Мартьяс вспыхнул.

— Я попросил бы вас, господин казначей, не оскорблять королеву!

Однако казначей был настолько раздражен последними событиями, что не мог не излить накопившейся желчи.

— Да какая она королева! Ее время кануло в Лету.

— Все может измениться. Стоит царевичу Дмитрию взойти на престол и его близкая сродница станет блистать при дворе его величества. Я — коренной ливонец, и всегда буду защищать честь знатной дамы.

— Довольно высокопарных слов, Мартьяс. Ян Сапега посулил Марии Старицкой вернуть королевство, но из посула шубы не сошьешь. И монастырь не взят, да и от самой Старицкой, кроме писем, не велик прок. Надо подтолкнуть ее к более серьезным делам.

— Я стараюсь, отец Иосиф. У Марии Владимировны остались в Москве преданные люди, которые могут доставить нам отравное зелье. Достаточно обезглавить рать от воевод и начальных людей — и в войске начнется разброд.

— Так может думать лишь иноземец. Ты, Мартьяс, плохо знаешь русских людей, кои при великой беде могут зело сплотиться и выкликнуть себе новых коноводов.

Мартьяс с озабоченным видом уселся в кресло и недовольно высказал:

— Выходит, господин казначей, вам ничего не подходит из плана гетмана. Он будет весьма раздражен. У вас есть более реальный план?

Была, была у казначея Девочкина хитроумная задумка, но он не торопился с ее воплощением. Пусть допрежь всего гетман Сапега обломает зубы о стены неприступной крепости и убедится, что все его приступы бесплодны. Вот тогда и следует втридорога продать гетману свою задумку. Тот не пожалеет никаких денег и отвалит столько, сколько он, казначей, запросит, а запросит он громадную сумму.

В посулы же Сапеги отец Иосиф не слишком верил: заиметь сан келаря Чудова монастыря не так-то просто. Допрежь надо полякам Москву взять да получить благословение патриарха, в чем Иосиф сомневался, хотя Сапега клятвенно заверял через своего лазутчика, что святейший владыка, назначенный царевичем Дмитрием, непременно выполнит просьбу гетмана, столь много сделавшего для «чудом спасшего царевича».

«Посмотрим, посмотрим, — оглаживал пухлой ладонью рыжеватую окладистую бороду Иосиф. — Все это еще вилами по воде писано, а тут дело верное, сбыточное».

Задумал отец Иосиф действительно превосходный план. Обитель снабжалась водой по двум подземным глиняным трубам, кои были проложены из соседнего пруда. Сей пруд лежал выше монастыря, а посему недостатка в воде не было, но следовало Сапеге отвести воду из пруда в речку Кончуру — и конец монастырю. Лишившись воды, сидельцы обители вынуждены были или умереть от жажды, или же сдаться в руки неприятеля.

Задумка Иосифа не имела изъянов, и ее воплощение приводило к несомненному захвату великой русской святыни.

Казначей не помышлял делиться своим коварным планом с Мартьясом. Рано! Да и стоит ли доверять лазутчику Сапеги? Этот красавец с хитрецкими глазами вполне может воспользоваться блестящим планом и без его участия: донесет Сапеге, что сам придумал и все лавры ему. Вот и доказывай, что ты не верблюд. А может, и доказывать не придется. Возьмет да и устранит хозяина задумки, а сам к Сапеге ринется. Когда речь идет о больших деньгах, человеческую жизнь ни в грош не ставят.

— Вы что-то обдумываете, отец Иосиф?

— Обдумываю, Мартьяс, но ничего путного в голову не лезет.

— Что же передать Оське?

— До приступа я что-нибудь придумаю.

Глава 14

ХИТРОСТЬ НА ХИТРОСТЬ

Следующий приступ вновь не принес успеха Яну Сапеге. Он надеялся, что сидельцы обители будут защищать крепость в пьяном угаре, но этого не произошло. Почему-то казначей монастыря не выполнил его задания, и это привело гетмана в бешенство:

— Пся крэв! Отчего этот рыжий поп не напоил вином служилый люд и свою братию?! Проклятый москаль!

Вызывал своих тайных лазутчиков, но те недоуменно пожимали плечами.

