Я спросила себя в недвусмысленных выражениях, в чем, черт возьми, была моя проблема.

Самоуважение. Гарри никогда не делал комплименты и не говорил, что я прекрасно выгляжу. Конечно, если бы я попыталась спросить его, что он думает об этом платье, он бы дал шаблонный ответ:

— Конечно, малыш, выглядишь великолепно, — сказал бы он, едва отрываясь от телефона. — Твоя задница классно смотрится.

И это все. Он бы полапал меня в темноте перед сном и поцеловал по пути к двери, но ничего большего. Он всегда был со своим телефоном. Спал с телефоном под подушкой, а когда прекращал отсылать сообщения и письма, засовывал в карман. Выходил из комнаты, когда ему звонили, тайно писал сообщения. Теперь я понимаю, как подозрительно это было, как ясно. Затем я просто оттолкнула свой страх в сторону, как паранойю.

Он не любит меня. Не хочет меня. Почему?

Я была не красивой и не желанной. Он хотел женщину среднего возраста, с избыточным весом, с разбухшими венами, грузную, безвольную жену пастора больше, чем меня. Конечно, я была немного тяжелее, с изгибами, но я думала, что, по крайней мере, выглядела лучше, чем Хелен, гребаная, Уорнер.

Очевидно, нет.

В спешке я покинула второй магазин, ничего не купив, и решила себя побаловать. Я вернулась в Старбакс. Заказав маффин и латте, я провела долгий фестиваль сожаления до назначенной встречи со стилистом, и уже не чувствовала, что смогу пройти через это. В любом случае, я заставила себя пойти.

Стилистом была пожилая женщина, может около пятидесяти, стройная, гламурная, модная, и все это космополитанское и очаровательное.

— Что мы сегодня будем делать, солнышко? — спросила она, взбивая пальцами мои длинные, густые, каштановые локоны.

Я пожала плечами.

— Я не знаю. Изменения, я думаю.

Она уловила депрессивную тоску в моем голосе. Прекратив трогать пальцами мои волосы, она встретилась со мной взглядом в зеркале.

— Милая, я тебя не знаю, но я узнаю депрессию, когда вижу ее, и могу тебе сказать, что депрессия — это худшее время для стрижки. Особенно с такими волосами, как у тебя. Ты отращивала их всю свою жизнь, это точно. Момент отчаяния — и их нет. Ты не сможешь вернуть их. — Она послала мне твердую, но добрую улыбку. — Я готова делать то, что ты мне скажешь, но я просто не хочу, чтобы ты сожалела об этом.

Я покачала головой.

— Все не так. Тут намного больше, чем мимолетная депрессия. Вся моя жизнь... меняется. Я меняюсь.

Я обнаружила, что снова изливаю свою слезливую историю абсолютному незнакомцу. Я все ей рассказала, и дорогая женщина — чье имя оказалось Джулия — лишь кивала, слушала и протягивала мне коробку салфеток. Когда я закончила, она похлопала меня по плечу.

— Милая, ты действительно собираешься начать сначала? — Она расчесала пальцами мои волосы. — Не оглядываясь назад, не меняя свое мнение?

Я кивнула, протерла глаза и нос.

— Пока жива, я не вернусь туда. Ни ради своей семьи, ни ради чего-то другого. Я должна начать сначала. Я должна.

Она снова улыбнулась.

— И снова, если ты уверена, я могу начать работать над твоими волосами. Я могу придумать десятки вещей, что можно сделать с такой прекрасной копной волос, как твоя.

Я пожала плечами.

— Я не знаю, чего хочу. Я только подрезала их и никогда не думала, как буду выглядеть со стрижкой. — Я вспомнила свой приступ жалости в примерочной. — Просто... хочу почувствовать себя новой, и... красивой.

Джулия протерла глаза.

— Ох, милая. Почему мы позволяем мужчинам делать это с нами? Ты прекрасна. Я знаю, тяжело это замечать, когда они устраивают подобное дерьмо, но ты не можешь дать этому мудаку власть над твоими чувствами. Ты сильная, милая женщина, и я превращу тебя в кого-то нового. Обещаю, когда я с тобой закончу, ты себя не узнаешь.

Я кивнула и улыбнулась.

— А можешь научить меня одеваться как ты? — Шутила я, но лишь наполовину.

Джулия наклонила голову.

