А отсюда и маразма во всех смыслах самой системы. Когда слуга и заложник системы в полном маразме умирал, то узкий круг шестеренок выдвигал нового деятеля на самую вершину пирамиды.
Так на это место избрали меня. И я поначалу тоже начинал бурно и с размахом. Но потом окружающее болото засасывало меня. И я стал, как все предыдущие «слуги и заложники системы». И, как все предыдущие, я очень любил награды и восхваления. И полная моя бесконтрольность и моя огромная, неконтролируемая власть – вскружили мне голову, как и всем предыдущим деятелям системы. К каждому дню рождения «узкий круг шестеренок» вручал мне орден, какой я попрошу. Потом, – зачем мельтешить, – стали дарить «золотые Звезды героя», какую попрошу: то мирного труда, то боевых дел. Я стал ярым коллекционером, и собрал ко времени своего полного физического и морального маразма целую коллекцию наград. Я с детства не умел ясно и гладко излагать свои мысли на бумаге. Но здесь узкий круг шестеренок решил для повышения моего руководящего авторитета сделать меня великим писателем и летописцем нашей эпохи. И я оказался автором великих и бессмертных воспоминаний о военных временах, о мирных временах. Мои «опусы» покорно за меня писали лучшие литературные таланты. Что они там написали – я не знаю. Я не читал. Ибо к тому времени плохо видел. Но вся страна от мала до велика, изучала мои воспоминания с утра до вечера. И восхищалась ими.
В отличие от других слуг и заложников системы, я был добрым человеком. И взасос целовался со всеми подряд. Кого бы ко мне не приводили на прием – без разбора.
Партийно-административный и хозяйственно-бюрократический аппарат мною восхищался. Ибо я ему не мешал воровать и руководить страной. И на меня посыпались почести, восхваления, превозношения, ничем не прикрытая лесть и чинопочитание. И мне это все больше и больше нравилось.
Со временем я все больше и больше работал «с документами» дома – выражаясь дипломатическим языком. А попросту валялся дома в своей шикарной загородной резиденции или с перепоя, ибо к концу своего маразма я стал сильно пить, или с болезни, от этого самого перепоя. Вывозить меня в свет, на прием, или в зарубежные поездки становилось все более и более опасным. То я вдруг упаду на приеме, или начну дирижировать каким-то хором, или понесу вдруг какую-то околесицу. Или просто засну на приеме на глазах у всех. Но узкий круг шестеренок холил и лелеял меня. Если меня не будет, то и их не будет. Круговая порука.
И пришло время. И наступил, как всегда бывает, в конце правления «деятеля», полный застой во всех делах: и в кадровых, и в экономических, и в финансовых, и в военных, и во всех других.
Народ все видел. И народ молчал.
«Каков народ, такова и система», «народ заслужил то, что заслужил», «каков народ, таков и царь» – думал я, – в редкие минуты ясного и разумного своего мышления. Система жила своей «застойной жизнью», а народ – своей «застойной жизнью». И лишь только больше и больше сочинял анекдотов обо мне и «системе». Как я понял, для народа это был единственный метод борьбы с системой.
В конце концов, от пьянства, а, вернее, по официальной версии, от цирроза печени, я умер. Хоронили меня пышно. Кто дальше стал слугой и заложником системы, и в какую сторону эта система пошла – я точно не знаю. Моя Душа попала прямо сюда, в 8 круг Чистилища, а бренное тело в официальный склеп. Но в промежутках между муками, во время молитв, из разговоров со своими новыми соседями по мучениям, я слыхал, что узкий круг шестеренок назначил после меня в слуги и заложники системы моего помощника, который клал мне бумаги на стол на подпись. И умело умел выводить меня из запоя народными средствами. Ибо сам был из народа. И родители у него были алкоголиками. И сам тоже был «зашитый». Так что опыт был по этому делу.
Да и вообще, хоть он был недалекого ума, но аппаратчик был опытный.
Затем я краем уха слыхал, что система, как мутант, сама себя видоизменила, то ли вправо, то ли влево, я не разобрался, ибо бегаю на свои мучения и на молитвы в храм. И времени совсем нет думать.