Недоумевал и Юзеф Сташевский. Миновала неделя, но Василий Пожарский так ничего и не сделал: и все начальные люди отважно отражали приступ, и пушки с пищалями вовсю палили. Этот князь с фамильным перстнем Юрия Мнишека либо провалил дело, либо (чего больше всего опасался ротмистр) надул его, прикинувшись изменником. Если это так, то Пожарский, вернувшись в крепость, рассказал о предателе воеводам и те арестовали казначея. Вот почему Иосиф не смог выполнить задание гетмана.

Но Юзеф помалкивал. Он так и не доложил Сапеге о встрече с князем Пожарским, иначе бы сейчас получил от гетмана разнос. Угнетала ротмистра и неудача с подкопом монастыря. Казначей не знал о точном месте подкопа, никто из русских не знал, и все же, как так получилось, что мельница оказалась в руках защитников монастыря и все пороховые бочки были взорваны? Значит, кто-то из поляков распустил язык. Он, Юзеф, ничего о мельнице Пожарскому не говорил… Правда в ту ночь он был чересчур пьян и уже не помнит, какие последние слова он говорил русскому князю, пока не оказался в постели. Неужели он что-то сказал о мельнице?

Юзефа обуял ужас. Если это так, то именно Пожарский виновник подрыва пороховых бочек. Он непременно похвалится всему ратному люду и духовенству монастыря о своем шпионском походе к ротмистру Сташевскому. Матерь бозка! Тогда об этом узнают и тайные лазутчики, которые донесут об измене ротмистра Юзефа гетману. Сапега будет беспощаден. Он прикажет повесить или расстрелять изменника. Боже!

Отчаяние охватило Юзефа. Это приключится при следующей вылазке сидельцев Троицы, когда один из лазутчиков гетмана окажется в его стане. Надо бежать, бежать из войска Сапеги к своему бывшему покровителю, Юрию Мнишеку. Пресвятая дева Мария!

Пан Сташевский бежал из-под Троицкого монастыря глухой ночью.

Приступы не прекращались, но они не приносили желаемого результата. Войско Сапеги таяло, кончались запасы продовольствия, стан гетмана еще больше отодвинулся от стен монастыря.

Казначей Иосиф наконец-то принял свое решение. Пора! Вызвал Мартьяса и сказал:

— Мне нужно встретиться с доверенным человеком гетмана.

Трубач озадаченно посмотрел на казначея.

— Я перед вами, отец Иосиф.

— Не серчай, Мартьяс, но мне надо встретиться с влиятельным человеком Сапеги.

— С кем-то из его ближних полковников?

— Нет. Воякам я не слишком доверяю. Все они грабители и разбойники. С личным секретарем гетмана, паном Киренецким.

— Действительно, влиятельный человек… Но зачем? И пойдет ли он?

— Пойдет. У меня созрела зело важная задумка.

— Но ваш план могу передать и я. Вы обижаете меня, отец Иосиф.

— Если ты, Мартьяс, желаешь и дальше служить пану Сапеге, то тебе придется выполнить мое поручение. Сегодня, с наступлением ночи, ты отправишься к гетману и приведешь ко мне его секретаря, и не с пустыми руками, а с вознаграждением. От пана Киренецкого ты изведаешь о моей задумке.

— Речь идет о большой сумме? В польских злотых или в наших золотых рублях?

— У гетмана наверняка есть и то и другое. В золотых рублях.

— И сколько же?

Когда казначей назвал сумму, Мартьяс оторопел:

— Матерь Божья! Но это же — громадные деньги!

— И не полушки меньше. Когда Сапега возьмет обитель, сии деньги окупятся сторицей.

— Но гетман может усомниться. Вы получите огромное состояние и ничего не выполните для сдачи крепости.

— Не усомнится, одурачивания не будет, ибо я сразу буду объявлен изменником. Да и вы, господин Мартьяс с вашей королевой Марией безотлагательно получите худую огласку. Всех нас ожидает виселица. Кой прок мне обманывать гетмана?

— Но пан Сапега тотчас спросит меня о вашей задумке.

— Об этом будет сказано только пану Киренецкому, когда вы явитесь с ним в мою келью. Если же гетман узнает о моем плане с ваших слов, то он прекрасно обойдется и без меня.

— Теперь понятно, почему надо сразу приходить с деньгами… Надеюсь, из этой суммы будут достойно вознаграждены и королева Мария, и ваш покорный слуга.