В ответном письме имама было сказано:

«Главное условие — безоговорочный возврат выданного в заложники при Ахульго сына моего Джамалуддина, а также взятого в аманаты при Телетле племянника Гамзата, которые более пятнадцати лет томятся в России. Обмен пленных офицеров — одного на одного. Денежный выкуп за семьи грузинской знати — 20 мер серебра. Место встречи сторон — Новое Дарго. Время встречи — любое».

Через две недели из Хасав-Юрта в Дарго прискакал гонец, который сообщил:

— Парламентеры от главнокомандующего прибыли в Хасав-Юрт. Они будут ждать ваших людей возле укрепления Майор-Туп.

— Завтра утром мои люди будут там, — ответил Шамиль.

В тот же день к указанному гонцом месту выехали Гаджи-Али, Мухаммед-Тахир, ичкеринский наиб Умалат с несколькими сотнями мюридов. Парламентеры из Тифлиса — грузин, офицер императорской гвардии, два русских офицера из штаба главнокомандующего и сотня вооруженных казаков — ждали проводников на берегу речушки Мичик возле Майор-Тупа.

Подъехав к противоположному берегу, Гаджи-Али назвал себя и, представив остальных, сказал:

— Если вы намерены ехать в сопровождении собственной охраны, следуйте за нами. Если же доверяетесь нам, присоединяйтесь.

Три офицера с денщиками отделились от сотни казаков и, присоединившись к горцам, тронулись в путь.

Шамиль встретил парламентеров в диван-хане. Слева и справа от него восседали члены Государственного совета.

Когда парламентеры с помощью переводчика изложили свои полномочия, Шамиль сказал:

— Пятнадцать лет тому назад во время сражения за Ахульго ваши генералы потребовали заложника — моего старшего сына Джамалуддина. С тех пор я многократно пытался обменять его на именитых русских и грузинских военнопленных. Но старания мои были тщетны: каждый раз ваш царь отказывал. И на сей раз первым условием ставлю возврат того, в ком течет моя кровь, кто дан мне самим аллахом и должен быть рядом со мной, в родных горах, а не в России. Теперь я не отступлю от своего требования. И прочие пункты условия согласно решению меджлиса остаются неизменными. Они тоже известны вашему командованию.

— Мы уполномочены сообщить согласие нашего правительства возвратить Джамалуддина и обменять остальных пленных одного на одного, а что касается выкупа — 20 мер серебром, то он слишком большой: такое количество денег не смогут собрать родственники княгинь и прочих пленников.

Шамиль глянул на купца Мусу, «министра финансов и торговли». Купец спросил парламентеров:

— Какую сумму выкупа предлагают родственники пленных?

— Половину, — ответил офицер-грузин.

— Этого мало, мы можем согласиться на пятнадцать мер и не уступим ни одного пятака, — заявил Муса.

— Хорошо, мы доложим об этом командованию и родственникам пленных, — сказал офицер-штабист.

Парламентерам разрешили увидеться с княгинями. Анна Ильинична со слезами кинулась к офицерам, обняла их, расцеловала. Княгиня Варвара, спокойно протянув руку, поблагодарила за участие и заботу.

— Тяжело в неволе, но здесь нас не обижают, — с грустью сказала она.

Офицеров проводили до берега Мичика, где их вновь встретили конные казаки.

Продолжалась Крымская война. Русский народ роптал. Формы и методы правления Николая I деморализовали администрацию и военное командование. Солдаты шли в бой без подъема, зная, что идут на верную смерть. Не хватало продовольствия, боеприпасов. Плохо была поставлена медицинская помощь. Больных и раненых везли по бездорожью за тысячу верст в скрипучих фургонах и на подводах. Верховный главнокомандующий, семидесятилетний фельдмаршал Паскевич, махнув рукой, уступил место Меньшикову. Но положение на фронтах не изменилось. Длинные переходы в условиях лютой зимы, по бездорожью сломили дух армии. Часть Черноморского российского флота была потоплена у Севастополя, чтобы создать барьер для вражеских судов. Английские корабли обстреливали Одессу.