Единственно, что я понял, что время на мучения у меня отведено большое. Вероятно, много грехов наделал. Придет время, и я в соседях увижу очередного заложника системы. И он мне расскажет, в перерывах между мучениям.
И, наконец, слуга и заложник системы авторитетно прошамкал:
Я никогда не верил ни в ад, ни в чистилище. Не ходил в церковь и не верил в Бога. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. чистилище – это жестокая реальность. Я это авторитетно заверяю.
И добавил:
«Не виноватый я! Я, слуга и заложник системы, – жертва жизни. Жизнь заставила. Система заставила. Система любого перемелет.
«Я все расскажу на земле. Если меня только захотят выслушать», – сказала добрая Лада. – Я буду молиться за вас».
Глава 9. Круг 9. «Чревоугодник, телоугодник, душеугодник поневоле». – «Представитель одноразовой культуры»
И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении, и лишь Фигура и Лада отживляли пейзаж.
И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел Кроткий. И глаза у него излучали доброту и любовь.
«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.
И, как в других кругах чистилища, Лада увидела такой же пейзаж. И так же ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во все серое, которые уже с утра прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.
И Фигура начал свой рассказ:
«Здесь, в 9-м круге чистилища, где душа очищается от земного греха – чревоугодия, телоугодия, ненасытия во всем и везде: и к пище, и к роскоши. Человеку реально мало надо, чтобы насытить свое тело внутри и сверху. А у многих современных людей пресыщение сверх меры во всем. Он набивает свое тело сверх меры вовнутрь. И утроба его становится все более и более ненасытной. И аппетит к еде растет и растет. Он набивает свое тело сверху. И аппетит ко всему дорогому, к роскоши растет и растет.
И здесь я заметил закономерность: чем богаче человек, и чем больше у него всего есть: и еды, и одежды, и роскоши всякой, тем больше ему хочется.
Есть понятие для ненасытного чрева человека: чревоугодие. А можно и о ненасытной наружной утробе человека сказать: телоугодие.
Ненасытные чревоугодие и телоугодие стали символом современной жизни. И это ненасытное чревоугодие и телоугодие съедает современного человека, как личность духовную. Внутреннее чрево и наружное чрево требуют все время еды, как зверь алчущий: возникло общество потребления во имя угодия чрева внутреннего и наружного.
До перестройки на твоей родине, Лада, западное общество потребления – критиковали. Как бездуховное. Как ведущее в никуда. Теперь культ ненасытного потребления растет и пухнет и на твоей Родине. А ведь культ чрезмерного потребления ведет душу человека лишь в одну сторону: к ее истощению, бездуховности полной.
И чем больше у современного человека чрезмерной еды, чрезмерной одежды, чрезмерной роскоши, тем тоще, бескровнее и скуднее становится его душа. Бедная душа изнемогает от этого чрезмерного, тяжелого груза. Душа все больше и больше худеет, буквально иссыхает. И становится совсем слабой, не способной к сопротивлению. И в этот момент Дьявол досрочно выталкивает изначальную, Божью душу, пропитанную черным грехом чрезмерного телоугодия и чревоугодия, и занимает ее место черной сущностью – таков подарок Дьявола современному человеку, живущему в обществе чрезмерного потребления всего и вся.
И такое бездуховное тело думает теперь только о чрезмерном тело и чрево-угодии. А так как изначальная, божья душа, улетела на небеса на краткосрочные мучения и страдания свои, то о своей душе можно и забыть. И не надо заботиться и думать о развитии души, то есть о своем Духовном развитии.
Душеугодие такому современному человеку не надо. Зачем лишние переживания и духовные терзания? И лишь вдруг кратковременно что-то кольнет в область сердца и останется какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение чего-то нехорошего. И останется чувство какой-то непонятной щемящей тоски. И тело вдруг смутно чувствует, ощущает, что не так живет. И земное тело не подозревает, что в эти моменты душа его на небесах, в аду или в чистилище проходит кратковременные мучения и очень страдает там. И ждет с ужасом, когда ее земное, греховное, бренное тело умрет. И тогда душа будет искупать свой грех в аду или в чистилище по полной программе, в меру своего греха.