— Здравствуйте, сударыни!
Услышав русскую речь от человека, одетого в горскую одежду, женщины встрепенулись. Старшая пришла в себя первой, она гордо откинула голову, сжала губы, надменно глядя на неизвестного.
Невеста растерянно ответила:
— Здравствуйте, господин абрек!
— Скажите, кто вы и куда следовали? — спросил Казимир.
Старшая продолжала молчать, пленница в белом доверчиво ответила:
— Я дочь моздокского купца первой гильдии Улуханова. Это моя бонна — англичанка.
— Разве вы не русская? — спросил Казимир.
— Нет, армянка.
— Куда ехали в подвенечном платье?
— К жениху в Ставрополь.
— Жених из купцов или дворян?
— Он генерал.
— Как фамилия его?
— Пулло.
— Что она говорит? Случайно это не дочь того Пулло, который сражался с нами и вел переговоры с имамом под Ахульго? — спросил взволнованно Ахвердиль-Магома.
— Нет, — ответил Казимир, — это его невеста, вместе с оказией мы захватили свадебный поезд.
— Тем лучше! — воскликнул обрадованный наиб Шамиля, торжествуя, что хоть пленением невесты будет отомщен коварный генерал, который вместе с другими в знак перемирия забрал у имама старшего сына в аманаты и, не сдержав обещания, вновь напал со своими сподвижниками на Ахульго, превратив его в руины и истребив защитников.
— Господин абрек, что вы собираетесь с нами делать? — с тревогой спросила девушка.
— Не беспокойтесь, госпожа, ничего плохого.
— Как ее зовут? — спросил наиб оружейника.
— Сейчас узнаю. Как вас зовут, сударыня?
— Меня — Анна Гукасовна, англичанку — Эддит, — ответила девушка и добавила: — Умоляю, господин абрек, отпустите меня, мой отец вознаградит вас за это.
Казимир перевел наибу слова пленницы. Ахвердиль-Магома ответил:
— Если за нее мне дадут всю Россию, и тогда не соглашусь, хотя бы из-за того, чтобы эта юная красавица не досталась старому гяуру, нашему кровному врагу. Я доставлю их в Дарго, пусть там Шамиль решает, как поступить.
— Извините, госпожа, сие от меня не зависит. Мой начальник обязан доставить вас к имаму Шамилю, с ним договоритесь. Наш наиб говорит, что вы достойны лучшей партии, чем генерал Пулло.
Девушка заплакала. Тут англичанка не выдержала:
— Невежды! Дикари! Как вы смеете? Вы, наверное, считаете более достойным, чтобы она стала супругой главаря шайки злодея Шамиля? Ах, боже мой!
— Не плачьте, сударыни, наш имам женат. Коран запрещает брать в жены иноверок. Ни одну из вас он не возьмет, если бы даже вы захотели этого. И вовсе он не разбойник, а благородный человек, к тому же гораздо моложе и красивее вашего Пулло. Он, наверное, освободит вас за хороший выкуп, так что не портите свою красоту переживаниями. Адью! — вежливо сказал Казимир, кланяясь англичанке.
Когда абреки отошли, Эддит сказала Анне:
— Этот, что говорил по-русски, наверное, перебежчик, и не из простых солдат… Видела, манеры, сопровождающие речь, вполне светского человека?
Узнав, что Шамиль от Назрани повернул обратно, Ахвердиль-Магома, не заезжая домой, направился в Дарго. Он доложил имаму о постигших его неудачах, а в заключение сказал:
— Клянусь аллахом, несмотря на все, лучшего набега я бы не желал.
— Что же хорошего, если в захваченном обозе не оказалось ни одного приличного коня, ни денег в почте, ни оружия? — удивился Шамиль.
— Зато в нем оказалась райская гурия со служанкой, за которую ты сможешь взять большой выкуп.
— Кто она? — спросил имам.
— Дочь самого богатого моздокского купца-армянина.
— Значит, соотечественница твоих предков, — улыбнувшись сказал имам, намекая наибу на его армянское происхождение.
— Кто бы она ни была, но это настоящий клад. Больше того, ты знаешь, чья она невеста?
— Скажи, тогда узнаю.
— Пулло, того парламентера-генерала, которого посылал к тебе на переговоры главнокомандующий Граббе под Ахульго.
