Ной не мог долго сидеть, не когда люди танцевали, и определённо не когда два его папочки сделали первый шаг навстречу. Мы образовали своего рода троицу, танцуя вместе, улыбка Ноя была такой широкой, что я боялся, что у него порвутся губы.

Аплодисменты, которые получила Мэри, когда закончилась песня, были заслуженными. У неё был невероятный певческий голос и искреннее сценическое обаяние. Я выступал в дни своей молодости, но и близко не был так хорош. Если какой Кантрелл и выбьется пением из Миссисипи, как мистер Элвис Пресли, это будет Мэри — и она, казалось, знала это.

Она прекрасно исполнила “Камни на дороге” Мэри Чапин Карпентер, закончила песней “Счастлив”, и мы смеялись, пока миссис Риверс уговаривала отца Гиндербаха показать несколько движений. Конечно, мы требовали выступления на бис, и, конечно, Мэри была только счастлива подчиниться. Без Кантреллайтс, она заняла сцену одна.

— Вы все такие милые, — сказала она, с благодарностью улыбаясь. — У меня на самом деле подготовлена для вас ещё одна песня, и это просьба. Я сейчас не буду говорить, от кого, но он янки, и вы все знаете, что это значит. Верно — он попробовал южного сахара и теперь не может отступить. Ещё его стряпня дерьмовая на вкус, и он считает, что жареная курица вредна. Можете представить? И этот конкретный янки, кажется, не понимает, что когда связываешься с нами, ты связываешься со всем чёртовым трейлерным парком! В любом случае, как говорит мой дядя, подними бокал, если любишь южан. Если нет, подними свои стандарты! Так вот, этот янки, о котором я говорю, позвонил мне по телефону и спросил, могу ли я спеть это для его любимого, который случайно оказался моим родственником. Я не могу сказать, кто это, потому что этот человек убьёт меня за то, что я его позорю. Вот вам песня мистера Ронни Милсапа, и она звучит от сердца янки — не то чтобы у мерзавца-янки оно было, но он попросил меня это сказать. Вы готовы?

Мы были готовы.

Начала играть “Почти как в песне” Ронни Милсапа, и Джексон Ледбеттер коснулся моей руки.

К слову о слезливых одах потерянной любви.

Мэри пела с такой тягучей ясностью, что можно было подумать, она выступала всю свою жизнь. Даже её родители казались немного ошеломлены способностями своей малышки. К тому времени, как она закончила первый припев, я был в слезах. Я так легко мог представить, что Джексон Ледбеттер чувствует и произносит все эти слова.

Я жалко вытер глаза, переполненный эмоциями.

Будь проклят Джексон Ледбеттер.

Мэри закончила, откланялась, но толпа не готова была её отпускать.

— Знаете что? — произнесла Мэри. — Мой дядя Вилли знает кое-что о пении.

Я уставился на сцену с внезапным ужасом.

— Вы хотите услышать, как поёт мой дядя Вилли?

Прозвучало громкое согласие. Действительно, они хотели.

— Мы раньше пели странную версию “Если бы у мира было крыльцо”. Помните эту песню?

Да! Да! Да! Был ли хотя бы один южанин, который не знал оду Трейси Лоуренса о деревенской жизни? Это была обновленная версия “Слава Богу, что я ковбой” Джона Денвера.

— Давай, дядя Вилли, — сказала она. — Не стесняйся!

— Да, Вилли, — крикнула миссис Ледбеттер. — Иди пой!

Я просто покачал головой. Я был не в настроении петь. Но мой протест отклонили, и на сцену меня затащили Джош и Эли, которые, казалось, наслаждались мыслью, что их дядя Вилли выставляет себя дураком.

Началась музыка, и я повернулся лицом к толпе, которая достаточно выросла во время мини-концерта Мэри. Я проклял Мэри за то, что она обрушила это на меня, но должен был заранее знать, что так будет. По крайней мере, она выбрала песню, которую мы пели вместе на одном из церковных событий.

Когда начальный рифф зазвучал в воздухе, очень многие поднялись на ноги, старшие же начали танцевать.

Мы чередовали строчки, а затем с жаром вступили в бурный припев. Джексон и Ной танцевали перед сценой, Ной время от времени смотрел на меня и улыбался глупой, счастливой улыбкой.

