У дворца на Викентия посмеялись:

— Да ты кто такой, чтоб к царю-батюшке проситься? Пошел вон, пока бердышом не огрели!

— Дело у меня зело важное, государево. Противу царя заговор затевается.

Служилые насмешничать перестали.

— Царь охотой тешится. Приходи денька через три.

Викентия до поры-времени кинули в узилище, а Самозванец вознегодовал. Дело нешуточное затеяли молодые стольники. Юрий Мнишек будет взбеленен. Он не только отменит свадьбу, но лишит его, Григория Отрепьева, всяческой поддержки. А за Мнишеком громадная сила, за ним сам король Сигизмунд. Опасны, чересчур опасны эти стольники.

Лжедмитрий вызвал Маржарета. Коротко поведав о случившемся, Григорий сказал:

— Вверяю тебе, Маржарет, деликатное дело, но никто не должен о нем знать. Стольники Васька Пожарский да Федька Михалков поехали в Сандомир к пану Мнишеку, чтобы донести на своего государя, который якобы, вошел в любовную связь с царевной Ксенией Годуновой.

— Каковы подлецы, ваше величество! Их действия заслуживают самого беспощадного наказания.

— Ты прав, мой верный Маржарет. Доносчиков надлежит догнать и казнить на месте. Я дам тебе лучших коней. В моей царской грамоте будет сказано, чтобы на Ямских станах твоим людям давали только свежих лошадей. И никаких отказов! Таких ямщиков забивать плетьми! Сколько тебе потребуется людей, Маржарет?

— Пятерых, ваше величество. Отчаянных храбрецов! Каждый из моих людей стоит десятка стрельцов.

— В добрый путь, Маржарет. Ты будешь по-царски награжден.

— Россия ведает вашу баснословную щедрость, ваше величество.

Отобрав пятерых немцев из личной гвардии Отрепьева, Жак Маржарет пустился в погоню.

Глава 18

ПУТЬ В САНДОМИР

Цыгане запросили за лошадей втридорога. Федор Михалков (Василий не ведал в нем большого знатока лошадей) отчаянно торговался, да так, что цыгане уступили треть запрошенной цены.

Когда выбрались на большак, Василий рассмеялся:

— Тебе только в лавке с аршином стоять. Откуда в тебе такая ухватка?

— От отца. Страсть любит лошадей. Любого цыгана заговорит. Он до сих пор на Васильев луг ездит, дабы на коне поскакать.

— Молодцом твой отец… Так с ним и не простился?

— Тогда б с тобой не ехал, но дьяк Власьев обещал с отцом поговорить. Да будет ли прок?

— Будет, Федор, — почему-то уверенно произнес Пожарский. Он решил еще что-то добавить, но как-то загадочно улыбнулся и промолчал, вспомнив тайный наказ Афанасьева.

Миновали Можайск и Вязьму без особых происшествий, а вот перед Смоленском, когда они спрятали в переметные сумы свои монашеские рясы, их окружили шестеро конных шляхтичей. Все в кунтушах, в шапках с длинными белыми перьями, при саблях. Один из них, приземистый, с длинными вислыми усами, дерзко приказал на довольно сносном русском языке:

— Деньги и кафтаны, москали!

— Ого! Вот и работенка подвернулась, Федор! — задорно воскликнул Василий.

Оба выхватили давно заряженные свинцовыми пулями пистоли.

— Налетай, пся крэв! — приказал все тот же длинноусый шляхтич, гонимый жаждой наживы.

И тотчас бухнули выстрелы. Двое из шляхтичей рухнули с коней, остальные полезли на московитов с обнаженными саблями.

— Не робей, Федя! Под Севском мы и не такое видали!

Под Севском Пожарскому и Михалкову пришлось оказаться в самой гуще сечи, из коей они вышли с честью. И на сей раз они не подвели: сказалась ратная выучка. И Василия и Федора чуть ли не с малолетства приучали владеть саблей. Ох, не зря постарались родители! Когда еще двое шляхтичей были зарублены, то остальные отпрянули и кинулись наутек.

— Разбой! И это дома, на русской дороге, — сплюнул Федор, вбивая саблю в ножны.

— Ляхи хозяевами себя чувствуют, — вторил Федору Пожарский. — А ты молодец. Удало пана свалил.

— Отцовская наука. Он меня с четырех лет на коня посадил и сабельку дал.