Хотя война отвлекла внимание Николая I от Кавказа, но из рапортов и отчетов наместника он знал обо всем, что происходило там. Когда до него дошло донесение, в котором сообщалось о том, что первым условием обмена грузинских пленных Шамиль выставляет возвращение сына Джамалуддина, император серьезно задумался. Всякому было ясно, что война России с Турцией подняла дух горцев Дагестана и Чечни. В Прикаспийском крае русских войск оставалось мало. Полки апшеронский, ширванский, нижегородский, кабардинский и другие были отправлены на турецкий фронт. Малочисленные силы, оставленные в крепостях и на линии, держались.

Командующий войсками генерал Рид был настолько обеспокоен положением дел на юге, что предложил императору, в случае разрыва отношений с Персией, оставить Дагестан и Чечню.

Наместник Кавказа Воронцов сидел в Тифлисе словно на вулкане, готовом извергнуть испепеляющую лаву.

Царь, отправивший сына Шамиля Джамалуддина в Варшаву перед началом войны, теперь, боясь активных действий со стороны воинственного имама, решил вернуть ему сына, чтобы отвлечь его хоть на время от театра военных действий и намерений пробиваться на юг для соединения с турецкой армией.

Вскоре в Новое Дарго вновь прибыли посланцы от наместника Кавказа Воронцова с сообщением о том, что сын имама Джамалуддин отбыл из Петербурга на родину. Остальные горцы последуют за ним из Сибири и прочих мест ссылки. Что касается суммы выкупа, представители заявили:

— Вы затребовали очень много денег. Все родственники пленных грузинских семей не могут собрать такую сумму, даже если они лишатся всего состояния.

— Сколько же они предлагают? — спросил имам.

— Тринадцать с половиной мер серебра.

— Я не возражаю, если на то согласятся члены нашего меджлиса, — ответил Шамиль.

Представители наместника обратили взоры на седобородых чалмоносцев.

— Пусть будет так, — сказал устад Джамалуддин-Гусейн. И остальные утвердительно закивали в знак согласия.

Помощники Мусы — купцы-коробейники, экспедиторы и снабженцы, одновременно исполнявшие роль лазутчиков, — в эти дни, полные беспокойных событий, работали как никогда. Все, что происходило в военных урочищах, крепостях, расположенных на линии и подальше от них, им становилось известным. Обо всем они сообщали в Дарго-Ведено. Еще за день до получения официального сообщения от начальника хасавюртовского гарнизона полковника Сумцова Шамилю стало ведомо о прибытии сына Джамалуддина в Хасав-Юрт вместе с мужем княгини Анны, полковником Чавчавадзе. Имам не только был радостно взволнован, но и встревожен. Собрав ближайших родственников и друзей, он сообщил:

— Джамалуддин ступил на землю родины. Хвала и благодарность творцу, если это так!

— Аллах милостив, он сделает только так, — произнес устад.

— Бог милостив, но царь суров. К великому сожалению, гяур — владелец трона — может пойти против нашего желания и воли всевышнего, — тихо произнес Шамиль.

— Утешься, сын мой, судя по их старанию, они вернут тебе сына, — успокоил учитель тариката.

— Вернут, но его ли? Поистине, я опасаюсь обмана. Арасейскому паче ничего не стоит путем коварства и подкупа подослать другого, сохрани аллах! — Шамиль обратил взоры к небу.

— Опасения имама не лишены основания, от этого захватчика можно ожидать всего, — согласился купец Муса.

— Что же тогда делать? — спросил озадаченно Мухаммед-Тахир.

— Мне кажется, прежде чем начать обмен, надо увидеть Джамалуддина или того, кого выдают за него, — предложил Муса.

— Сказать легко, но как это сделать и кто из тех, кто проникнет туда, может с уверенностью сказать, что это именно он, через шестнадцать лет, если его взяли восьмилетним мальчиком, — сказал Шамиль.

— Не сомневайся, не сомневаюсь и я в том, что в чертах лица его должно сохраниться что-то, унаследованное от родителей, тем более что ты сам говорил, что он был очень похож на мать, — успокоил зятя Джамалуддин-Гусейн.

— Учитель прав, надо послать человека, который знал Джамалуддина в детстве, для того, чтобы убедиться, он это или нет, — предложил купец и добавил: — Все остальное я беру на себя.