Изменить стиль страницы

И еще примечательно: хотя край этот отдаленный и попасть сюда можно только самолетом, край этот людный. Людные деревни, много молодежи, строятся новые дома. В жизни деревень нет суеты и вечной спешки, к которым привыкли горожане, идет своя размеренная трудовая жизнь, жизнь, всецело связанная с северной природой, и люди, удорцы, любят эту жизнь, свой привычный мир — реку, которую каждый знает, как знакомую тропинку, и дальние лесные пространства, и все деревни на сто километров, в которых известен каждый житель.

Пожалуй, Вашка выглядит «камернее» Мезени. На Мезени простор больший, там ощутимо, как река, сбегая книзу, набирает силу, а Вашка — приток, но приток главный, и для Удоры — место важнейшее, традиционное, и она вправе добавить слово в мой рассказ.

Лешуконская сторона

И вот снова она, запавшая в душу, ставшая своей, понятной рекой, Мезень. Долго рассказывать, как добирался я, где самолетом, где лодкой, и, наконец, добрался до первой деревни по Мезени в Лешуконском районе уже Архангельской области — до Родомы.

Родома — название, напоминающее родину, родные дома. И стоит она хорошо, за поворотом реки, за белыми песками. По зеленому косогору спускаются поля, расчерченные полосами кустарников, повыше стоят амбарчики, пониже дома на береговой террасе. Та же Мезень здесь, что и в Удорском районе, те же избы, амбары, лодки, те же люди, и такие же у них заботы, да и может ли быть иначе — ведь Мезень у всех одна.

У деревни впадает Мезенская Пижма, речка заманчивая, с порогами и перекатами, с чистой родниковой водой — семужная речка. Длина ее двести сорок километров. Первая деревня Ларькино будет через шестьдесят километров, затем Шегмас через пятнадцать. В верховьях Пижмы есть опасный порог, не каждый решится его пройти. От вершинки Пижмы недалеко до Ямозера, глубокого, рыбного, из него вытекает Пижма Печорская.

Рассказывает мне об этом мой хозяин Степан Сысоевич.

Сколько уже разных людей встретилось и еще встретится мне на пути! Они рассказывают мне, советуют, помогают, и без них недалеко бы я продвинулся. Когда путешествуешь с друзьями, все, конечно, проще: когда своя компания, многие путевые трудности легче разрешать совместно. Но есть и свои минусы: с друзьями ты живешь своим маленьким мирком и невольно что-то упускаешь в жизни окружающих тебя людей. А я хочу жить вместе с мезенцами, ищу друзей и нахожу их.

Степан Сысоевич пастушит вместе с сыном Павлом. Сидим на крылечке, душно, парко, все выше поднимается сизая туча с горизонта, все громче слышны громовые раскаты.

— Не будет дождя, — говорит Степан Сысоевич, — раз солнце тучами не перекрыло, не будет.

— Уж очень гремит, — выражаю я сомнение.

— Такая пора. Ночами-то все небо полыхает, а не страшно. Рябиновые ночи стоят.

— Рябиновые ночи! — повторяю я, радуясь этим словам, как находке. Как образно, как точно! И сравнение перед глазами — сколько ее, рябины, на Севере по лесным берегам, а слово «пижма» и значит «рябина».

— А Пашку-то, верно, помочит, — продолжает Степан Сысоевич. — Нужен дождь, все трава отойдет. Второе лето жара стоит, все ляги посохли… Стадо у нас большое, а пастбище одно, в лугу сено еще не убрали, выгнать больше некуда, а на одном месте травы мало, удои снижаются, комбикорма даем…

Прежде у нас скота мало держали. Покосы были дальние, и тех не хватало. Плохо здесь люди жили, бедно. Полей мало, хлеб родил плохо… Молодые-то этого не знают… В работе теперь никто не надрывается, хлеба хватает, все есть, моторы у каждого. Теперь и коров-то мало кто держит — молоко, творог, сметану всегда можно в совхозе взять.

И старик, как все старые люди, с охотой вспоминает прошлое, рассказывает, как воевал в Отечественную.

Гремит грозовая канонада, подошла гроза к деревне, оглушительно ударила последний раз, и все стихло, пронесся ветер, рассеялись облака…

Мезень здесь течет меж лесистых увалов с неширокой береговой террасой, в плоском песчаном ложе, просторная, но все так же мелководная. Взойдешь на взгорье над деревней — внизу Пижма бежит, встают вдали лесные сопки. Подняться бы туда, к Четласскому камню, перебраться бы на Печорскую Пижму, обе реки посмотреть, сравнить, пожить в избушках, половить хариусов…

От Родомы до районного центра — села Лешуконского — двести километров, и пассажирского сообщения летом по реке, как и на верхней Мезени, нет. Правда, ходят по всем участкам реки глиссера-амфибии, развозящие почту, но пассажиров они не берут, да и несутся так стремительно, что ничего разглядеть не успеешь. Значит, единственная надежда на тех людей, которые постоянно разъезжают по реке, — на рыбинспекцию. Они тоже не занимаются подвозкой случайных пассажиров, но иногда выручить могут. Надо идти в Вожгоры.

