Далее я сказал, что, возможно, мой ночной собеседник несколько сгустил краски, однако в принципе все это подтверждает наш анализ.

— А что не подтверждает? — спросил Белобородов, и я почувствовал, что он давно догадался, что его вызвали не для приятной беседы.

Тогда я усилил темп:

— Этому парню можно верить?

— В каком смысле?

— В прямом. Он честен в денежных делах?

— Безусловно. Идейный французский товарищ.

— Мы ему сколько даем?

— На дело и на представительство? По 50 тысяч франков в месяц.

— Может, кто-то решил подэкономить и давать только по 40 тысяч?

— Не думаю. Вряд ли. Меня бы предупредили.

Я вытащил из стола копии расписок, взятые мною из архива, и придвинул их к Белобородову.

— Вот смотри. Он давал расписки, как обычно, на пятьдесят тысяч, но последние полгода ему отсчитывали лишь по сорок. И объясняли это новой системой отчетности.

— Сволочи. Негодяи, — сказал Белобородов и, подумав, добавил: — И мудаки. Захотели француза объегорить на франках!

— Кто? — спросил я.

— Ну, это мои заботы, — ответил Белобородов. — Успокойся, я с них шкуру спущу.

— В понедельник же первым самолетом — в Москву! Судить их офицерским судом чести. Метлой из Органов и из партии!

— Тогда и меня вместе с ними как непосредственного начальника и докладную записку в ЦК — мол, воры и жулики в Комитете госбезопасности. Ты этого добиваешься?

— Мы не можем терпеть… — взревел я, но Белобородов меня перебил:

— А мы можем придушить человека в подъезде? Вот лично мы с тобой? Нет? Кишка тонка? А эти двое, что на связи с французским товарищем, могут. Конечно, хапануть шестьдесят тысяч за полгода — зарвались ребята, я с них взыщу, я их накажу. Но, Борис Борисыч, в посольстве все воруют. Химичат на представительских, на квитанциях, на счетах. А как по-другому? Валюты у людей с гулькин нос, а кругом столько соблазнов! Нервы не выдерживают, каждый тащит потихонечку. Не знал? Ну, ты у нас «шахматист», в теориях витаешь. Так знай. Жизнь, особенно наша, грубая штука. Сейчас мне вот эти двое — прямо скажем, с несколько дефицитной специальностью — позарез будут нужны. Согласен, Москва сможет прислать им замену. Такими кадрами Москва обеспечит. Но просто придушить человека в подъезде недостаточно. Надо знать — в каком подъезде. А эти двое приспособились к местным условиям, сообразят…

— Давай перекурим, — предложил я.

— Давай, — охотно согласился Белобородов.

Мы дружно задымили, и маскируясь этой дымкой, в комнату спланировал голубь мира. «Не бери все на себя!» — предупреждал меня Илья Петрович. Теоретически я все мог. Даже отправить в Москву Белобородова. Но с кем я тогда останусь? Просто так избавиться от этих двух гавриков, прикарманивших шестьдесят тысяч, не имеет смысла. На их место сядут другие, которые будут воровать еще более неуклюже. Имело смысл устроить показательную чистку. Однако я понял намек Белобородова. У всех рыльце в пушку. Если назначить комиссию, то потянется ниточка. В ЦК обязательно пронюхают. Комитету все простят и на все закроют глаза, кроме одной вещи — валютных хищений. Тут полетят головы. Короче, придется сменить всю команду Белобородова и отложить нашу акцию на несколько лет. To есть этим самым расписаться в полном провале. И мне тогда нечего делать в Париже, и в Комитет обратной дороги не будет. Начну преподавать на вечерних курсах Института марксизма-ленинизма. Перспектива ослепительная.

— А деньги французскому товарищу мы вернем, — словно прочтя мои мысли, сказал Белобородов, — объясним ему, что улучшили систему отчетности. На французской армии нельзя экономить. Кстати, вот тебе подарок. Утром купил в киоске.

И Белобородов положил на стол свежий номер журнала «Куполь» с крупным заголовком на обложке:

«Американский секретный план оккупации Франции».

Готовя еще в Москве эту докладную записку от имени начальника штаба американских вооруженных сухопутных сил в Европе, мы надеялись нащупать болевую точку, но, откровенно говоря, не думали, что попадем так удачно. Публикация в «Куполе» вызвала во Франции чудовищный скандал, эхо которого прокатилось по всей западной и американской прессе. Причем американская (провинциальная) пресса нашла идею своего генерала вполне своевременной и здравой, что вызвало ответные комментарии французских газет и подлило масла в огонь. Пламенный привет независимым руководителям «Канзас Трибюн» и «Филадельфия Инкуаер» и прочая!

Разумеется, сначала американское посольство в Париже, а потом и Министерство обороны США выступили с официальным опровержением, назвав эту докладную записку «грубой фальшивкой, сфабрикованной КГБ». «Однако, — как философски заметил международный обозреватель газеты „Монд“, — такая утечка информации всегда опровергается, и, конечно, КГБ и ЦРУ запускают ложные слухи, чтобы повлиять на общественное мнение, на то и существует война разведок.

Мы не можем принять этот документ на все сто процентов, но дыма без огня не бывает».

Ну, как откликнулись «Юманите» и другие коммунистические газеты европейских стран, я описывать не стану. Это и ежу понятно.

Но вот правое «Фигаро», хотя и высказало мнение, что это провокация КГБ, тем не менее набросилось на правительство с яростной критикой — дескать, до чего довели французскую армию, если американцы уже не верят в ее боеспособность!

«Либерасьон» и «Канар аншенэ» упражнялись в остроумии по поводу грядущей высадки союзников в Нормандии. Намек на то, что англичанам надоели торговые тарифные барьеры во Франции, и они воспользуются случаем.

Переплюнула всех парижская «Матен». В передовой статье газета заявила, что план внезапной оккупации Франции с целью спасения ее от коммунизма не мог просто так возникнуть в голове американского генерала, тем более начальника штаба. «Американцы, — писала „Матен“, — не авантюристы, значит, были предварительные переговоры с французскими военными, и французское командование дало на это добро».

Статья в «Матен», которая и раньше публиковала конфиденциальные материалы о французской армии, произвела сенсацию. Министр обороны Франции обвинил газету в клевете. Командующий сухопутными силами подал в отставку. Президент республики этой отставки не принял. Но тема «заговора генералов», типа того, который имел место во время войны в Алжире, — эта тема еще долго дебатировалась на страницах газет, по радио и телевидению.

Ко мне пришла счастливая идея — выражаясь шахматным языком — усилить комбинацию. Я посоветовался в Белобородовым. Он меня поддержал с восторгом и заявил, что на такие штучки его ребята большие мастера.

Месье Гийому, главному редактору журнала «Куполь», начали звонить ночью на квартиру незнакомые голоса и предупреждать, что если он еще раз опубликует большевистско-пропагандистские материалы, бросающие тень на Соединенные Штаты, то ему несдобровать. Месье Гийом дал интервью по радио «Франс-Интёр» и заявил, что не боится угроз ЦРУ. Вечером того же дня двое неизвестных внезапно затолкнули месье Гийома в темный подъезд, зажали рот и изрядно побили.

Убегая, крикнули ему по-английски: «Так тебе, собака, и надо!» Месье Гийома отвезли в госпиталь на обследование.

Тут уж вся пресса озверела: «Кто хозяин в Париже, французская полиция или ЦРУ?», «Куда смотрит ДСТ?» — вот типичные заголовки газет.

Месье Гийом стал на неделю национальным героем и подал жалобу против X, дающую повод юстиции вести расследование.

Американского посла вызвали в Елисейский дворец. О подробностях его беседы с Президентом официально сообщено не было.

Кажется, с этого времени наш посол начал проявлять ко мне предельное внимание и любезность.

Итак, Франция скушала две наши пилюли:

1) В дестабилизации страны заинтересовано ЦРУ.

2) Американцы вынашивают тайные планы захвата Франции.

В Москве были очень довольны и требовали развить успех.

Но я настоял на своем плане. Надо было дать французам время переварить эти пилюли с тем, чтобы подкинутые нами идеи вошли в плоть и кровь общественного мнения и вызвали изменения во французской политике, а любое изменение политического курса в один день не происходит. Форсировать события было рискованно. И если (по моим сведениям) французская контрразведка еще была занята выяснением отношений с правительством, то ЦРУ явно заинтересовалось этим взрывом антиамериканской активности. Я мог пудрить мозги кому угодно, но не американцам. Они-то знали, кто это все срежиссировал. Однако знать мало, нужны были доказательства. Наверно, нам уже расставили ловушки, чтобы схватить за руку. Попадись мы — все бы полетело насмарку. Поэтому я свернул до минимума нашу деятельность вне стен посольства. Нужно было выждать. Теперь время работало на нас.