Сначала он прочёл записку, которая состояла, в основном, из номера телефона, нацарапанном в верхней части листа. Снизу была надпись: «Макс Даттон, позвони мне! Кари Мерфи.» Он открыл верхний конверт, которому должно было быть уже много лет, так как он пожелтел по краям. Письмо было от Кари. Она подробно писала о том, что для неё обозначала ночь, проведённая с ним вместе. Её слова были лёгкими и беззаботными, она рассказала ему о своей семье, о себе, о своих целях. И также призналась в том, что уже давно была влюблена в него, с тех пор, как впервые увидела на велосипеде, когда он привёз им утреннюю газету.

Комок в горле мешал Максу глотать. Он сложил письмо и вложил его обратно в конверт. Было так странно, насколько ясно у него перед глазами возникла точная картинка маленького синего дома. Маленькая девочка, которая каждое утро смотрела из окна, когда он развозил газеты.

Даттон открыл второе письмо. Оно было написано спустя несколько месяцев после первого и было также от Кари. Это был тот же почерк, но его тон не был таким же весёлым и беззаботным, как в первом письме. Вместо этого он был резким и метил прямо в точку. В первом предложении, она написала, что была беременна, но ничего не ожидала от него. Объяснила, что не написала письмо с намерением просить у него что-либо. А просто хотела, чтобы он знал, что его ребёнок появится на свет через семь месяцев, хотя родители, учителя и школьный психолог посоветовали ей сделать аборт.

Он глубоко вздохнул. Воздух, который попал в лёгкие, был затхлый и горький.

Письмо заканчивалось контактными данными и предложением позвонить или написать ей, если Макс хочет присутствовать, когда ребёнок родится. Однако она также была готова держать его в курсе происходящего и регулярно присылать фотографии, если он предпочтёт письмо. Печаль, тревога и беспокойство, которые она, должно быть, чувствовала в тот момент, явно ощущались, и всё же, слова Кари звучали смело и решительно.

Даттон так же сложил письмо и благополучно вернул обратно в конверт. Затем сделал глубокий вдох и заставил себя посмотреть на свою мать.

Слёзы текли по её впалым щекам и одному, нет, двум пигментным пятнам, которые он никогда не замечал ранее.

Его мать была права.

Впервые в своей жизни Даттон не был уверен, что чувствовал к ней. Ощущение было почти невыносимым. Его собственная мать была ответственна за то, что он ничего не знал о Молли.

— Как ты могла такое сделать?

Она вытерла слёзы и покачала головой.

— Ты никогда не задавалась вопросом, как выглядит твоя внучка, что она делает и чем живет?

— Несколько лет назад я наняла частного детектива, и он наблюдали за ней. Я знала, что она была хорошо обеспечена. У меня есть её фотографии.

Макс не мог поверить в то, что слышал.

Когда он встал, женщина потянулась к нему, чем разозлило его ещё больше.

— Я хочу, чтобы ты ушла, — сказал он. — Сейчас же.

— Я никогда не хотела причинить тебе боль.

Даттон покачал головой, но не сказал ни слова.

— Пожалуйста, Макс, прости меня. Я не смогу вынести, если ты будешь на меня злиться.

Он вышел из комнаты.

— У тебя было четырнадцать лет, чтобы побеспокоиться об этом.

Глава 19

Следующим утром, ещё до того, как ноги Линдси коснулись земли, Коул уже обходил вокруг машины, спеша к пассажирской двери. Он взял у неё ключи, прошёл по дорожке к дому, открыл дверь и подбежал трусцой обратно к машине, чтобы забрать Линдси.

— Коул, — сказала она, когда он внёс её через входную дверь в дом и усадил на диван. — Ты действительно не должен весь день носить меня. Я уже устала наблюдать за тобой.

— Врач сказал, что ты должна поберечь лодыжку несколько дней. А в понедельник у меня тренировка, поэтому я не смогу быть здесь до шести, чтобы помочь. Как ты собираешься смотреть целый день за четырьмя маленькими детьми?

Она начала смеяться.

Он выглядел смущённым.

— Что тут смешного?

