— Правильно! — поддержал его Соловьев.
— Полезно для дела, — кивнул головой Скаубит.
Мне тоже понравилось предложение комиссара.
— А листовки где сбросили? — спросил Савин.
— Над передовыми позициями врангелевцев. Все сразу, — отозвался Карл Скаубит.
— Фу-ты черт! — встрепенулся Соловьев. — А я забыл про них. Увидел Перекоп, и все, кроме разведки, выскочило из головы. Ладно, товарищ комиссар, в следующий раз сброшу две порции.
— Ты, Соловьев, пойми, — спокойно заметил комиссар. — Правдивое революционное слово, обращенное к солдату, тоже крепко бьет по Врангелю. Взять хотя бы сегодняшний пример. В небе над Перекопом появились сразу три наших самолета. Даже последний обозный у беляков догадается, что красные усилились и скоро возьмутся за них. А тут ему кто-нибудь свежую листовку прочтет. Узнает солдат правду о черном бароне и подумает: стоит ли ему проливать за него свою кровь…
Я целиком был согласен с Савиным. Дал указание не делать ни одного вылета без газет, листовок и брошюр.
Под вечер мы собрали всех летчиков на аэродроме и, пользуясь картой, ознакомили их с особенностями нашего театра военных действий. Сначала выступил я, затем командиры отрядов Скаубит и Соловьев. Мы не только рассказали о перекопских укреплениях, но и посоветовали, как лучше выполнять боевые задачи в этих условиях.
Когда беседа подходила к концу, на аэродроме появился Савин. В руках у него была какая-то бумажка.
— Извините, что опоздал, — сказал он мне. — Разговаривал со штабом перекопского направления. — И, повернувшись к летчикам, продолжал: — Вот что мне сообщили. Позавчера группа из пяти «хэвилендов» произвела налет на Херсон. Наших самолетов там нет, и город защитить было некому. Белогвардейцы сбросили десятки бомб. Сгорело много домов. Есть жертвы среди женщин и детей… Буржуазная контра хочет нас запугать. «Хэвиленды» надеялись взорвать херсонские склады боеприпасов, лишить фронт снарядов. Но геройские рабочие потушили зажигательные бомбы. Не забывайте, товарищи боевые, с кем будете теперь встречаться в небе. По агентурным данным, подлый налет на Херсон совершила группа полковника Шебалина…
— Шебалина? — невольно вырвалось у меня.
— Его, — ответил Иван Дмитриевич. — А что, старый знакомый? Давние счеты?..
— Как же, сразу после революции заявил, что меня надо повесить. Грозился встретиться со мной на узкой дорожке.
— Зачем на дорожке? — с улыбкой отозвался Савин. — Самое подходящее место для свидания — небо над Перекопом…
Комиссар бросил эту фразу, конечно, в шутку. Но его слова оказались пророческими.
Во второй половине мая обстановка на нашем фронте сложилась довольно трудная. Из-за жестоких боев с поляками обещанных подкреплений 13-й армии не прислали. Врангель имел превосходство над нами и в живой силе, и в технике. Он готовил мощное наступление, намереваясь вырваться из Крыма. Но мы еще не знали об этом.
Штаб группы войск поставил перед нами такие задачи: фотографирование перекопских укреплений, воздушная борьба с самолетами противника, разведка моря и побережья, где возможна высадка десантов, бомбометание и обстрел районов скопления врангелевской пехоты и конницы.
С первых дней пребывания в Аскании-Нова я установил боевое дежурство летчиков. Они вылетали навстречу врангелевцам и не позволяли им вести глубокую разведку. Нередко в воздухе завязывались упорные бои. Летчики возвращались с заданий возбужденные, но довольные результатами своей работы. Теперь «хэвиленды» беляков, безнаказанно «гулявшие» над расположением войск перекопского направления, стали появляться все реже и обходить стороной Асканию-Нова.
В напряженной, полной опасностей обстановке окрепла и закалилась дружба старых и молодых летчиков. Ветераны неба, такие, как Скаубит, Захаров, Вишняков, охотно делились опытом с молодежью, учили ее тактике, воспитывали у нее высокие морально-боевые качества.
А их задорные, энергичные ученики вносили в летную работу здоровый дух соревнования.
