Когда Лариса первый раз вошла в помещение бухгалтерии вместе со своим отцом (руководителем номера) и кудрявым администратором — оборотистым парнем с хитрым взглядом, Дмитрий Никифорович и не обратил на нее никакого внимания. Кинув рассеянный взгляд в сторону посетителей, он принялся изучать документы, которые подал ему администратор. Но вечером, привлеченный заманчивыми мелодиями вальсов и полек, которые сопровождали конный номер, наш бухгалтер появился ненадолго в боковом проходе, ведущем к манежу.
Под роскошным сиянием огромных фонарей, освещавших арену, появилась из форганга Лариса верхом на ослепительно белой лошади. На наезднице было открытое воздушное платье, соперничавшее в белизне с расчесанной шерстью ее лошади. Круп коня был прикрыт широким кринолином газовой юбки — совсем как это бывает с бурками кавказских всадников. Еще худые девичьи плечи мягко двигались в такт вальса-бостона, под который перебирала тонкими ногами дрессированная лошадь. Белый султан между ушей животного словно бы перекликался с белыми цветами в локонах наездницы.
Зрители зааплодировали, едва Лариса выехала и направила своего коня вдоль барьера. У Дмитрия Никифоровича вдруг перехватило дыхание. Он выпучил глаза и нетерпеливо принялся протирать стекла очков. Стоявшая рядом старая капельдинерша Марья Кузьминична громким шепотом сообщила ему на ухо:
— Ну хороша! Ну ничего не скажешь — хороша!..
А бухгалтер и не нуждался в этой оценке со стороны. Он не отрываясь глядел теперь на арену. Лариса улыбалась зрителям застенчиво и обаятельно. Ее густо начерненные ресницы то опускались, то поднимались, будто взмахи веера. Тоненький хлыстик с серебряным набалдашником трепетал в ее руке. Подчиняясь ритму мелодии, лошадь играла крупом, и пряные звуки саксофонов и скрипок тревожили зрителей…
Дмитрий Никифорович вытер пот, выступивший у него на лбу и на шее. Он повернулся, чтобы уйти, и не смог этого сделать.
Только после того, как Лариса четыре раза выбегала на аплодисменты, после того, как ее сменили на арене четверо казаков в черкесках и папахах и принялись показывать чудеса джигитовки, крича и стреляя из карабинов, бухгалтер поплелся к себе в фанерный закуток. Вслед ему несся приторный пороховой дым и вопли джигитов. Но в сознании Дмитрия Никифоровича все еще витал неземной образ худенькой девушки в белом газовом платье.
— Это что же делается? — бормотал про себя бухгалтер. — Бывает же такое… Ведь она приходила утром к нам в бухгалтерию — ничего подобного в ней и не было…
Не сразу сдался новому чувству Дмитрий Никифорович. Он пытался убедить себя в том, что, по сути, тут — нечто совсем иное, чем кажется ему: вроде как бы фальшивый акт о списании государственных ценностей.
— Я ж ее видел сегодня утром, — пытался себя утихомирить наш герой… — Девчонка и девчонка. Больше ничего!.. Похожа даже на нашу счетоводку Раю Черкасову… И вдруг нате вам: расфуфырилась вся… музыка какая… лошадь опять же — фу-ты ну-ты!..
Но, произнося мысленно эти слова, Дмитрий Никифорович даже вздрогнул, ибо припомнил, каким светозарным видением явилась на манеже Ларочка (не будем скрывать: теперь бухгалтер позволил себе мысленно именовать наездницу уменьшительным именем).
Усевшись за письменный стол, Дмитрий Никифорович попытался было немедленно начать работу над наиболее срочными ведомостями, что он привык делать ежевечерне. Но не тут-то было! Сквозь ряды и столбцы цифр проступал образ Ларисы. Бухгалтер поднял голову кверху, закрыл глаза и предался мечтаниям…
Немного времени прошло с того вечера, а в цирке уже все знали: неукротимый работник учета влюбился в Ларису. Не нужно было прибегать к сложным умозаключениям и тонким наблюдениям, чтобы постигнуть этот факт. Дмитрий Никифорович не мог равнодушно видеть предмет своей страсти. Он краснел, потел, поминутно протирал очки и заикался в присутствии Ларисы. Он стал следить за своей внешностью и приходил теперь на работу в праздничном костюме, что случалось с ним прежде только во дни, отмеченные собраниями, банкетами или угощениями. Этот буро-коричневый пиджачный агрегат дополнялся галстуком рыжего цвета с орнаментом из желтых заноз. Ботинки Дмитрия Никифоровича, доселе не знавшие гуталина, отныне блистали, как лак на козырьке кадровых военнослужащих. Нарукавники хранились в ящике стола. Щеки, в былое время заросшие постоянно рыже-седым ворсом, брились ежедневно. Ежедневно! От бухгалтера теперь пахло одеколоном «Свежее сено» — тоже ежедневно.