— Ты должен относиться к этому немного проще. Расслабься! Ты становишься похожим на мою бедную тётю Гарриет, которая получает удовольствие, заботясь обо всех. Я уверена, Дженни сможет мне помочь завтра, а если нет, я сама смогу со всем справиться, — она встала и была намерена принести воду из кухни без помощи Коула, но когда похромала мимо кофейного столика, тут же споткнулась.

Коул чуть не запутался в собственных ногах, пытаясь добраться до неё.

После того как он поймал её, женщина рассмеялась и сказала:

— Шутка!

— Это не смешно.

Улыбаясь, она протянула руку к его лицу и провела кончиками пальцев по крепкой скуле. Линдси потянулась чуть дальше и обняла его за шею. Притянула Коула так близко к себе, что губы мужчины коснулись её рта.

Он целовался так же, как разговаривал: медленно, отчётливо и точно. Поцелуй не был небрежным или слащавым, или слишком быстрым, а просто идеальным. Когда Линдси поцеловала Коула, то почувствовала себя маленькой девочкой, бегущей по полю с цветущей горчицей... взволнованной, счастливой и затаившей дыхание. Женщина хотела Коула Флетчера, и на данный момент ей на ум не приходило ни единой причины, почему она не могла быть с ним.

Когда он снова поднял голову, можно было отчетливо заметить обеспокоенные линии, прочертившие его лоб.

— Мы дома одни, — сказала она.

— Что на счёт твоих травм?

— Всю прошлую неделю ты провёл на тренировочном поле и, вероятно, у тебя самого найдётся парочка ушибов.

— Может быть, мне стоит отнести тебя наверх и снять одежду, чтобы всё было по-честному.

— Я думаю, это отличная идея.

Он склонил голову в сторону.

— Что такое?

— Я только задаюсь вопросом, является ли это какой-то проверкой.

— Никакой проверки. У тебя есть презервативы?

— В моей сумке, в машине.

— Всегда готов, — сказала она, — прямо как бойскаут. Мне это нравится.

— Тогда тебе будет приятно узнать, что я получил значок Поль-Баньян-Разведчик, когда мне было двенадцать лет.

— Впечатляет. Ты сейчас начнёшь тереть палочки друг о друга, или мы всё-таки пойдём наверх в мою комнату?

— Не двигайся с места. Я сейчас вернусь.

Она смотрела ему вслед, и не сомневалась в том, что Коул вернётся очень быстро. В конце концов, он был одним из лучших квотербеков в НФЛ. Её первый профессиональный спортсмен. Мужчина был выше среднестатистического медведя, стройный, мускулистый и выглядел лучше, чем вообще было возможно. И целовался просто невероятно. Ей абсолютно нечего было терять.

***

В то время как вдали стрекотали цикады, и солнце зависло низко над горизонтом, Макс наблюдал за всеми, кто собрался на пляже вокруг костра. Был воскресный вечер. После выходных клан Даттон всегда собирался на озере. Это была их традиция.

Молли со своей подругой обжаривали над огнём маршмеллоу на палочках, потому что в представлении девочки, никакая поездка к озеру не была полной без жареного зефира.

Кари сидела напротив него, зарыв ноги в песок. На ней была надета длинная серая толстовка, которая достигала колен. Мерцающее пламя отбрасывало тени на её лицо, пока она разговаривала с Джилл и смеялась. Должно быть, женщина почувствовала, что Макс наблюдал за ней, потому что вдруг перевела взгляд на него. Свет пламени отражался в её глазах.

Она была всё также прекрасна, как много лет назад и имела все качества, которые он когда-либо хотел найти в женщине. Кари была красивой, упрямой, сильной и честной. Даттон обвинил её в том, что она скрывала от него Молли, однако, женщина говорила правду. Он был идиотом. Но если всё пойдёт по плану, сегодня ночью Макс надеялся наверстать упущенное время.

— Я до сих пор не могу поверить, что мама и Хэнк уехали, не попрощавшись, — сказала Бреанна.

— Ну, вы же знаете маму, — сказал Макс. — Иногда она делает непредсказуемые вещи.

— Ты говоришь о маме? — спросила Джилл. — Нашей высоконравственной, помешанной на контроле и перфекционизме матери?