Ее руки сомкнулись вокруг его шеи, располагаясь на его тугих мышцах, притягивая его лицо ближе к себе. Противоречивые эмоции сверкали в его глазах, но она потянула его сильнее, желая разделить с ним его борьбу. Он знал беды, отчаяние и лишения. Он выжил, спасая своих братьев, сестру и мать. Он должен был разрушиться, но его болезненное прошлое одарило хладнокровием и достоинствами, которые наложили печать его красивое лицо. Он положил телефон на землю и схватил ее за руки своими сильными руками. Она знала, что он мог видеть, что она прочувствовала все, что он показал ей, будто вместе с ним прошла через ад. Он должен был увидеть бушующий огонь в ее глазах, обжигающий кожу, а также ощутить сексуальную пульсацию. Если бы он только почувствовал ее потребность быть ближе к нему. Мощные эмоции, которые не могли остаться незамеченными.

— Я хотел, чтобы ты увидела, как повлияла на меня, — сказал он сдержанным голосом, в котором звучала похоть. — Ты делаешь жизнь нормальной и счастливой, и предоставляешь возможность ее сделать такой, какой только захочется, — он повернулся и посмотрел на невероятно красивые картины, где он нарисовал Линкольна и Кеннеди. — Для них, — он повернулся к ней лицом, — для нас. Я не боюсь раскрыть перед тобой свое прошлое, потому как знаю, что ты примешь его. Ты примешь меня и поможешь мне справится с ним и выбросить из головы.

Он прижался к ней всем телом, нуждаясь в тепле, в пламени, которое обжигает как молния. Он схватил ее за бедра, соединяя их тела в одно. Необходимость быть ближе росла внутри нее как вулкан, готовый к извержению. Кожа. Ей нужно было почувствовать его кожу. Она разорвала на нем рубашку, сняла ее через верх и изогнулась, когда начала целовать его грудь. Она провела языком по его соску, и он застонал, его пальцы впились в ее тело. Она снова сделала это, провоцируя его, и он обхватил ладонями ее за лицо, приподнимая вверх, чтобы у нее не было выбора, кроме как смотреть в его серьезные темные глаза.

— Я пришел сюда после того, как сказал тебе, что сидел в тюрьме, — сказал он решительно, почти сердито, хотя он был не в том состоянии, чтобы возвращаться в тот день, первозданная страсть прокладывала путь между ними. — Я думал, что это ярость выливалась из моих рук, но…— он сжал челюсти, придвигая ее ближе, его дыхание участилось. — Была только ты, Джемма. Твое лицо, твои слезы. Твои прикосновения к моей коже. Я мог бы пробовать твои губы своими губами, и ты бы не подпустила тьму ко мне. Ты мой свет, Джемма. Ты — все, о чем я когда-либо мечтал в жизни, и я знаю, что ты можешь получить любого мужчину, которого захочешь, но я чертовски счастлив, что ты выбрала меня.

Она смяла его губы в отчаянном порыве. Голова закружилась в вихре эмоций, когда он взял поцелуй под свой контроль, и она подчинилась ему. Поцелуй был быстрым и грубым, грязным и влажным, и таким чертовски жарким, что весь остальной мир исчез. Он срывал ее штаны, а она его, оба торопились, не желая нарушить поцелуй, пока избавлялись от одежды.

— Презерватив, — он схватил свои джинсы, доставая бумажник, она удержала его за запястье.

— Ты действительно чистый? Ты проверялся?

— Я бы не стал лгать.

— Возьми меня Трумэн. Только ты и никакой преграды между нами. Я хочу чувствовать всего тебя.

Он поднял ее на руки, оборачивая ее ноги вокруг своей талии, и она опустилась на его член, чувствуя крупную головку, которая ласкала ее чувствительные места, и каждый дюйм его толстого, твердого члена, пока он наполнял ее.

— О Боже, Трумэн.

Она прижалась к нему, склоняя голову так, чтобы суметь поцеловать его сильнее. Ощущала, как его сильные руки контролировали ее движения, ускоряя темп, пока он жадно трахал ее. И она чертовски любила его! Он знал, как двигаться, как брать ее грубо и жестко, а затем расслабляться в медленном темпе, пока она не попросит о большем. Он дразнил ее, оттягивая достижение оргазма, и она кружилась в водовороте распутных желаний.

Она впилась ногтями в его плечи, разрывая их поцелуй:

— Быстрее. Пожалуйста, Трумэн. Возьми меня. Я хочу почувствовать, как ты теряешь контроль.