Боевые распоряжения я отдавал командирам отрядов, как правило, в конце дня. А они сразу же указывали летчикам объекты разведки или цели, которые нужно уничтожить. Отдыхать ложились рано, поскольку механикам и мотористам приходилось вставать с рассветом, а летчикам всего на час позже. Иногда ночью по телефону поступали новые указания. В таких случаях я утром доводил, их до тех, кто собирался вылетать. Задачи ставились обычно по карте-десятиверстке.
Компасы стояли не на всех самолетах. В полете они сильно врали из-за вибрации мотора. И еще по одной причине: устройства для внешней подвески бомб не было, их клали в перкалевые мешки, которые привязывались к верхним лонжеронам внутри кабины. Из-за них картушка компаса отклонялась на двадцать — тридцать градусов. Поэтому мы ориентировались в полете в основном визуально, сличая карту с местностью.
Линию фронта пересекали на высоте восьмисот метров и выше, так как белые открывали сильный пулеметный и артиллерийский огонь. Над объектами разведки чаще всего снижались, чтобы получить точные данные.
Командование Перекопской группы давало высокую оценку нашим полетам. Похвала и доверие заставляли нас работать еще лучше.
Из разведки не вернулись два летчика. Наблюдая за небом, я еще издали увидел приближающийся к аэродрому «спад». По почерку узнал Соловьева. Крутнув на подходе бочку, он не стал делать круг, а сразу пошел на посадку. «Опять фигуряет, — подумалось мне, — забыл, что летаем на старых, изношенных машинах».
Зарулив «спад» на стоянку, летчик выпрыгнул из кабины и быстрым шагом подошел ко мне. В руках он держал карту. Шлема на голове у него почему-то не было.
— Товарищ командир группы, красный военный летчик Соловьев задание выполнил! — доложил он.
Я развернул привезенную им карту. На светло-синем язычке Перекопского залива, в районе Алексеевка — Хорлы, стоял условный знак, обозначающий высадку десанта. Ну как такого летчика станешь распекать за фигурянье?..
— Товарищ командир, у берега четыре больших и два малых парохода. Нашел их, когда летел змейкой. Над Чаплинкой сбросил вымпел с донесением.
— Это что за змейка, товарищ Соловьев?
— Прочесывал залив поперек: пять минут полета от берега и снова к нему, — пояснил он, двигая заскорузлым пальцем по карте.
— На какой высоте?
— На высоте две тысячи метров, поднялся повыше, чтобы дальше видеть…
В дальнейшем, выполняя разведывательные полеты над морем, мы использовали опыт командира 6-го отряда.
— Молодец, Соловушка! — сказал я, пожав ему руку. — Но фокусы в воздухе при подходе к аэродрому прошу прекратить. Глазом не моргнешь, как машина развалится.
Получив донесение Соловьева, командующий группой перекопского направления принял срочные меры. Белым высадить десант не удалось. Большие и малые пароходы убрались восвояси. Правда, позднее мы поняли, что это был лишь отвлекающий маневр Врангеля. Основные силы во главе с генералом Слащевым он готовился выбросить в другом месте. Постепенно мы раскусили излюбленную им тактику нанесения двойных ударов.
На рассвете 25 мая летчик Вишняков, вылетевший первым, обнаружил большой караван вражеских судов. Они шли вдоль крымского побережья к Перекопскому перешейку. Я принял решение всей группой нанести по ним бомбовый удар. В полной готовности у нас было шесть самолетов.
Летчики быстро выстраиваются у моего «ньюпора». Одеты они очень пестро: кто в гимнастерках, кто в кожаных куртках, а некоторые даже в гражданских пиджаках; у одного на голове — пробковая каска, у другого — буденовка, у третьего — кепка. Но зато все подтянуты и чисто выбриты. Этого я добиваюсь неукоснительно, следуя примеру своего бывшего командира Крутеня. Ведь неряшливость на земле влечет за собой и разболтанность в воздухе.
Вижу, все возбуждены. С особым нетерпением ожидают вылета молодые летчики Яша Гуляев и Николай Васильченко.
Даю последние указания о порядке взлета и сбора на кругу, о том, как будем действовать в воздухе. Чтобы добиться внезапности удара, заход на цель сделаем с юга, с белогвардейского тыла и на малой высоте. Пробомбив суда, со снижением выйдем на перекопские укрепления и обстреляем их из пулеметов.