Вожгоры — большое село на средней Мезени, сюда летает самолет. Здесь центральная усадьба совхоза «Вожгорский», а совхозные угодья раскинулись по реке на добрых семь десятков километров. Такие расстояния встретишь, пожалуй, только в отдаленных северных районах, где на значительной протяженности вдоль речной артерии размещено сравнительно небольшое число деревень и невелика плотность населения. Деревни средней Мезени традиционно тяготеют к ближним крупным селам, таким, как Вожгоры, Койнас, Ценогоры, где находятся сельские Советы и управления совхозов либо отделений совхоза. Как везде по Мезени, преимущественное направление хозяйств — молочно-животноводческое.

Повыше села, на противоположном берегу, — лесопункт. Вырубка леса по средней Мезени ограничена, а в низовье совсем не ведется. Вожгорский лесопункт добывает лес, который весной по большой воде сплочивается и буксируется вниз, на лесозавод в Каменке.

Вожгоры, оправдывая свое название, стоят меж высоких холмов. Горами на Севере называют всякое возвышенное место. На горах, как обычно, расположены поля. Ячмень недавно сжали, и снопики развесили на пряслах для просушки. Добрым хлебным запахом веет с полей. Село, как все старые мезенские села, застроено тесно. Дома стоят в несколько рядов окнами на реку. Как везде, галечная береговая полоса заставлена лодками.

Рыбинспектор Володя Беннер, на счастье, оказывается дома. Он так и представляется — Володей, потому что еще в том возрасте, когда человека можно называть без отчества.

— Чем могу помочь? — спрашивает.

Я объясняю. Володя, подумав, говорит:

— Сегодня как раз должна приехать специальная инспекторская группа из Архангельска. Все от них зависит.

В пути быстро сходишься с людьми. Я узнаю, что Володя сам холмогорский, учился в Архангельске, в техникуме, четыре года, как направлен сюда. Женился, двое детей. Впрочем, и так видно, что хороший парень.

Приехали инспекторы из областной рыбохраны — двое молодых людей, тоже недавние выпускники техникума — Николай и Василий. Направлены они проверить положение дел на водоемах Лешуконского района, будут плыть по Мезени до райцентра. Понимаю я, что лишний человек им не очень нужен, но как упустить такую удачу, да и ребята мне нравятся, и я прошу их:

— Примите меня в свою команду!

Вечером мы выезжаем. У рыбинспекции основная работа в темное время, когда браконьеры могут спустить сеть или поплавь. Конечно, и днем работа есть: наблюдать, не ездит ли кто с блесневой дорожкой, не бросает ли спиннинг: на семужных реках это запрещено. Но ночь для браконьера самая добычливая пора. Днем семга отлеживается в ямах, а идет ночью и любит ночь потемнее, а погоду похуже.

Вот и сейчас такая погодка. Кругом гремит гроза, сзади сверкает и впереди, дали скрыты дождевой пеленой. А мы плывем вперед, впятером: Володя, моторист Сергей, Николай, Василий и я. Лодка большая, подъемистая, мотор «Вихрь», едем быстро, виляя среди мелей.

Делаем первую остановку у избушки на высоком левом берегу — обсушиться и чайку попить. В избушке два больших сдвоенных окна, плита с конфорками, нары, стол, скамьи. Возле избушки лежат бакены — белые и красные, и составлены чумом шесты-вешки. Весной по большой воде живут здесь обстановочники-вехоставы. Короткое время, до спада воды, несут они службу, пока ходят пассажирские катера, баржи с продуктами и строительными материалами. В ту пору беспокойная жизнь на реке — спешат, торопятся суда, более чем на шестьсот километров от устья поднимаются они, заходят выше Кослана до Макар-Иба. Разгрузятся — и назад. Быстро спадает вода, и на три четверти своего тарифного расстояния (то есть судоходного в большую воду) становится Мезень доступной для одних лодок. В это время добрую службу служат оставленные вехоставами избушки. В них останавливаются проезжие, живут рыбаки, зимней порой забредает промысловик-охотник. И хотя стоят они на людной реке, значение их то же, что и избушек в тайболе, так же содержатся они в порядке, есть чайник, котелок, кое-какая посуда, соль и спички.