Вот какой чудный сад описала я тебе, Васенька. Что он изображает? Ты, наверное, уже догадался. Изображает он то звание, которое носят монахи — монашество. Стоит он на четырех драгоценных камнях — это четыре Евангелиста. Святое Евангелие указывает, что монашество основано на святом Евангелии, а не выдумано, как говорят умники века сего. Нет в Евангелии слова «монашество», но о сущности его говорится очень много: «Аще, кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, возмет крест свой и по Мне грядет». Вот и монашество. Или слова: «Аще кто любит отца или матерь, или сестер, или братьев паче Мене, несть Мене достоин».

Святой первоверховный апостол Петр от лица всех святых апостолов сказал Господу: «Се мы остановихом вся и вслед Тебе идохом». Святые апостолы — это первые монахи. Идя за Господом, они оставили всех. У некоторых были жены, они их оставили; имения оставили и предались в полное послушание Господу своему Иисусу Христу. В своей жизни они исполнили те три обета, которые даем все мы. Святое Евангелие — это опора, это те четыре драгоценных камня, на коих стоит дивный сад монашества. И каждому монаху и монахине, каждой послушнице вменяется в обязанность каждый день прочитывать, хотя бы по одной главе Евангелия. Каждый день она должна держать его в руках и смотреть на него, и не только смотреть, но и в сердце иметь те драгоценные четыре камня.

Дальше: первая большая стена, исписанная необычайно красивыми картинами, — это книга Деяний святых Апостолов. Дивные жития, дивные там картины — очей не оторвешь. Затем идут семь стен — семь соборных посланий и четырнадцать посланий святого апостола Павла, этого монаха, проповедника языков. И далее, таинственная темная стена с непонятными таинственными рисунками — это Апокалипсис, Откровение святого Иоанна Богослова.

Святые ворота, ведущие в этот сад, — это врата Христовы, врата смирения. Тесные они, низко надо наклоняться, чтобы пройти, даже пролезть в них, но и высокие они, ибо, чем ниже наклонишься, тем потом выше поднимешься, в противоположность вратам дьявольским. Они широкие и пространные, но чем выше поднимаешься, проходя в них, тем ниже упадешь, даже до ада. Над этими святыми вратами горит неугасимая лампада: это молитва монашеская. Три дивные тропинки, которые представляются твоим очам, как только ты пройдешь святые ворота, это три обета монашеские: первая дорожка — послушание, вторая — нестяжание, третья — целомудрие.

Когда вступает человек в святую обитель, говорю не о себе, грешной, а про истинного монаха, то большая ревность бывает у него идти этими тропинками: буду все делать, буду все терпеть, только возьмите меня в святую обитель; на все бывает готов, всего себя целиком приносит в жертву Господу. Но проживает год-два, и начинает остывать, приходят искушения. Чем дальше идет подвижник по этим святым дорожкам, тем ветры вражьи начинают дуть сильнее и мягкие цветы на пути ее заменяются острым терновником. Блаженна ты будешь, если перетерпишь боль и дойдешь до тех райских деревьев, что растут в конце каждой из этих тропинок. Но часто случается, что идет человек, пока на пути его цветы, а как только начнут уязвляться стопы его острым терновником, он не выдерживает и убегает. И, увы, много таких случаев!

— Вот видишь, Ксения!

