О лунатиках и лунатизме Гвоздь знал очень мало, а хотелось узнать побольше, и потому он ходил за Кирпичом, как пришитый, стараясь, чтобы тот не натолкнулся на него в темноте. Сперва, правда, у Гвоздя возникло большое желание подойти к Кирпичу и заговорить с ним, но потом он вспомнил рассказ все того же Петровича, поведавшего ему об одном своем соседе по дому в поселке, где он жил. Тот в такие же ночи полнолуния частенько расхаживал по улице в чем мать родила. А один раз весной Петрович увидел его на крыше собственного дома, по которой он прогуливался, словно мартовский кот. Но когда Петрович окликнул соседа, тот проснулся, открыл глаза и, не удержавшись, грохнулся с крыши, убившись насмерть.

Припомнив теперь эту историю, Гвоздь поостерегся задевать Кирпича, который, несомненно, находился в таком же состоянии снохождения, как и тот самый сосед Петровича, упавший с крыши. Но ходить за ним все же продолжал — из любопытства, что ли? При этом он даже еле слышно бубнил себе под нос:

— Ишь, крокодил какой! И ходит, и ходит. Мало того, что убивец и душегуб, так он еще к тому же и лунатик. Бляха-муха! Но за снохождение, кажется, уголовная ответственность не предусмотрена. Нет такой статьи в Уголовном кодексе, по которой можно было бы засадить человека в тюрьму за лунатизм… А жаль! Все же гуманное у нас еще законодательство. Слишком гуманное!

Походив за Кирпичом еще минут десять, Гвоздь дождался, когда тот снова вернется в палату и уляжется на свою койку. Только после этого Гвоздь лег и сам, прямо как был, в халате. Заснул он мгновенно и проспал до самого завтрака. А когда проснулся, то узнал, что Кирпич только что отправился в город по своим важным «партийным» делам. Так ему, по крайней мере, пояснил Петрович, который тоже уже знал о том, что у Кирпича имеется удостоверение помощника депутата Госдумы.

«Это хорошо, что он уехал, — подумал Гвоздь. — Значит, сегодня его еще не грохнут. А когда он вернется, я с него живого не слезу, пока он мне тыщу баксов не вручит… Это самое маленькое!»

Легкий утренний морозец разогнал остатки сна у Кирпича, когда он, одевшись, вышел на улицу. Эта ночь, проведенная в санаторной палате, показалась ему тягостной и давящей. Сон был не освежающим, а каким-то мучительным и бесконечным, как приводной ремень двигателя.

Кирпич знал за собой эту особенность, называемую медиками снохождением. Этим он страдал с детства и ничего не мог с собой поделать. Как только на небосклоне всходила полная луна, освещая таинственным серебристым светом земные дали, так лунатик Кирпич начинал бродить по дому, норовя забраться куда-нибудь повыше или даже прогуляться по крыше.

Вот и в это утро, судя по тому, как болели ноги, он понял, что часть ночи провел в блужданиях по санаторному корпусу. Хорошо еще, если никто этого не заметил, а то опять ему придется оправдываться. Как же ему это осточертело!

А вокруг Кирпича шумел ветер, раскачивая верхушки деревьев санаторного парка. За ночь снегом основательно занесло дорожку, по которой Кирпич направлялся в сторону шоссе, и потому пробираться по ней было нелегко. Пока Кирпич преодолевал снежные заносы, ему вспомнилось, как он узнал про офис фирмы, которой руководил Браслет. Для этого ему пришлось, сдерживая свой буйный нрав, подладиться под этого ублюдка Гвоздя и даже заплатить ему какие-то деньги. Ну ничего! Овчинка стоила выделки.

Все последние дни Кирпич целыми сутками пропадал в Москве, изучая подходы к офису фирмы «Арктур». Сейчас он с уверенностью мог бы сказать, что знает Нахимовский проспект и окрестности как свои пять пальцев. Оставалось только дождаться того момента, когда окончательно оклемается Обрез, чтобы потом вместе с ним устроить похищение Браслета. Кстати говоря, Обрез уже настолько окреп после ранения, что свободно передвигался и даже обещал сегодня похлопотать о хорошем водителе для своей «Нивы» — сам он водить машину мог, но делал это довольно неумело и крайне неохотно, боясь, что угодит в серьезную аварию.