Не надо только думать, что Дмитрий Никифорович вел себя хоть сколько-нибудь активно. Он словно даже боялся остаться наедине с наездницей, если раз в неделю и представлялась на минутку такая возможность. Бухгалтер только стремился возможно чаще взглянуть на нее — и всё. Правда, однажды влюбленный купил букетик фиалок, но так и не решился поднести его, несмотря на то, что в тот день ему удалось четыре раза оказаться рядом с Ларисой. Дмитрий Никифорович непременно проходил мимо арены, когда ее номер репетировался по утрам. Опилки, взлетавшие из-под лошадиных копыт, попадали ему в глаза. Кони храпели и роняли пену, которая попадала иногда на его новый костюм. Лариса в будничном платье, плохо причесанная и ненагримированная вяло подпрыгивала в седле. Отец кричал на нее, если она совершала ошибки…
Словом, обстановка была такая, что вполне можно было бы сбросить с себя чары вечернего выхода прекрасной дамы в белом шифоне. Но — увы! — Дмитрию Никифоровичу даже в такие глубоко будничные минуты была мила эта девушка.
Ни чувство собственного достоинства, ни самолюбие, ни насмешки окружающих не действовали на платоническую страсть бухгалтера. Напрасно он уговаривал себя: «Это дело надо кончать, старик! Ничего хорошего из этого не будет; и как тебе только не стыдно глядеть людям в лицо?!» И на самом деле, Дмитрий Никифорович поспешно отворачивался от сослуживцев при первом же намеке на его злосчастное чувство. Он только сделался еще более придирчивым: в работе. Теперь буквально стонали те, кому приходилось получать подписанные им ордера в кассу или сдавать отчеты с подшивкой оправдательных документов…
К тому же очень часто бухгалтера не было на месте: он целый день бродил по зданию цирка, надеясь встретить Ларису. Общежитие артистов, где она жила с родителями и другими участниками своего номера, примыкало к помещениям служебного характера и амфитеатру цирка. И Дмитрий Никифорович с необыкновенной изобретательностью придумывал поводы, которые требовали его присутствия там и сям — в конюшнях, на балконе оркестра, за кулисами, в общежитии, в вестибюле, в буфете и так далее. Завидев его унылую фигуру, служащие цирка и артисты говорили:
— Вон наш Никифорыч ищет свою мечту…
Это вызывало общий смех. Бухгалтер слышал такой смех не раз. Иногда до него долетали и слова, возбуждавшие веселость за его счет. Дмитрий Никифорович краснел, опускал глаза, но упрямо шел туда, где, по его предположениям, мог бы увидеть Ларису…
А если встречал ее, то останавливался у дверей, в углу, за колонной или столбом — словом, на таком месте, откуда его не очень видно было, и не отрываясь смотрел на лицо девушки, на ее затылок, отягченный тяжелой косою, на ее стройную фигуру и мягкие движения…
Но апогеем каждого дня был тот момент, когда при звуках увертюры к конному номеру Дмитрий Никифорович появлялся в боковом проходе у манежа, поджидая появления верхом на белом коне своей возлюбленной. С некоторых пор бухгалтеру ставили стул во втором ряду партера сразу же у прохода. Но чаще он не садился. Стоя пожирал он глазами свое «мимолетное видение». Бухгалтер начинал трепетать, едва только синкопический вальс-бостон возникал в оркестре, предвосхищая на пять тактов выезд Ларисы…
В эти минуты он был счастлив. Сказать ли? Дмитрий Никифорович завидовал коверному клоуну Максу, который по ходу своей репризы подносил наезднице вместо букета — веник, обернутый ручкою книзу…
А как она? Как относилась Лариса к такому поклоннику? Сперва девушка сердилась: ей казались обидными шутки всего персонала по поводу внушенной ею любви. Затем очень уж некрасив был бедняга бухгалтер. Даже для роли платонического обожателя уместен был бы более авантажный мужчина. И, наконец, эти постоянные преследования… Ведь с точки зрения девушки Дмитрий Никифорович обратился в ее «хвост». Надо знать, сколь много времени проводят в помещении своего цирка артисты. Практически чуть ли не до самой ночи Лариса ощущала себя, как преступник, по следу которого спущена поисковая собака… Ну не собака — так полицейский…