Ее спина коснулась стенки фургона, тем самым давая ему возможность вколачиваться в нее жестко и глубоко. Ноги покалывало, внутри нарастала пульсация. Когда он глубоко похоронил себя внутри нее, то уткнулся ей в волосы и прорычал ее имя, и внутри нее произошел взрыв эмоций. Ощущая каждый толчок его освобождения, каждый удар его сердца, каждый рваный вздох, она не минуты не сомневалась, что не влюбляется в него, нет. Она уже давно любила его.

Глава 18

Осень пришла в Писфул Харбор, и как будто кистью художника окрасила все вокруг. Всплески красного, оранжевого и желтого цвета повсюду, и каждый оттенок, перерастающий от дерева к кустику вдоль дороги, целовали траву и тротуары, обещая в скором будущем голые деревья и холодные ночи. Промозглое утро принесло дополнительные объятия и ночи бесконечных занятий любовью, и Джемма не могла быть еще счастливее. Это были выходные дни перед Хэллоуином, пять недель прошло с того момента, как она встретила Трумена, и это изменило ее жизнь. Она провела большинство ночей в его доме, и, вероятно, было такое количество ее вещей в его квартире, что она стала считать ее своей.

Кристалл достала королевское синее платье. Оно было расшито бриллиантами, со шнуровкой на корсете и дерзким декольте.

— Как насчет этого? — она подмигнула и провела рукой по вырезу горловины, — Совершенно обнаженная шея, это идеально подходит для жемчужного ожерелья.

Они ходили по магазинам, покупая платья для благотворительного вечера по сбору средств, в то время как Трумэн и ребята заканчивали установку двери в их новую спальню. Она предложила взять детей с собой, но он настаивал на том, чтобы она сама вместе с Кристалл купила все необходимое. Он настолько все продумывал, всегда убедившись, что она не забывает про себя из-за него и детей. Она задавалась вопросом, когда он наконец-то поймет, что проводить время с ним и с детьми — ее самое любимое занятие.

Джемма рассмеялась и покачала головой:

— Я действительно не хочу туда идти в этом году.

— Джи, не могу поверить. Мы провели последние три недели, разыскивая подходящее платье по всем магазинам Писфул Харбор. Я знаю, что у нас еще есть много времени до этого события, но с такой скоростью… — Кристалл повесила платье на стойку и посмотрела в зеркало, затянув волосы в пучок. — Может, потому что ты сказала своему мужчине не идти с тобой?

— Ты шутишь? Я никогда не подтолкну его к знакомству со своей матерью и ее ворохом претензий. К тому же, мы с ним обсуждали это, и находиться там, где вокруг много незнакомых людей, слишком для Кеннеди.

Оба — и Линкольн, и Кеннеди, далеко продвинулись вперед за последние несколько недель. Линкольн попытался есть детское питание, но решил заменить еду пальцами и проспал всю ночь, которая стала знаковым событием. И хотя Кеннеди уже менее насторожено чувствовали себя среди незнакомых, люди, которые примут участие в благотворительном вечере по сбору средств, будут не совсем доброжелательными и гостеприимными. Она не собиралась ставить детей в такое положение, даже не хотела идти туда. В дополнение к детям она должна была принимать во внимание Трумэна. У него были свои заботы, и ни к чему был стресс от общения с ее ужасной матерью.

Кристалл отпустила волосы, и они свободно упали ей на плечи, когда она повернулась, и прищурилась, глядя на Джемму:

— Ты до сих пор не рассказывала свой матери о нем, не так ли?

Джемма отвернулась, делая вид, что разглядывает другое платье.

— Джемма Райт, о чем ты вообще думаешь? Если ты не скажешь ей, то она пристроит тебя к одному из тех чопорных придурков, как она сделала это в прошлый раз, и я не думаю, что Тру будет этому рад.

Вздохнув, Джемма опустила плечи в поражении:

— Это в моем списке первостепенных дел, но ведь ты знаешь, как проходят разговоры с моей матерью, — она даже не хотела думать об этом. Она была счастлива. На самом деле, по-настоящему счастлива, а у ее матери была мания задавливать всех вокруг себя своим счастьем. К тому же, у нее было и без того достаточно головной боли. Трумэн до сих пор ничего не слышал от Куинси, и несмотря на то, что он не хотел об этом говорить, она знала, он переживает за брата.