Каким-то образом мне удалось пропеть песню, не забыв слова, всё это время игнорируя пульсацию в груди, вызванную моими глубокими вдохами. Когда песня закончилась, я несколько раз кивнул и приготовился спуститься по ступенькам и вернуться к своему сидению, но у Мэри был ещё один сюрприз — над толпой раздались начальные риффы “Чёрной воды”, которые были охвачены внезапным безумием южной ностальгии.

Мэри пела о том, что построит себе плот, подначивая меня не бросать её.

Мы неплохо исполнили песню, но давайте посмотрим правде в глаза. Не важно, как поют конкретно эту песню, толпа в Миссисипи будет сходить по ней с ума. Это захватывающая рок-баллада в полном смысле слова.

Счастливый Ной танцевал с Джексоном и миссис Ледбеттер. Даже Билл и мама встали потанцевать, пока кузина Тина показывала свои захватывающие движения.

К тому времени, как мы закончили, Мэри заработала себе бурные и заслуженные овации.

Глава 69

Как мне жаль

После концерта я ушёл, нуждаясь в одиночестве. Так как территория церкви была заполнены людьми, я решил пойти в саму церковь. Я сел на самую последнюю скамейку, долгое мгновение глядя на большой распятие, висящее в святилище. Сквозь открытые окна с одной стороны церкви доносился детский смех, с другой — мучительное исполнение “Дочери добытчика угля” на сцене караоке.

Отец Гиндербах однажды сказал, что мне нужно простить Бога. Это казалось невероятным.

Но…

Чего греха таить, я был довольно зол на Бога. Зол, что я гей. Зол, что у моего мальчика врождённые дефекты. Зол, что его может однажды — и очень скоро — не стать. Зол, что влюбился в кого-то, кто причинил мне боль.

Ни в чём из этого, конечно же, не было вины Бога. И так как я не мог представить, что Бог тем или иным способом заботится обо мне, было бессмысленно злиться на него.

Однако я злился.

Но больше всего я злился на себя.

Джексон Ледбеттер появился тихо и внезапно.

— Не против, если я присяду? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я покачал головой.

— Я знаю, что ты злишься на меня, — сказал он.

— Прямо в яблочко.

— Ты был последним человеком, которому я когда-либо хотел причинить боль, Вилли. Надеюсь, ты веришь в это. Ты не знаешь, как мне плохо.

— Если ты чувствуешь что-то похожее, что чувствую я, ты, должно быть, целуешься взасос с трещиной в земле.

— Ну, трещина есть. Если спустишься примерно на восемьсот километров глубже в адскую бездну, то догонишь меня.

— Вижу, ты ещё не научился тонкому искусству южного преувеличения. А вот если бы ты сказал про восемьсот километров прямо в глубины горячих, мягких экскрементов, было бы лучше.

Он улыбнулся.

— Но я тебя понимаю, — добавил я.

— Вилли, я надеюсь, что ты мне веришь, когда я говорю, что мне жаль. Правда. Я сильно облажался.

— Можно и так сказать.

— И я не ошибусь?

— Ни капли.

— Ты когда-нибудь простишь меня?

— Я пытаюсь.

— Приятно видеть, что ты шутишь. Ты можешь быть немного пугающим, когда злишься — надеюсь, я никогда не увижу тебя таким снова. Помнишь первый раз, когда мы поругались?

Я улыбнулся.

— Я купил тебе конфеты и цветы, а ты бросил их на парковке «ФудВорлда» и ушёл. Боже, вот стервец! Но я заслужил это.

— Определённо заслужил, — согласился я. — И, если помнишь, это было по той же причине.

— Я знаю.

Больше он ничего не говорил. Вместо этого он приобнял меня одной рукой, и я склонил голову ему на плечо, позволяя ему держать меня. Он поглаживал меня по спине, так, как я делал с Ноем, успокаивая, говоря, что он рядом, что всё хорошо, что всё будет хорошо.

Наконец я отстранился и одарил его нервным взглядом.

— Что? — спросил он.

— Тебе нужно кое-что понять, — сказал я. — Я не могу связываться с наркотиками. Не после того, что случилось с Ноем. Я никогда не прощу себя за это и никогда в жизни не буду с кем-то, кто употребляет наркотики. Эта та граница, которую я не пересеку, Джек. Совершенно точно не пересеку. Мне плевать, насколько ты милый, или какой у тебя замечательный член, или сколько денег твоя мама даст на твоё содержание.