— Понимаю, — вскричал Джаббар, сопровождая свои слова выразительным жестом, — вот так проводят время наши девушки, которых посылают учиться в Европу!

Лицо Джаббара искривилось в усмешке, когда он взглянул на фотографию, где афганская девушка в легком платье с большим декольте целовалась с пожилым европейцем.

— Замечательно, просто замечательно! — нервно потирая руки, повторял он. — Это именно то, что нам нужно. А вот и сам досточтимый эмир Аманулла-хан. Ну и вид у него!

Аманулла-хан сидел, опустив голову, перед столом, на котором стояли бутылка виски и стакан.

— Постойте, — вдруг насторожился Джаббар, всматриваясь в снимок, — но это же сфотографированный рисунок. Ну да ладно, рисунок тоже пригодится.

Он аккуратно сложил фотографии, убрал их в конверт и, взглянув на Ахмеда Али, удовлетворенно произнес:

— Хорошая работа. Производит большое впечатление. Знаете, эти фотографии убедили меня в том, в чем не мог убедить Аманулла-хан.

— В чем же? — спросил Ахмед Али.

— В том, что нам нужна техника. — Он помедлил и затем поинтересовался: — Сколько таких фотографий могут дать англичане?

— Ровно столько, сколько понадобится, — недовольным тоном отозвался Ахмед Али.

— Мы распространим их повсюду от Герата до Ханабада! — сжимая кулаки, воскликнул Джаббар.

— Не торопитесь, — охладил его пыл Ахмед Али, убирая пакет. — Меня беспокоит, как вы собираетесь их распространять.

— У нас давно налаженные каналы, — не понимая цели вопроса, ответил Джаббар.

— Нужно уметь видеть дальше сегодняшнего дня. Как только карточки пойдут по рукам, об этом станет известно в Кабуле, и ищейки Амануллы не успокоятся до тех пор, пока не выйдут на наш след. По крайней мере муллы, на которых вы рассчитываете, вскоре окажутся за решеткой. Да и до вас они рано или поздно доберутся, — сохраняя полную невозмутимость, сказал Ахмед Али. — К тому же Аманулле станет ясно: фотографии сделаны не здесь, а за границей. Все англичане окажутся под подозрением, и власти быстро выяснят, кто с ними поддерживает контакт. А это в мои планы не входит.

— Может быть, стоит подсунуть несколько фотографий в лавку к купцу-индусу? — предложил Джаббар, не желая расставаться с заманчивой идеей. — Есть здесь один ворчливый старик. Он вечно всем недоволен. Будет выглядеть очень правдоподобно.

— Его арестуют, а фотографии будут продолжать появляться. Нет, — сказал Ахмед Али. — Не годится.

— Что же делать? Если мы откажемся, англичане не поймут нас…

— Мне пришла в голову интересная мысль, — задумчиво протянул Ахмед Али. — Русский караван проделал долгий путь — от Мазари-Шарифа через Бамиан и Чарикар. Пусть карточки появятся сначала в рабатах, где останавливались русские. Через рабаты проходит много народа, На людей Энвера-паши никто там не обратит внимания. Ясно, на кого падет подозрение.

— Гениально! — согласился Джаббар и восхищенно посмотрел на сообщника.

Глава шестая

Три огромных косматых пса с визгом налетели на Чучина и его спутника. Афганец схватил карабин, но не стрелял, а отбивался прикладом. Иван сунул в пасть бросившейся на него собаки дымящуюся головню, и та с воем отскочила. Третий пес кинулся к верблюду, но получил такой удар копытом в грудь, что перекувырнулся в воздухе и отлетел на несколько метров.

Иван стоял рядом с погонщиком перед тлеющим костром и ждал новой атаки. Ему было совершенно ясно, что долго сдерживать натиск разъяренных собак они не смогут.

Пронзительный свист раздался над поляной, и псы стихли. Несколько вооруженных всадников появились одновременно с разных сторон. Вид у них был необычный. Вокруг головы немного наискось намотаны длинные синие шарфы из грубого полотна. Одеты они были в белые рубашки и широкие синие шаровары.

Погонщик подошел к одному из всадников и начал ему что-то объяснять. Тот грубо оборвал его, погрозил плетью и вытянул руку в сторону Чучина. Погонщик отступил на шаг и снова начал говорить, показывая то на Ивана, то на яхтаны, нагруженные на верблюда. Всадник слушал его с нескрываемым недоверием.

Затем соскочил с коня, подошел к Ивану, оглядел его с головы до ног, обошел кругом и направился к своим спутникам. Посовещавшись, они подозвали погонщика.

