— Садись в ночной трамвай, спеши к вокзалу,

В грохочущую расставаньем залу,

В лязг буферов и сцепок. Там Москва

Кончается. Там дышит ночь пространством,

Тревожным и ненасытимо страстным,

Дождем и ветром дышит. Там слова

Прощальные едва догонят поезд.

Нам их в пути подскажет кто-нибудь.

Садись, о багаже не беспокоясь.

Пока ты жив, пока ты молод — в путь!

Не опоздай! Так много в жизни дела.

Я стольких городов не доглядела,

Я до республик стольких не дошла,

Важнейших книг не дочитала за день,

Нужнейших слов не досказала. Жаден

Прошедший час, — всем будущим хвала!

И вот страна встает в могучем дыме:

Цистерны с нефтью, провода, мосты.

Там были мы и будем молодыми,

Мы оба, — понимаешь? — я и ты.

Всё доскажу. Меня не переспоришь!

Ворвутся в окна крики людных сборищ,

Неотразимых лозунгов слова,

Рев рупоров и самолетов клекот,

И трубных маршей гул, и так далеко,

Так отовсюду слышная Москва.

Багряными знаменами сверкая,

Пройду я рядом в праздничной гульбе.

Иди за мной!

                 — Так кто же ты такая?

— Я буду песней. Я пришла к тебе.

Вот я стучу в окно твое крылами.

Возьми меня, летучую, как пламя,

Всю сразу, с сердцевинкой голубой.

Сложи меня из лучших слов на свете.

— Как мне тебя услышать?

                                — Слушай ветер!

— Как быть тебя достойным?

                                   — Будь собой!

Вставай же и на голос протруби мой,

Чтобы звучал он как сигнал в бою!

— Как мне назвать тебя?

                           — Своей любимой.

— Как сохранить?

                   — Как молодость свою.

Желто-зеленый пир полуденного ската,

Литавры горных гроз, тяжелый шар заката,

Катящийся в туман, бессонная тоска

Серебряных валов, их взрывы и шипенье,

Их тщетная гоньба и умиранье в пене

На жгучей отмели пологого песка.

Блестящий, жесткий лавр, платан широколистый,

Орешник, ропщущий на крутизне скалистой.

Весь мир, весь яркий мир — с прибоем, крутизной,

Цветеньем, грозами — войди в меня, наполни

Мою глухую речь внезапным блеском молний,

Фосфоресценцией горячей и сквозной.

Жить, беспредельно жить! Трудясь, мечтая, мучась,

Дыханьем заплатить за творческую участь,

Смотреть без ужаса в глаза ночных стихий,

Раз в жизни полюбить, насмерть возненавидеть,

Пройти весь мир насквозь —

                                      и видеть, видеть, видеть…

Вот так, и только так рождаются стихи.

Ты здесь начнешь. Ты здесь родишься снова,

Упорный, чистый, знающий себя,

И в поисках единственного слова

Не будешь спать, полночи загубя.

И в хлопьях снега, в этих грубых, мокрых,

Весенних ветрах, что слезят глаза,

В ночных гудках, на весь приволжский округ

Навеки проголосовавших «за» —

Во всем, что в память врезалось и встанет

Когда-нибудь тревожно и свежо,

Во всем, во всем, чему еще конца нет, —

Всё та же встреча с юностью чужой.

Она придет, веселая, простая.

И, сколько бы ни написал ты книг,

Ты скажешь, вровень с нею вырастая,

Что не учитель ей, а ученик.

Возьми ее, чтоб сделать вещь из глины,

Чтоб спеть ее — единственную ту, —

В тончайшем совершенстве дисциплины

Набравшую в полете высоту.

Есть в жизни человеческой минута,

Когда и жизнь как бы не начата:

Всё — музыка. Всё — молодая смута,

Всё — прошлому не друг и не чета.

Есть, наконец, такой предел, по счастью,

Когда твоя неправильная жизнь

Становится рабочей, нужной частью.

Держись за часть. За молодость держись!

По асфальтовым черным шоссе,

По колдобинам грязи весенней

Узнаю тебя в ранней красе,

Недотрога моя и спасенье!

Узнаю тебя в мглистых полях,

В этом воздухе, свежем и тонком,

В сбитых на сторону колеях,

Что на милость сдались пятитонкам.

Это там, где поют поезда,

Где вздыхает Ока ледяная,

Это ты, слюдяная звезда,

Может быть, и Венера, — не знаю.

Вот уже и апрель. Это ты,

Беспокойная, чистая просинь,

Рождена для любой высоты,

Для неведомых будущих весен.

Тонкий в далях разносится стон

От руки твоей, ладной и смуглой.

Сколько вольт у тебя, сколько тонн

Молибденовой стали и угля…

Сколько музыки в статной твоей

Лебединой заволжской породе…

О, цвети, расцветай, лиловей,

Выйди в круг плясовой при народе!

И как грянет баян вперебор,

Как зачешет, вертя полвселенной,

И как станут тебе с этих пор

Времена и моря по колено,—

Лишь бы воздух остался в груди,

Лишь бы ближе к тебе, лишь бы рядом,

Лишь бы знать, что вон там впереди

Ты — с горячим, смеющимся взглядом!