— А меня сызмальства холоп Толбунец обучал. Искусный воин, когда-то с отцом в Ливонский поход ходил.

— Слышь, Василий, а не облачиться ли нам опять в рясы. Пока ехали монахами, нас, никак, сам Бог оберегал.

— И впрямь, — согласился Пожарский. — Давай съедем в лесок.

Проехали чернецами верст пять, как вдруг услышали дробный цокот конских копыт. Оглянулись. Их настигали всадники в иноземной сряде.

— Кажись, немецкие наемники. И куда, дурни, с такой прытью помчали? — пожал плечами Василий.

— Прижмись к обочине, пусть обгоняют, да клобук на глаза натяни, — молвил Федор.

Всадники, поднимая пыль на каменистой дороге (давно не было дождей) промчали мимо, а Василий насмешливо спросил:

— Зачем клобуки-то на нос напяливать?

— Что-то сердце екнуло. Вид у них такой, как будто за кем-то гонятся.

— Да брось ты, Федор.

Наступали сумерки, но тут постоялый двор вскоре на пути оказался.

— Поснедаем, отдохнем малость, а в доранье дале тронемся, — сказал Василий.

Но отдохнуть не пришлось: перед воротами путников встретил… Маржарет. Удивлению Пожарского и Михалкова не было предела. Но тому было не до восторженных приветствий. Лицо его было суровым и озабоченным.

— Я поджидал вас, господа. Отъедем в сторонку. Да побыстрей!

Неподалеку от постоялого двора темнел высокий орешник; в нем-то и укрылись друзья.

— Что случилось, Жак, и как ты здесь очутился? — спросил Василий.

— В этом мире ничего нет тайного, судари. К царю пришел подьячий Викентий Нырков и сказал, что вы направились в Сандомир к пану Мнишеку.

— Как он мог изведать?! — поразился Пожарский.

— Подробности знает лишь царь. Он предложил мне настигнуть вас и уничтожить.

— Ого! Не зря мое сердце екнуло, когда мимо нас промчались немецкие наездники.

— Ты прав, сударь. Вас спасли монашеские рясы, однако я догадался, что за конные монахи оказались на смоленской дороге. Но речь сейчас не об этом. У меня мало время. Внимательно выслушайте меня. На постоялый двор не вздумайте показываться. Мои помощники не столь умны, но они хорошо знают ваши лица. Подьячий рассказал о вас до мельчайших подробностей, и мы будем гнаться за вами до самого замка. После Смоленска мы будем проверять каждого монаха.

— И как нам быть? — спросил Василий. — Принять бой?

— Наемники — отчаянные вояки. Мне нельзя встать на вашу сторону. Я должен вернуться к царю без подозрений. Надо взять немцев не боем, а хитростью. Благодарю деву Марию, что дважды пустила меня по смоленской дороге. Она-то и поможет вам избавиться от погони.

— Ты говоришь загадками, Маржарет. Что ты задумал? — спросил Михалков.

— В пяти верстах от постоялого двора лежит село Крутогорье. Перед селом на самом возвышенном месте через овраги перекинут деревянный мост, под ним небольшая, но глубокая река Малый Вопец. Мост довольно узкий и ветхий, на колымаге по нему ездят с опаской. Подруби передние сваи — и мост рухнет. Всадникам не выбраться. Уяснили задачу?

— Уяснили, — буркнул Василий. — Уж лучше бы взять немцев боем.

— Опять ты за свое! Я уже говорил, что они отчаянные рубаки.

— Но и мы щи не лаптем хлебаем. Не так ли, Федор?

Михалков молча кивнул, а Маржарет раздраженно заговорил, обращаясь лицом к Василию:

— Самое малое, сударь, ты получишь тяжелую рану и будешь неделями излечиваться в какой-нибудь черной мужичьей избе. Тебя это устраивает?

— Даже думать об этом не хочу! Мне надо быстрее добраться до Сандомира… Но где мы топоры возьмем?

— Вот это другой разговор. Ждите меня здесь.

Через час Маржарет вернулся без коня, зато за плечами его была большая котома, из коей он выудил два топора, каравай хлеба, кусок сушеного мяса и даже скляницу водки.

— Поспешите к мосту. Подрубите две передние сваи, но так, чтобы мост не рухнул раньше времени.

— А сам-то как? — спросил Федор.

— За меня не беспокойтесь. Ждите меня на рассвете в лесочке, что справа от моста. Удачи вам, господа.