Вообще-то Кирпич ужасно не любил долго ждать. Узнав о том, где находится офис своего главного противника, он сразу же хотел организовать на него налет. Отговорил его от этой пагубной затеи все тот же Обрез. «Может, они опять там приготовили для нас какую-нибудь засаду, — предупредил он. — Мало тебе урока в Икше?» «Нет, — думал теперь Кирпич, — прав Обрез. Больше очертя голову я в пасть гиены не сунусь».

А погода начинала портиться: усилился ветер, на небе поползли темные тучи — все это предвещало скорую метель.

Кирпич, поплотнее закутавшись в свою дубленку и опустив на шапке уши, быстрее зашагал через парк. Недалеко от шоссе ему вдруг почудилось, что невероятным образом в холодном феврале проснулись насекомые, по крайней мере несколько сумасшедших особей. Кто-то или что-то прожужжало над его головой, зацепив край меха на шапке-ушанке. Тут же второе «насекомое» ударило рядом в ствол ели, как бритвой срезав кусок коры. До Кирпича, проходившего как раз мимо этой ели, наконец дошло, что никакие это не «насекомые», а самые обыкновенные пули, выпущенные из оружия, снабженного глушителем, и что стреляют сразу из двух разных мест. Кирпич даже как следует испугаться не успел — настолько это прозрение было для него неожиданным. И все же, подчиняясь собственной интуиции, он сообразил, что хвататься за оружие и ввязываться в перестрелку сейчас не стоит, а гораздо лучше будет просто побыстрее уносить отсюда ноги.

И Кирпич побежал в сторону шоссе, да так быстро, как никогда раньше не бегал. При этом он всячески старался сбить стрелков с толку, бросаясь то в одну, то в другую сторону. А пули зло свистели и щелкали совсем рядом… Этот бег показался ему бесконечным. И только одна мысль стучала в мозгу, словно дятел: «Только бы Обрез был на месте! Только бы!..»

Подъезжавшую «Ниву», которой неумело управлял Обрез, Кирпич увидел в самый последний момент перед тем, как выскочить на открытое пространство дороги. Исступленно замахав руками, Кирпич заорал что было мочи: «Не глуши мотор!» — и бросился к машине.

Обрез, который сначала не понял, почему главарь несется к нему так, словно за ним гонится целая стая бешеных собак, все же мотор не заглушил, а только на секунду притормозил, помог Кирпичу открыть дверь и шлепнуться на сиденье рядом.

— Гони! — прохрипел Кирпич.

И в этот миг в крыше машины как бы сами собой образовались две дырки от пуль, причем одна из них ударила в стекло спидометра, разнеся его вдребезги.

— Проклятье! — вскричал Обрез, нажимая на газ.

«Нива», набирая скорость, понеслась по шоссе, оставляя за собой в морозном воздухе целый шлейф выхлопных газов.

— Оторвались! — устало прикрыв глаза, сказал Кирпич, откидываясь на спинку кресла.

— Что это было? — с дрожью в голосе поинтересовался Обрез.

— Кто-то решил меня прихлопнуть у санатория. Это снова была засада, черт бы меня побрал!

— А я что говорил? — подхватил Обрез. — Это все происки Браслета, тут и думать нечего! Хорошо еще, что мы не сунулись к нему в офис. Он бы нас там и прищучил!

— Похоже на то, что ему все-таки удалось нас вычислить, — медленно проговорил Кирпич, глядя на дорогу перед собой. — И кто-то ему в этом помог. Вот только кто? Не Сифон же, как думаешь?

— Это вряд ли! Сифон уже где-нибудь около Нарьян-Мара или Якутска… Он на родину побег, соскучился по своим олешкам…

— А где это ты так водить научился? — неожиданно переменил тему разговора Кирпич. — Ты ж не умел?

— Водить-то мне и раньше приходилось — это не штука! Другой вопрос, что боюсь я водить… Во! Видишь? — Неожиданно «Ниву» резко занесло и волчком закрутило на месте, потому что Обрез резко нажал на педаль тормоза. Кое-как справившись с вышедшей из-под контроля машиной, Обрез совсем остановил ее. — Нет, не могу! Ну ее к дьяволу! Садись лучше ты за руль, Кирпич, а то мы точно на Луну улетим, прямо без пересадки! Я и так сегодня сделал больше, чем ожидал от себя…

— А чего же тогда водилу не подыскал, как собирался? — спросил Кирпич, немного пришедший в себя после очередного испытания.