино сочинение, и ребята мечтают тебя увидеть.
Предложение было настолько неожиданным, что Егор Андреевич растерялся. Он помялся, по привычке подыскивая повод для отказа, но, вспомнив свои недавние размышления, согласился.
Уже войдя в дверь класса, Егор Андреевич поймал себя на мысли, что не знает, о чем говорить. Тридцать пар глаз смотрели на него с неподдельным интересом. «Что они хотят услышать?- подумал он, - рассказов о героизме? Нет, я не герой. Делать свою работу хорошо – это вовсе не подвиг. Рассказать теорию авиации? Она не сложна. Уже сейчас у них достаточно знаний, чтобы ее понять. Но для того чтобы стать пилотом, теории недостаточно. Здесь самые фундаментальные формулы могут не работать, а константы иметь переменную величину. Поэтому летчику и приходится учиться всю жизнь». Егор Андреевич задумался, но школьники быстро исправили ситуацию, закидывая его вопросами.