Вдали уже давно слышался какой-то глухой гул. Теперь в нем можно было различить человеческие голоса, ржание лошадей и блеяние овец. Вскоре на поляну вышла большая отара, а за ней пешком и на лошадях следовали вооруженные мужчины и женщины с открытыми лицами, без чадры.

«Кочевое племя, — догадался Чучин. — Но что они хотят от нас?»

Юноша лет двадцати удивленно уставился на Ивана и что-то спросил по-афгански. В ответ Чучин лишь улыбнулся и развел руками. Юноша обвел глазами поляну, как будто разыскивая-кого-то, увидел спутника Чучина и направился к нему.

В этот момент летчик заметил еще одного всадника, быстро приближавшегося к поляне. Он остановился у чинары, под которой совещались вожди кочевников, и не спеша слез с коня. Он стоял спиной к Ивану, но до летчика доносился его голос. Человек говорил громко и неторопливо, старательно выговаривая каждое слово, как будто разъясняя урок непонятливым школьникам. Его речь произвела неожиданное действие. Вокруг Чучина собралась толпа. При этом непонятная Ивану подозрительность сменилась столь же непонятными ему восторгами. Женщины принесли кувшины с кумысом. Чучина угощали со всех сторон. На него смотрели с восхищением.

«Интересно было бы узнать, за кого они меня принимают теперь, — подумал Иван. — Вот уж воистину говорят — без языка как без рук».

Между тем толпа расступилась, пропуская прибывшего незнакомца. Иван не поверил своим глазам. Перед ним был Мухтар. Капитан широко улыбнулся, привлек Чучина к себе и, крепко обняв, похлопал по спине ладонью.

— Видишь, опять я подоспел вовремя, — рассмеялся он, отводя Ивана в сторону. — Хазарейцы приняли тебя за англичанина. Форма твоя им показалась странной. Пришлось объяснить, что ты русский и везешь важный груз для эмира. Они относятся к Аманулле с большим уважением. Раньше хазарейцы были рабами, но сейчас эмир уничтожил рабство и уравнял в правах все народы.

— Откуда ты все это знаешь? — подозрительно отстранился от Мухтара Чучин. — И вообще, — с коротким прищуром глянул он на странный наряд речника, — как здесь оказался?

— Ну, это долгая история, — уклончиво отмахнулся Мухтар. — К тому же к тебе никакого отношения не имеет. Суть не в этом, — он снова рассмеялся. — Боюсь, придется еще раз благодарить меня за то, что спас тебе жизнь. Тебе, а может быть, и всему каравану.

Иван растерянно смотрел на бывшего капитана, улавливая в его взгляде, во всем облике и манере говорить новые, незнакомые черты — какую-то твердость и собранность, решительность и еще, пожалуй, тщательно скрываемое внутреннее напряжение.

— Может, объяснимся? — спросил Чучин.

— Обязательно! — разрубил воздух ладонью собеседник. — Я — человек Усман-бека. Ты не поймешь… Есть такой — слуга двух господ: Энвера-паши и Алим-хана. Ох, Иван, трудно да и не нужно объяснять тебе всю кухню; когда-нибудь ты узнаешь о ней все… Так вот. О себе. Я всегда думал, что вы, русские, несете нам зло. И всегда служил тем, кто в этом меня убеждал. Но увидел и другое. Увидел не только тебя — тогда, на барже; увидел все, что творится в нашем стане… Затем — моя сестра. Усман-бек взял ее своей третьей женой, взял насильно, и изувечил за непослушание, перебив ей хребет, как собаке… И когда я пришел к нему, вышвырнул и меня — тоже как пса… Я сделал выбор… У меня сейчас слишком мало времени, чтобы даже объяснить тебе все, что произошло там, на реке, когда мне пришлось лгать тебе и своим, бывшим своим, когда я утверждался в своем выборе. Но сейчас я здесь. Здесь, потому что хочу сказать, хочу убедить тебя: поверь мне! Я покажу тебе дорогу — чистую, без засад, вот карта. И вернусь к своим… — он усмехнулся, повторил раздумчиво: — К своим… Они ожидают тебя; агентура на постоялом дворе сообщила, что ты прячешь какой-то сверток… Пакет, вероятно. Храни его, Иван… Может, встретимся… — Он говорил отрывисто, и по всему было видно, торопился. — А не веришь мне, — он взялся за рукоять пистолета, проглядывавшую в просвете кобуры, — на… стреляй.