Шамиль изменился в лице. Напоминание об ахульгинском побоище вызывало в нем гнетущее чувство. Он долго сидел молча, задумавшись, затем, подняв голову, сказал:
— Хвала всевышнему! Рано или поздно он посылает возмездие злодеям.
— Не печалься, имам, горе и радость следуют чередой… Разреши ввести пленницу, хочу восторгом вытеснить грусть из твоей души, — сказал наиб.
— Введи, — ответил имам.
Шамиль буквально застыл от изумления. Он видел красивых горянок на свадьбах, любовался их пестрыми нарядами, грубыми украшениями, но ни одна из них не могла сравниться с этой… Она казалась заоблачной, осыпанной и свежей утренней росой, и сияющей снежной пыльцой, упавшей из райских чертогов.
Сердце имама, которое не содрогалось в жестоких сражениях даже тогда, когда близилась к нему тень Азраила, вдруг затрепетало, и странное волнение охватило его от чистоты, белизны, блеска неземной красавицы.
Он долго осматривал ее.
Она, покорная, с грустным лицом, опустив глаза, стояла перед ним.
Наконец, уловив на себе испытующий, лукавый взгляд Ахвердиль-Магомы, Шамиль встал и молча направился к выходу. Он вошел в свою библиотеку, стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Через некоторое время, оставив пленницу в гостиной, туда вошел наиб. Он спросил:
— Имам, куда прикажешь их поместить?
— На женскую половину, в ту комнату, где живет тетушка Меседу.
Ахвердиль-Магома не стал задерживаться.
Имам остался недоволен самим собой. «Как это могло случиться, — думал он, — что я — мужчина, дважды женатый, познавший близость и женские ласки, вдруг оробел, потерял чувство самообладания перед какой-то неверной? И зачем мне нужно было смотреть на нее так долго? Не зря пророк предписал закрывать лица женщинам, чтоб оградить сильный пол от соблазнов».
Он взял с полки том по богословию, раскрыл, стал читать, но еще больше расстроился, когда меж темных строк замелькала пленница. Отложив Коран, Шамиль опустился на колени, стал читать молитвы, а перед глазами вновь застыла она, в печали склонив голову, как большая белая птица.
Шамиль поднялся, вышел из дому. Никакие дела не могли отвлечь его от мыслей о девушке…
Через несколько дней Шамилю сообщили о прибытии из Моздока посланцев купца Улуханова. Имам поручил переговорить с ними казначею Юнусу, предупредив его, чтобы он ни за какие деньги не соглашался возвратить девушку.
Юнус с помощью переводчика Казимира сказал, что имам за деньги не вернет девушку, добавив от себя, что он, может быть, обменяет ее только на своего сына Джамалуддина, выданного русским в аманаты.
Ни с чем вернулись делегаты в Моздок.
Шамиль стал ждать второго тура переговоров. Но ждал их с беспокойством. Раньше на женскую половину он почти никогда не заходил. Теперь же, особенно по вечерам, он стал чаще появляться у матери. Дверь в ее комнату была рядом с застекленной наполовину дверью помещения, где жили пленницы. Идя по темному коридору, он обязательно останавливался и, поглядев через стекло на пленницу, быстро отходил.
Анна, заметив его, бросалась к Эддит, говоря:
— Вождь смотрит, я боюсь…
— Ну что ты, милая Аннушка, успокойся, ничего он тебе не сделает, — шептала англичанка. — Ты присмотрись к нему, он красив, держится с достоинством, как благородный человек, и вовсе не похож на разбойника.
— Вы правы, Эддит, — соглашалась девушка. — Они здесь серые и убогие, но весьма воспитанные и не похожи на дикарей. А тетушка Меседу просто прелесть.
Анна была права. Меседу была готова разбиться, чтобы угодить любимому племяннику. К тому же ей было очень жаль пленниц, особенно молодую, которая часто плакала. Не зная по-русски, женщина добрыми улыбками старалась объясниться со своими несчастными гостьями. Она угадывала малейшее их желание. Не пожалела для пленниц даже куска ароматного туалетного мыла, подаренного ей когда-то на свадьбе.
Обучая невольниц аварскому языку, Меседу и сама учила русские слова. Особенно помогал ей в этом Казимир. В день по нескольку раз посещала Меседу оружейную мастерскую Казимира, которая была расположена рядом со складскими помещениями во дворе дома Шамиля.