— Худо это, Васенька. Надо терпеть до конца, иначе не вкусишь тех сладких райских плодов. Много шипов на этих тропинках, но я назову тебе только несколько из них. На дорожке послушания один острый шип будет постоянно уязвлять твои ноги. Это ропот и непокорство. А на дорожке нестяжания — это многопопечительность, забота о хлебе насущном и непредание себя в волю Божию. На дорожке целомудрия особенно много шипов, которые будут ранить не только стопы твои, но и руки. Шипы эти так велики, что, вонзаясь тебе в ноги, они проникают в самую глубину твоего сердца, в самые его сокровенные изгибы и тайники, и до того ранят его, что сердце все истечет кровью. Вонзаются эти шипы и в голову, и в ум подвижника, идущего по тропинке целомудрия, в виде нелепых помыслов, которые не хочет монахиня, но которые сплетаются в виде тернового венца на главе ее и даже когда она приступает к святым страшным Животворящим Тайнам Христовым. Трудно идти по этим святым дорожкам, но если ты побежишь по ним, ведомая Ангелом хранителем, ведомая молитвами отца своего духовного, старицы своей, если достигнешь дорожки послушания, то узришь там чудное дерево, под ветвями которого ты можешь отдохнуть: обвяжешь листьями его свои израненные ноги, и они в тот час же исцелятся. На дереве этом растут три сладких благоуханных плода. Блаженна ты будешь, когда вкусишь от них. Первый плод — внутрь себя смотрение, внутрь себя пребывание. Эта добродетель достигается только подвигом святого послушания, через постоянное отречение своей воли, через постоянные поправки, постоянное отложение своих собственных деланий. Второй плод — самоукорение. Вкусивший его так глубоко входит в себя, что даже не видит чужих грехов. Ему открывается вся глубина его собственной души. Третий плод необыкновенно сладкий — это мир душевный. Мир, о котором мы молимся после принятия святых Христовых Тайн, благословенной молитве, чтобы Тайны святые были нам в мир душевных наших сил. Этот мир открывает в душе нашей то, о чем говорил Спаситель: «Царство Божие внутрь вас есть». Этот мир уводит подвижников в затворы, и они жили там, не видя лица человеческого. На древе в конце Тропинки нестяжания тоже найдешь ты дивные плоды. Первый плод — полная безпопечительность, и второй — полная преданность в волю Божию и надежда на Бога. Уверенность в том, что с тобой ничего не случится. Бог тебя не оставит. На древе, что растет в конце тропинки целомудрия, — один плод, о котором говорил Спаситель в заповедях блаженства: «Блажени чистит сердцем, яко тии Бога узрят». Богозрение вот тот сладчайший плод, который вкушает подвижник или подвижница, когда пройдет великотрудный и тернистый путь целомудрия. Пусть придешь ты вся израненная, кровью облитая, но блаженна ты будешь, когда вкусишь от того сладкого плода Богозрения. Вот те плоды, которых достигает подвижник, пройдя три тернистых дорожки обетов монашеских. А те благоухающие розы райские, что растут в том саду, благовоние которых должна монахиня ощущать ежедневно, иначе она будет ощущать зловоние вражие — это три канона: Спасителю, Божией Матери и Ангелу хранителю. Эти каноны должна прочитывать ежедневно каждая монахиня, каждая послушница, потому и положено вычитывать их на вечерне в храме, а кто не может присутствовать в храме, должен прочитывать их дома, опускать их иногда только, будучи задержан в храме, на послушании и то с великим опасением. И, наконец, приснотекущий животворящий источник, что журчит в этом чудном саду — это непрестанная молитва Иисусова: «Господи! Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную». Тихое журчание ручейка этого заглушает вой диавольский. И подвижник, вкусивший этого источника, уже ничего не устрашится. Вот этот дивный сад — наша жизнь монашеская. Желаю тебе, Василий, когда захочешь принять постриг, идти безбоязненно по тем трем тернистым тропинкам обетов монашеских, достигнуть и вкусить сладких плодов, что растут на деревьях в конце этих тропинок и приобщиться приснотекущему и никогда оскудевающему источнику непрестанной молитвы Иисусовой, непрестанного устремления души и сердца нашего к Господу нашему Иисусу Христу. Ему же слава во веки. Аминь!.

— Ну и память же у тебя, Ксения! Ну и разумница. Слушать тебя — одно удовольствие. И все же не хочу я тебя видеть монахиней. Ты — мирская, мирская! Поди же ко мне…

Глава 4

ВРАЖИЙ НАБЕГ

Встревоженный Слота вбежал в избу.

— Беда, князь! Ляхи жгут соседние деревни. Ударю в било, дабы собрать мужиков.

— Много ляхов? И где ты их видел?

— Более сотни. Я подался, было, в дальний лесок, дабы бортные дерева глянуть и запах дыма почуял. Свернул к деревеньке, а там ляхи избы жгут, и соседнее сельцо полыхает. Побегу, я князь, мужиков поднимать. Никак, отсель сниматься надо. Пелагея! Выводи лошадь!