Василий поспешно облачился в лазоревый кафтан, опоясался саблей, сунул за малиновый кушак пистоль и тоже выскочил из избы. В голове заметались сумрачные мысли. Ксения! Поляки, как уже слышал не раз, не только грабят и жгут православные храмы, но и нападают на монастыри. Подсосенская обитель может стать лакомым куском для разбойных польских ватаг, ибо для обороны она непригодна. Деревянные стены не смогут остановить врагов.

Пожарский во весь дух помчался к обители. Надо предупредить насельниц о грозящей опасности. Когда подлетел к Святым воротам, то позади себя услышал воинственные кличи. Оглянулся. Конная ватага в добрую полусотню скачет на погибель монастырю и ее обитателей. По рассказам очевидцев, поляки насиловали келейниц, а затем жестоко убивали, изуродовав их тела.

— Закрывай ворота и беги к игуменье! Пусть немедля выводит сестер через заднюю калитку! Быстро! — прокричал ошеломленной привратнице Василий, а сам полетел через сад к келье Ксении.

Та была безмерно удивлена и встревожена, увидев перед собой озабоченное лицо своего Василия. Никогда еще он не появлялся в ее келье, а тут ворвался, как ураган.

— Что с тобой, Васенька? И как ты посмел войти ко мне без дозволения матушки игуменьи?

— Некогда объяснять, Ксения. В обители сейчас будут ляхи.

— Какие ляхи, откуда?

Василий схватил оторопевшую Ксению на руки, вынес из кельи и поднял ее на коня. Слышно было, как поляки разбивают врата; еще миг, другой и они ворвутся в обитель, по коей сновали перепуганные монахини.

— Бегите к задним воротам — и в лес. Там ваше спасение! — что есть мочи крикнул Василий и вывел коня за стены монастыря.

— Держись за меня крепче, ладушка. Попытаемся укрыться в Троицком монастыре…

А в Горушке староста Слота, собрав мужиков, снуло произнес:

— Худо дело. Ляхи жгут соседние села и деревни и всех побивают. Своими глазами то видел. Силенок у нас маловато, дабы дать ляхам достойный отпор, а посему, мужики, надо со своим скарбом податься под защиту стен Святой Троицы, а избы запалить, дабы вражьей силе нечем было поживиться. Другого выхода у нас нет. Что скажете, сосельники?

Понурые мужики ответили:

— Делать неча, Слота Захарыч. Надо немешкотно уходить.

Глава 5

ВТОРОЙ САМОЗВАНЕЦ

Уже через несколько дней, после смерти первого Самозванца, на Москве испустился слух, будто тот спасся от гибели и убежал в Литву, откуда вскоре придет с новым, свежим войском. Многие москвитяне не поверили нелепому слуху, другие колебались, а третьи сразу поддались на эту удочку, не взирая на то, что почти вся Москва видела труп Гришки Отрепьева. Но, невзирая на это, вдруг явился другой Самозванец, кой уверял, будто он тот самый Дмитрий, спасшийся от убийц. Легковерный народ поверил «царевичу».

