Она с легкостью признавала себя банкротом, транжиром, человеком, который щедро авансирован, но не в состоянии платить по счетам. Среди бахвалов и фанфаронов, среди любителей бенгальских огней и конфетти, среди самовлюбленных и беззастенчивых — явление Марии Петровых представляется мне уникальным. Как она убереглась, не заразилась, не набралась жестокой обывательской премудрости…

Именно это, очевидно, имела в виду Вера Звягинцева, когда в послании к Марии Петровых писала:

Не нужна. Быть не может. Ответ на вопрос Звягинцевой дала Петровых в посмертно опубликованном стихотворении.

Слава Марии Петровых еще не пришла. Но время работает на нее. И я верю, что читатель еще откроет Петровых.

«Безымянное чудо», «притаилась одна»… Что помогало мастеру в его безвестности, в его тени и тиши? В том же посмертно опубликованном стихотворении читаем:

Ответ простой и четкий.

* * *

Она была внимательна и памятлива.

Вскоре после встречи у Звягинцевой, когда я читал стихи, Петровых попросила меня:

— Прочитайте, пожалуйста, то стихотворение — о дереве на полустанке…

Как она могла запомнить одно из двадцати стихотворений, прочитанных мною тогда?

И я вспомнил юношеских лет стихотворение «Ветром относит осину…» В нем шестнадцать строк. Привожу последние две строфы.

Вопрос Марии Сергеевны:

— И это вы написали в молодости? Каким образом?

— Не знаю. Каждое стихотворение пишется по-своему, по-другому.

— Это «Дерево на полустанке» — ваш «Парус».

— Что вы!

— Не удивляйтесь! У каждого может быть, должен быть свой «Парус». И свой «Анчар» — то же дерево… «Но человека человек послал к анчару…» — продекламировала Мария Сергеевна.

— Должен быть. Верно. Но получается по-другому. Петровых встрепенулась и, как бы отмахнувшись от этой темы, предложила:

— Пойдем дальше!..

И мы заговорили о разных разностях текущей литературной жизни. Под конец Мария Сергеевна и от них отмахнулась и возвратилась к начальной теме.

— Вы увидели в дереве человечное, человека. А иные привыкли в человеке видеть дерево, одеревенелость… — И тут Петровых вспомнила мандельштамовские строки:

И перед прощанием, уже в передней:

— Прошу вас, когда будете составлять избранное, включите в него «Дерево на полустанке».

— Но ведь это далеко не лучшее мое стихотворение.

— Все равно. Оно вас определяет во многом.

Я не смог ослушаться Петровых. Включил.

Карандашный портрет М. С. Петровых работы М. Сарьяна. Публикуется впервые.

Несколько раз Борис Пастернак упоминал при мне имя Марии Петровых, связывая его с Чистополем, военными зимами у Волги.

— Несомненное поэтическое дарование! — говорил он.

Странным образом мне казалось, что строки из «Спекторского» о «Марии Ильиной, снискавшей нам всеобщее признанье», относятся к Марии Петровых. Это, конечно, мой досужий вымысел. Просто подстановка имени Марии Петровых к Марии Ильиной. Так ли это? Написание «Спекторского» относится к самому началу тридцатых годов. А знакомство с Петровых состоялось до этого — в 1927. Мария Ильина чудодейственно казалась мне Марией Петровых. Это чувство, похожее на иллюзию, не прошло до сих пор…

Признаки по-своему пережитой поэтики Пастернака нахожу у Петровых: