Уныло, утомительно, назойливо вежливый человек.
Она себя самое рассматривает как очень дорогой подарок будущему мужу. Такой дорогой, что и дарить, в сущности, некому: достойного не видно…
— Знаешь, тетя, я не люблю этот градусник…
— Почему, деточка?
— Всегда я от этого градусника только болею… Как его поставишь, сейчас — эта, как ее? — температурка…
— Никогда не заведу себе собаку.
— Почему, Анна Николаевна?
— Собака — это тот же человек.
— Почему?
— Она жрет как лошадь!
В молодости она исполняла в цирке роль жены всех тех артистов, которым по случаю смертельного риска при выступлении надо было на публике прощаться с женою. И она очень убедительно прощалась.
Прохожий услышал голос из полуподвального этажа и остановился, чтобы подслушать. А это оказалось радио. Тогда прохожий крякнул, огляделся и пошел дальше с независимым видом.
Акварели на стене, неумело изображающие элегантную и высокую блондинку, рассказывали, что думает о себе толстенькая и коротенькая хозяйка комнаты.
На эстраде «фельетонистка», произнося патетически-сатирический монолог, грозно обращалась к зрителям:
— Граждане! Имейте же стыд и срам!!
Размеры таза не позволяли ей делать вид, что она — стремительно-изящная. Приходилось притворяться умной, чуткой и даже душевно-глубокой.
Нормальный состав редколлегии: лебедь, рак да щука.
Калорийная красавица!
— Он же — форменный неврастеник!
— Ах, боже мой!.. А кто у нас теперь врастеник?!..
Мастер формулировок. «Осторожничает» всегда. Желая обедать, говорит:
— Отдельные товарищи не прочь уже покушать…
Амплуа: мужское инженю.
— Папа, Кожедуб — скокажды герой? (то есть сколько раз).
Лектор:
— Передвижение себя самим собою мы называем ходьбой.
Купальные трусы на восемнадцать пуговиц, как баян.
Ребенок — лысому человеку:
— Дядечка, у тебя не голова, а муходром.
Амплуа: социальная зануда.
Платье с узором «грибы-ягоды».
Крепко Ванька печку сложил: аж дым с трубы нейдет.
Учительницу, которая обожает читать нотации, вместо Натальи называли Нотацией Николаевной.
— Чему вас учили в детском саду?
— Наш учили не боятьша кошек.
— Я являюсь автором романа «Баранина» о проблемах мяса и шерсти.
Его сочинения напоминали плов: нарочито-восточный стиль, жирные поучения и сухожилия мыслишек.
Молодой человек с лицом, осатаневшим от гордости по тому случаю, что он считает себя красивым.
Оратор на юбилее говорил загадочно и значительно, как гадалка.
— Честь нашего рыёна требует того, товарищи!
Зверски курносое лицо!
Ребенок, потерявший ключ к заводной игрушке, весь вечер повторял:
— Где хлюч?
Мерцающая улыбка «а я что-то знаю» обычно озаряет лицо блудницы или идиота…
Будь такое лицо, как у этой «дамы», у кого-нибудь из мужчин, — говорили бы, что у него грубое лицо.
Бытовая повесть «Суровые портянки».
— Нет, вы знаете, я изо всех театров люблю ресторан.
У нее серьги, как изразцы для печки.
Коловоротное сопрано.
Кошка-самоснабженка.
Тётка-невидимка.
В техникуме нарпита: доцент кафедры холодных закусок.
— У нее платье в клеточку, сшито в ёлочку.
— У нас в Ливнах в старое время купец трех жен насмерть защекотал.
— Нам за границей давали кофе прямо в койку.
— Райпсих нашего района.
— У них такая комфортомебельная обстановка!..
На шее у нее ожерелье из фаянсовых деталей электропроводки.
В зоопарке:
— Девушка, как тут пройти к бегемоту?
— Напрасно идете: бегемот бюллетенит.
Ел желе вилкой.
— Да-а-а… Ну, царь-девица, конечно, увидала, что Иван-царевич разрублен на куски. Сейчас же она ему оказала первую помощь: спрыснула живой водой с пенициллином. Иван-царевич ожил, вынес царь-девице благодарность и опять возгласил: «А ну, все на борьбу с Кощеем!»
— И тогда он им устроил банкет в шалмане.
Оратор:
— Это должно стать на несколько иные ноги!
Киностудия «Диэтфильм».
— Я читала сочинение Толстого «Поликлинушка».
— Нашим маникюршам промфинплан выдан в пальцах — что-то около пяти тысяч пальцев на квартал…
Театр кинохроники называли в городе так: «Дела давно минувших дней».
— А Оля сидела, не находя себе места.
— Видела я Васю во сне… будто молодой, красивый… но — лысый!..
— Если взять весь земляной шар…
У нее своя арифметика идиотки:
— Если мне за таз дают пятнадцать рублей, а ко мне приехала моя тетя, которой я не видела двадцать лет, так ясно, что я таз не продам, а отдам тете!..
И правда: двадцать ведь больше пятнадцати…
Читали вслух длинную резолюцию, которую надо было утвердить. Это были двадцать пять страниц обычной бюрократической болтовни. Дочитали. Председательствующий спросил:
— Кто хочет высказаться?
И молодая длинноносая бюрократка в очках почти простонала в истоме, оценивая резолюцию:
— Хорошо-о-о…
— Она — знатный человек. Женщина выдающаяся. Чем у нее муж занимается?
— Ничем. Так — приженер… При своей жене то есть.
— Что это собачка у вас такая худая, товарищ сторож?
— А!.. Если этой собаке создать условия, она перестанет сторожить.
Из «заявления»: «…и к тому же окончательно распоясавшийся Пантюхин перекусал большинство жильцов нашей квартиры посредством своей собаки».
— Знаете, доктор, и сердце у меня болит, и сюда вот отдает — в крыльца, и печень скучает, и под ложечкой сосет, и поясница ноет, и в животе что-то вроде щелкает, и сама я себя плохо чувствую…