— Герр шиффслейтенант, командующий береговой обороной района передает вам наилучшие пожелания и просить незамедлительно прибыть в его каюту.

Взобравшись по трапу, я отправился на корму, в капитанские апартаменты, где меня  ждал начальник береговой охраны района Шебенико контр-адмирал Хайек. Командир указал на стул.

— Герр шиффслейтенант, я вызвал вас в срочном порядке, потому как намереваюсь доверить вам и вашему экипажу особое задание. Задание, способное серьезнейшим образом повлиять на ход войны монархии с Италией.

— Честь имею сообщить, герр адмирал: вы можете целиком и полностью положиться на то, что мы на борту U-8 отдадим все силы на службе нашему императору и фатерланду.

— Превосходно, ни на миг в этом не сомневался. А теперь, Прохазка, давайте перейдем к делу. Знаете остров Првастак?

Разумеется, я знал Првастак. Знакомство мое с ним было поверхностным, но и знакомиться там особо не с чем: крошечный, безводный, выжженный солнцем клочок суши метров двести в диаметре, выступающий из моря милях в двадцати к югу от мыса Планка и в десяти милях к северо-западу от Лиссы. Единственной достопримечательностью считались маяк, длительное время уже неработающий, да маленький форт, используемый в качестве наблюдательного поста и телеграфной станции. За минувшие несколько недель мы проходили мимо островка, помахав ручкой гарнизону — полуроте польского ландштурма. Парни коротали время, попеременно то проклиная каждый камень своей бесплодной тюрьмы, то благодаря военную фортуну, заславшую их сюда, подальше от сербов и казаков.

— Так точно, — ответил я. — Я знаю остров и высаживался на нем однажды в бытность кадетом. В последнее время мы пару раз проходили мимо, но особо им не интересовались: там стоит армейский гарнизон, который снабжается тендером из Лиссы. Не могу сказать, что завидую тем, кому приходится на нем робинзонить.

— Согласен, Прохазка. И у вас будет еще меньше оснований завидовать им через день или два. Так вот, мне не хотелось бы слишком глубоко вдаваться в вопросы шпионажа, но у нашей разведки имеется в Италии первоклассный агент. Если точнее, в порту Анкона. И ему удалось заблаговременно снабдить нас информацией, что итальянцы готовят мощный удар по Првастаку. Собственно говоря, пока мы с вами сейчас разговариваем, целый батальон альпини грузится на борт вооруженного лайнера в Анконе с задачей предпринять внезапное нападение на остров то ли этой ночью, то ли завтрашней. Донесение нашего агента так подробно, что описывает даже предполагаемую тактику действий. Похоже, итальянцы намерены воспользоваться отсутствием луны, подвести лайнер на милю-другую к берегу и, спустив десант на шлюпки, высадиться на острове со всех сторон. Идея, судя по всему, заключается в том, что гарнизон сочтет себя атакованным превосходящими силами и сдастся без боя.

— Так точно, герр адмирал. Но разрешите спросить, зачем итальянцам понадобился Првастак? Островок так мал, что я сомневаюсь, хватит ли там места, чтобы разместить целый батальон солдат?

— Как вы верно заметили, герр шиффслейтенант, остров сам по себе незначителен. Но примите в расчет пропаганду. Завтра поутру наша монархия просыпается и обнаруживает, что один из ее островов оккупирован врагом, не понесшим при этом потерь. Не сбрасывайте также со счетов, что Првастак — важный наблюдательный пункт. Утратив его, мы получим большую брешь в нашей обороне между Лиссой и южной оконечностью островов Инкороната. Нет, Прохазка, этого нельзя допустить. И если вы с вашей субмариной окажетесь там первыми, у нас появится возможность поменяться с неприятелем ролями и заполучить свой собственный пропагандистский триумф.

— Ясно. Вы хотите, чтобы U-8 пришла туда, затаилась в ожидании вооруженного лайнера и пустила его на дно. Отлично, не вижу проблем.

— Верно, герр шиффслейтенант, вот только боюсь, что не все так просто. Как я уже сказал, нам известны мельчайшие подробности плана, но мы не знаем точно, когда он будет приведен в исполнение. Вот тут-то и кроется закавыка. Скажите-ка, как долго способна ваша маленькая лодка пробыть в подводном положении? К сожалению, я вырос в парусном флоте и не особо разбираюсь в этих субмаринах.

— Хм-м… Это зависит от ряда причин, — ответил я. — Мы лично никогда не залегали на дно более чем на три или четыре часа кряду. Но капитаны других «голландов» полагают, что можно оставаться под водой до двенадцати часов, прежде чем воздух станет непригоден для дыхания.

— Проклятье, этого слишком мало! Вам надо нырнуть по меньшей мере на шестнадцать часов — от восхода до заката.

— Позвольте спросить, герр адмирал. Почему бы U-8 не уйти сегодня ночью к Првастаку и, если ничего не произойдет, не возвратиться поутру сюда, а завтра вечером снова занять позицию у острова? В конце концов, расстояние составляет всего около тридцати пяти миль.

