Воронка находилась на склоне, поэтому один её край был ниже другого. Я мог видеть только небо, если не желал подставлять макушку снайперу. Но с изумлением обнаружил, что яркая летняя синева затянута туманом. Сначала я подумал, что это верхушка полосы тумана, надвигающейся с Триестского залива — явление, необычное для этого времени года, но вполне возможное.

Затем, к своему ужасу, заметил, что туман имеет зловещий желтоватый оттенок, и легким ветерком его несет вверх по склону холма в нашу сторону. Это было облако отравляющего газа, и мы находились прямо на его пути!

Нам одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Это была тошнотворная затея, и лишь угроза неминуемой смерти могла заставить нас её исполнить. Мы чуть все не бросили, когда труп развалился на части, едва мы попытались поднять его за истлевшую одежду.

Но мы поплотнее прижали к лицам носовые платки, стараясь не смотреть, и наконец нашли то, что искали среди разлагающегося снаряжения: полотняную сумку с чем-то упругим внутри. Мы успели в последнюю секунду, вытащив маску, когда первые клубы газа начали просачиваться в яму.

Следующие несколько минут однозначно были не из самых приятных в моей жизни — дышать по очереди через лицевую часть испорченного противогаза, провонявшего трупным запахом, и бог знает насколько эффективного, после того как несколько месяцев провалялся под открытым небом.

Я до сих пор не знаю, что это был за газ, помню только приторный запах, как у гниющего ананаса, от него жгло глаза и болело в груди.

Мы старались сидеть неподвижно, чтобы в кровоток попало как можно меньше газа, и выползли на край воронки, предположив — что бы это ни было, газ тяжелее воздуха и будет собираться на дне. Как только облако стало рассеиваться, мы нырнули обратно в укрытие.

За облаком мчались неясные фигуры, а выше по холму раздавались крики и беспорядочная пальба. Мы лежали, вжавшись в землю, и надеялись, что нас примут за покойников, если заметят. Боже милостивый, когда же стемнеет? Меня нисколько не привлекала эта игра в солдатики.

Приблизительно через пять минут, когда последнее облако газа рассеялось, вдалеке, у наших позиций, прогремело два взрыва, а затем раздалась стрельба. С риском для жизни я решил взглянуть через край воронки в направлении наших окопов. Возможно, подоспела помощь.

Я услышал крики, потом увидел мелькающие среди воронок верхушки касок. Это были новые немецкие каски — "вёдра для угля", что означало австрийские штурмовые подразделения. Несмотря на многочисленные ранения в голову во время сражений при Изонцо, Военное министерство всё ещё лишь подумывало о производстве австро-венгерских стальных касок, но появились они уже только в последние месяцы войны. А пока что, несколько тысяч стальных касок закупили у наших германских союзников, но до сих пор они выдавались только Штосструппен — специальным фронтовым отрядам, выполнявшим самые опасные и трудные задания на передовой.

В любом случае, это означало, что нас скоро найдут и сопроводят к своим, даже если придется все равно подождать темноты. Может, у них есть с собой фляжки с водой? Я заорал: "Мы здесь!", стараясь перекричать шум, а потом скатился обратно в яму.

Этот вопль едва не стал моими последними словами. Посыпались камни, и какой-то предмет шлепнулся в нашу воронку. Я оторопело вытаращился на него. Это была ручная граната догорающим с тихим шипением запалом.

Если бы это зависело от меня, мы оба уже были бы на том свете, но рефлексы прирожденного пилота заставили Тотта подскочить, схватить ее и выбросить из ямы, после чего он сразу нырнул обратно. Перелетев через край, граната взорвалась, и куски раскаленного металла яростно застучали по камням. Я не мог пошевелиться от испуга. Но это был еще не конец.

Секундой позже кто-то упал на меня и повалил на землю. И вот уже я лежу, а в горло мне вцепилась рука существа столь омерзительного, что от одного взгляда на его лицо меня оставили последние силы: какая-то помесь кузнечика, свиньи и лошадиного черепа, дьявол со средневековой картины.

Другой рукой существо занесло над моей головой дубинку, намереваясь вышибить мозги.

— Стойте!— охрипшим от газа и жажды голосом заорал я.