— Ты действительно начинаешь все с начала, ведь так?

— Я засунула все, что у меня есть, в чемодан. Но потом поняла, что эта одежда — старая я. Карьера и жена. Я хочу купить новую, сексуальную одежду, но... — я пожала плечами и снова заплакала. — Я просто не знаю как. Я никогда не была такой.

— Тебе не нужна стрижка, милая, а всего лишь преображение. Полная перезагрузка.

Я кивнула.

— В этом и план, но я не знаю, с чего начать, за исключением стрижки.

Джулия странно посмотрела на меня.

— Ты готова довериться мне?

Я снова пожала плечами, и мне показалось, что я часто так делаю.

— Конечно, имею в виду, я собираюсь позволить тебе сделать мне стрижку, так почему бы и нет?

Не ответив, она вытащила телефон из ящика своего рабочего места и что-то быстро напечатала.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Вызываю кавалерию, — загадочно ответила Джулия.

— Предстоит большая работа, да?

Джулия закатила глаза.

— Милая, преображение — это всегда большая работа, и для настоящего преображения нужна команда. Я лишь собираю свою. Все еще доверяешь мне?

Я кивнула, мое сердце подпрыгнуло к горлу. Я не была и никогда не буду готова.

«Кавалерией» оказались двое парней-геев — пара — я так предположила, но не была уверена. Их звали Хосе и Джордж, оба они были до смешного красивыми, в отполированном, элегантном, немного женственном образе. Хосе был латиноамериканцем, около тридцати, с гладкими черными волосами, бриллиантовыми серьгами и золотым ожерельем, которое выглядывало из расстегнутой шелковой рубашки. Он был в облегающих кожаных штанах и кожаной обуви на заказ, с кольцами на каждом пальце и пронизывающими серыми глазами. Джордж был старше, сорок или пятьдесят лет, его голова тщательно выбрита, аккуратно подрезанная козлиная бородка обрамляла мягкий рот, на нем был аккуратный серый костюм в полоску с выцветшей дизайнерской рубашкой, бледные голубые глаза и длинные тонкие пальцы.

Джулия рассказала им версию «Примечаний Клиффа» из того, что я поведала ей, уберегая меня от повторения. Хосе и Джордж цокнули языками и покачали головами.

Джордж сказал:

— Ох, сладкая. Мужчины иногда такие мудаки.

Я согласилась и старалась не смеяться над их сладостью, искренностью и жеманностью. Это было противоречие в терминах, как мне показалось, но это правда. Они были абсолютно искренними, хоть их манеры и казались напускными, будто они хотели, чтобы все знали, что они геи и как этим гордятся. Я никогда не чувствовала себя защищенной, воспитание маленького городка было мучительным, до этого момента. Я чувствовала предвзятость и мелочность, стараясь понять их, и провалилась. Я не знала, как вести себя с ними: должна ли относиться к ним как к мужчинам, как к женщинам, или как к тем и другим... они, казалось, были смесью обоих полов, и от этого у меня кружилась голова.

Я перестала пытаться понять их, когда они начали обсуждать тактику, как они это назвали. Я не поспевала. Они говорили на собственном языке, обсуждали расслоенность и соответствующие углы моего лица, тон кожи, цвет глаз и... закрыв глаза, я просто сдалась, наслаждаясь ощущением рук в моих волосах.

Я позволила им отвести себя к раковине и помыть волосы, горячая вода расслабила мои нервы. Они вытерли мои волосы в три фута длинной и усадили обратно у рабочего места Джулии.

— Ты готова, милая? — спросил Хосе.

Я пожала плечами и кивнула. Хосе лишь рассмеялся. Он протянул Джулии пару ножниц и отошел в сторону. Поднеся ножницы к моим волосам, Джулия остановилась.

— Не хочешь пожертвовать свои волосы? — спросила она.

— Не знаю. Я даже не в курсе, что вы можете это сделать.

— «Замки Любви» смогут сделать великолепный парик из твоих длинных потрясающих волос.

Я снова пожала плечами.

— Конечно, почему нет? Если я в любом случае собираюсь их отрезать.

Несколько быстрых надрезов, и вся моя верхняя часть тела показалась мне на десять фунтов легче. Хосе и Джордж протерли мое лицо салфетками Kleenex и сказали, какой храброй я была, как сильно я полюблю себя, когда они закончат, я просто должна им довериться.