— Нет, Прохазка. Боюсь, из этого ничего не выйдет. Гарнизон Првастака докладывает о том, что в последние несколько дней каждые два часа над островом пролетает итальянский летательный аппарат, а именно, дирижабль. Стоит итальянцам только заподозрить, что в том районе действует подводная лодка, они попросту отменят всю операцию. Нет, если этого не случится сегодня, вам следует оставаться под водой близ острова и ждать следующей ночи. Вот только как вам это сделать, если вы говорите…

— Герр адмирал, есть идея. Почему бы нам не взять с собой несколько баллонов с кислородом? Последний транспорт из Полы доставил нам приспособление, которое называется «патрон воздухоочистки». Предполагается, что оно способно вытягивать из воздуха углекислый газ. С этими патронами и дополнительным запасом кислорода мы сможем продержаться от восхода до заката. Но есть одна загвоздка.

— Какая?

— Насколько мне известно, сжатый кислород в Шебенико имеется только на судоремонтной верфи, а та не подчиняется военно-морскому командованию. Если бы имелась возможность реквизировать часть…

Хайек сел за стол и яростно зачиркал пером по бумаге.

— Вот, Прохазка, это записка начальнику судоремонтной верфи. Реквизируйте столько баллонов, сколько вам нужно. Если понадобится, берите хоть под угрозой оружия. Но постарайтесь не убивать начальника, путь это и всего лишь презренный штатский. Всю бумажную работу и последующий скандал я беру на себя. Сейчас не время для бюрократических хитросплетений — не когда в море вражеские десантные суда, которые буквально просят, чтобы их потопили.

В итоге кислородные баллоны, общим числом восемь штук, были надлежащим образом реквизированы у негодующего начальника верфи. Тот вопил, что мы настоящие воры и разбойники, которых следует отдать под трибунал и повесить. Батареи были заряжены, бензин и масло закачаны на борт, и U-8 приготовилась к выходу в море. Команда знала, что нечто намечается, но после разочарований последних недель особых надежд не питала. Что до меня, то я из соображений секретности решил не проронить ни слова о предстоящей операции, пока мы не отправимся в боевой поход. Но в глубине души жило опасение, что это будут очередные два дня бесплодных скитаний в море в попытке найти врага, которого простыл и след.

Но подготовиться мы не забыли, будто ожидали, что из затеи и впрямь что-то выйдет. Обе торпеды были извлечены из аппаратов и отрегулированы на глубину четыре метра. Мудрость тех дней гласила, что чем на большей глубине произойдет взрыв, тем большим будет ущерб, а у меня хватало причин скептически относится к разрушительной силе австро-венгерских торпед. В конструкции самой сорокапятисантиметровой торпеды Уайтхеда не было изъянов — по крайней мере, с точки зрения механики она была не более ненадежна, чем прочие торпеды той эпохи. Проблема заключалась скорее в скудном военно-морском бюджете, и наделенные талантом полумер австрийцы снарядили ее боевой частью не достаточно мощной, чтобы гарантировать потопление цели. Итогом стал длинный список вражеских судов (включающих и три моих жертвы), которые не пошли ко дну после попадания австрийской торпеды. Не упускайте из виду сей факт, как и весьма вероятную возможность того, что не сработает взрыватель или торпеды вообще пройдут мимо, и тогда вас не удивит, почему и в двух запасных торпедах я установил регулятор глубины на те же самые четыре метра. Позднее это решение возымеет для меня серьезные последствия. К исходу дня U-8 была готова выйти в море. Нашему старшине погружений Штайнхюберу оставалось только погрузить на борт припасы для патруля — трехдневный рацион для девятнадцати человек. Подобно всем прочим удобствам на борту U-8, условия для приготовления пищи были крайне примитивными. Нам повезло больше наших систершипов, поскольку в надстройке у нас была смонтирована бензиновая плита, но сами рационы состояли по большей части из сухарей и тушенки. Сухарь, называемый в австрийской своей разновидности «zwieback», не нуждается в представлении для любого, кто читал хоть что-то из книг о морских путешествиях от времен древних финикийцев до пятидесятых годов нынешнего века. Он представлял собой квадратный, серовато-бурый ломоть грубой текстуры, обладающий твердостью застывшего цемента и напрочь лишенный вкуса, перфорированный узором из шестидесяти четырех отверстий — это, как мы шутили, чтобы у портовых рабочих не появилось соблазна красть их и употреблять на кровлю для своих домов. На деле главная разница между цвибаком и черепицей заключалась в том, что последняя была раза в два вкуснее. А еще этот продукт считался непортящимся. Стоит сказать, что за месяц до описываемых событий мы получили мешок с оттиснутой на нем датой «1867» — как раз год спустя после того, как адмирал Тегетгоф разгромил итальянский флот под Лиссой. И если честно, эти реликвии были ничуть не хуже и не лучше галет, испеченных пару недель назад.