Рука замерла, потом медленно опустилась, а её владелец слез с моей груди. Он опустился на колени и сдвинул стальную каску настолько, чтобы можно было опустить отвратительную маску с хоботом, жестяной банкой и парой огромных плоских чёрных окуляров. Под ней оказалось потное красноватое лицо, однозначно немецкого типа, с короткими светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Прежде чем вернуть каску на место, он вытер лицо рукавом кителя. Два его спутника отпустили Тотта, потом тоже сняли маски.

— Хорошо, что ты кричал по-немецки, — сказал он, — а то ещё немного, и я бы тебе голову проломил. Это ты швырнул гранату обратно?

— Нет, он, — я показал на сидящего рядом Тотта.

Командир Штосструппен улыбнулся.

— Неплохо, совсем неплохо. Может, присоединитесь к моей команде? Мы нашли бы применение людям с такой быстрой реакцией.

Он обернулся ко мне. Я заметил, что хотя на вороте у него был значок эдельвейса — элитных тирольских альпийских войск Ландесшютцена, говорил он с явным судетским акцентом.

— В любом случае, позвольте представиться, — сказал он. — Оскар Фримл, оберлейтенант второго Ландесшютценского полка. В настоящее время — командир двадцать восьмого штурмового отряда, входящего в Четвёртый пехотный полк "Хох-унд-Дойчмайстер". Рад знакомству.

Это проявление вежливости от человека, минуту назад едва не убившего нас обоих, показалось мне несколько наигранным. Однако я промолчал. Мы просто пожали друг другу руки, я представил Тотта и себя, потом поблагодарил его и его людей за то, что пришли на помощь. Он улыбнулся. Довольно нервная, уклончивая улыбка, подумал я.

— Не за что. Мы не знали, что вы здесь. Наблюдатели сказали, что ваш аэроплан сбит, и мы решили, что вы убиты или в плену у итальяшек. Мы вышли после газовой атаки посмотреть, не сможем ли уничтожить кого-нибудь, пока они попытаются сбежать. Наши многих перебили, а остальных вычистили из окопов.

— И много их там было?

— Полагаю, около сотни.

— А что, для Штосструппен сражаться с врагом втроём против ста — обычное дело?

— Не столь уж необычное. Боевой дух и находчивость — вот что главное в такой войне. В окопах десяток настоящих солдат может справиться с тысячей новобранцев — или даже с двумя тысячами, если это итальянцы. Трусливый сброд, драться кишка тонка — то есть, кроме нескольких ударных подразделений Ардити [31]. Я так понимаю, некоторые из них неплохи, но они носят бронежилеты, а от этого пользы мало, слишком тяжелые. Мы, как видите, за лёгкость в бою.

На этот счёт он говорил чистую правду — у них не было ни винтовок, ни снаряжения, только солдатский ранец, набитый ручными гранатами, на одном плече, респираторная коробка противогаза — на другом, и короткая, устрашающего вида дубинка с шипами.

Фримл заулыбался, показывая свою версию этого оружия. Оно состояло из деревянной рукоятки, короткой, туго скрученной стальной пружины и стального же шара, утыканного гвоздями, на конце. Я обратил внимание на ряды зарубок на ручке.

— Вот, смотрите — нравится? — спросил он. — Я её специально сделал. Гораздо лучше, чем стандартная...

Он наклонился и поднял итальянскую стальную каску, помятую и ржавую, которая, как я предположил, когда-то принадлежала мёртвому солдату — французского образца, с высоким гребнем на макушке.

Фримл положил каску на камень и резко ударил по ней дубинкой. Верхушка шлема вдавилась внутрь, как яичная скорлупа.

— Неплохо, правда? И к тому же совсем бесшумная. Многие даже не поняли, чем именно их ударили. Я ею прикончил не меньше пятидесяти человек, хотя в последнее время уже сбился со счета. Только в тот день на Сан-Мартино прибавил на свой счет человек двадцать. Мы обложили около двух сотен итальяшек в бомбоубежище. Они пытались сдаться, но мы просто плюнули из огнеметов в вентиляционные отверстия. Как же они там выли... Отличное было времечко: я стоял у входа и колошматил их по головам одного за другим, когда они выскакивали оттуда с полыхающими волосами. Жалкие отбросы из призывников, в основном, всем не больше двадцати лет.