Поляки, конечно же, знали, что первый Самозванец убит, знали также, что и настоящий царевич Дмитрий давно погиб в Угличе от рук убийц, но им было все равно: лишь бы еще больше загуляла по Руси смута. И вот польские вельможи нашли человека, который согласился принять на себя имя убиенного царевича. Им оказался «сын Ивана Грозного» Богданка, крещеный еврей, служивший писцом при Лжедмитрии I. Разные свидетели и очевидцы говорили о нем различно, большинство же, почти единогласно, утверждало, что он был родом из Белоруссии и, судя по его нраву, привычкам и его речи, был поповский сын. Он хорошо знал польский язык, а посему многие считали его поляком или литвином; может быть, это был сын какого-нибудь польского католического ксендза; однако, с другой стороны, известно, что он также знал русский язык и русскую грамоту, свободно говорил по-русски, неплохо был знаком с церковным богослужением по православному обряду. Говорили также, что он был когда-то в числе приближенных слуг первого Самозванца, Григория Отрепьева; другие прибавляли, что он был не только слугой, а скорее личным секретарем. Вот этот самый Богданко, после гибели первого Лжедмитрия, поспешно бежал в литовскую Русь, где довольно долго прожил в Могилеве, и где ему пришлось исполнять обязанности школьного учителя. Дело в том, что в западном крае, при церквах, часто устраивали маленькие первоначальные училища; могилевский священник церкви святого Николая также устроил такую школу для обучения детей русской и польской грамоте и нанял Богданку учителем. Сначала между ним и протопопом были отличные отношения, но вскоре священник заметил, что его помощник и наставник юношества слишком уж ласково обращается с попадьей, и за это он без лишних разговоров прогнал из дома своего приятеля. Богданко бежал из Могилева, и некоторое время скитался, пока не оказался в руках панов Вишневецкого и Мнишека, предложивших ему взять на себя имя царевича Дмитрия. Богданко своим лицом и сложением чуточку напоминал Гришку Отрепьева, так что его легко можно было принять за спасшегося царевича, но это казалось только тем, кто мало знал Отрепьева, а лица, приближенные к нему, сразу могли заметить обман. Опричь того, известно, что у Отрепьева одна рука была короче другой, а на глазу было большое, очень заметное бельмо.

Один из самых главных покровителей Самозванца был польский выходец, староста Усвятский, пан Сапега (Ян-Петр Павлович), кой доводился двоюродным братом канцлера Льва Сапеги, который был когда-то главным приспешником Гришки Отрепьева и помогал ему, вместе с польскими магнатами Мнишками и Вишневецкими взойти на Российский престол. Участие Яна Сапеги в замыслах Тушинского Вора было очень важно, поелику он помог Самозванцу собрать под свои знамена огромное войско из польских и литовских выходцев, а также Днепровских казаков. Изведав о московских смутах, запорожцы огромными толпами поспешили прийти на помощь полякам, чуя, что в России им будет, чем поживиться.

Войска Тушинского Вора составляли, по крайней мере, сто тысяч человек. К счастью для Московского царства между их предводителями не было настоящего единодушия, а не то бы они разорили святую Русь. В самом скором времени пан Рожинский, один из польских предводителей, поссорился с гордым и надменным паном Сапегой, который хотел царить полновластно в войске Самозванца, призывая, чтобы все остальные предводители, безусловно, подчинялись его указаниям, не требуя от него никакого отчета. Отношения его к Рожинскому и остальным предводителям польских войск стали до такой степени враждебны, что предводители собрали военный совет, на котором решили, чтобы гордый и несговорчивый Сапега, взяв с собой достаточное количество воинов, пошел на север по Ярославской дороге и захватил Троицкую обитель, что находилась в 63 верстах от Москвы.

Глава 6

ТРОИЦКАЯ ЛАВРА

Захватить в свои руки Троицкий монастырь было крайне важно для поляков, так он служил ключевым опорным, укрепленным местом, для поддержания устойчивого сообщения между Москвой и северными русскими областями, в особенности верхним Поволжьем, откуда в стольный град неизменно двигались многочисленные обозы с разными съестными припасами, хлебом, зерном, а также и ратные подкрепления, притекавшие к древней столице, как к сердцу Русской земли. Перехватить этот укрепленный пункт было настоятельной целью для поляков, чтобы лишить Москву помощи и подкрепления со стороны соседних северо-восточных уездов. Да и сам монастырь был весьма заманчивой добычей.

Сергиева обитель, как одна из самых старинных и наиболее уважаемых, пользовалась огромным влиянием на православный русский народ. Враги понимали, что если Троицкая Лавра признает Самозванца истинным Дмитрием, сыном Ивана Грозного, будто бы спасенным от рук убийц, то это произведет большое влияние на весь русский народ, и тогда, конечно, и Москва, — а за ней и остальные города, — охотно признают над собой власть Лжедмитрия. Поэтому они рассчитывали, захватив Лавру в свои руки, заставить архиепископа Иоасафа, чтобы он написал грамоту, в которой признавал бы Самозванца законным наследником русского престола и тогда на Руси не останется человека, который бы не поверил в истинность царевича Дмитрия…