- У вас много угодий с этим растением?
- Да, но ему нельзя верить, ведь бессмертие – особый божественный дар. Эликсир у меня был, но нужно было проехать много лиг, чтобы достать его. Я послал за ним Мана и сказал подруге:
- Через три дня вы получите желаемое.
Моя подруга подумала, что я прошу время для изготовления эликсира, и ждала с нетерпением. Но через несколько часов после отъезда Мана у меня случился припадок каталепсии. Сперва я ощутил обычный озноб и оглушающий шум в ушах, и увидел множество странных очертаний, знакомых и незнакомых образов, которые разговаривали, двигались и плясали вокруг меня. Затем наступили судороги, которые потом прекратились, вместе с путаницей мыслей и воспоминаний. Я перестал двигаться, но не утратил способность слышать, обонять и понимать. Я прилагал все усилия и старания, но не мог прийти в себя. Наконец, я услышал, как доктор сказал:
- Все бесполезно, он умер и следует похоронить его.
Услышав эти леденящие слова, я изо всех сил пытался двинуть ногой, рукой, хоть как-то моргнуть, вымолвить словечко, вздохнуть. Все было напрасно. Мой дом был полон народу. Говорили о моем таланте, учености, молодости, богатствах и победах. Что моя гибель – невосполнимая утрата, а также о других хороших вещах. Затем меня положили в гроб и покрыли цветами, венками и дарами преимущественно от женщин и научного общества, членом которого я был.
- Почему вас не забальзамировали? Это было случайно?
- Нет, каждую ночь я оставлял на столе записку, прежде чем лечь спать: «В случае внезапной смерти я не хочу, чтобы мой труп бальзамировали и прошу, чтобы тело похоронили в том случае, когда доктора засвидетельствуют смерть. Раузан».
- Почему вы ежедневно писали это?
- Чтобы помечать соответствующей датой. Как вы понимаете, я хотел избежать, чтобы меня признали мертвым от приступа каталепсии, и чтобы бальзамировали тело. Мою записку увидели и прочли. Это и спасло меня.
- Наверное, мучительно постоянно бояться такого приступа.
- Очень мучительно. С лучами солнца я думал, что сегодня, возможно, придет мой последний час. С приходом мрака я думал о том же. Вдобавок, я не хотел, чтобы знали о моей ужасной болезни. Меня бы подняли на смех.
- Вы слышали, что говорили о вас?
- Слышал все, но не видел ничего. Моя подруга, что просила эликсир, подошла, закрыла глаза и попрощалась со мной.
- Вы пугаете меня! Как же это вы в самом деле не умерли?
- Было ужасно, когда заколачивали гроб, а еще ужаснее, когда гроб несли несколько кабальеро, которых я узнавал по голосу, поместили в погребальную повозку и повезли на кладбище, посреди необычайного скопления народа, ведь если моя смерть не произвела сильное впечатление, но по крайней мере была зрелищем потрясающим. Однако, на кладбище серьезность моего положения была наивысшей, и после привычных церемоний меня поместили в последнее пристанище. Тогда шум прекратился, и на меня обрушилась вечная тишина, словно небо раздавило меня свинцовой тяжестью. Тогда моя надежда совсем ослабла…
- Сеньор!
- Я уже было вручил себя Богу, но затем подумал. Мое прошлое и настоящее, как две путеводные звезды озаряли мой мозг. Я знал, что было раньше и сейчас, но не знал, что случится со мной. Говорят, Карл V присутствовал на собственных похоронах, но они были мнимыми, а мои – настоящими!
- Чего же вы ждали?
- Я ничего не ждал, но думал, что если все это является кошмаром, то меня должны вытащить из него. Я подумал, если бы меня спасли, то я стал бы для людей тем, кто умер и возвратился к жизни, кого считают воскресшим, если такие существуют. Я подумал, что все мои мысли, чувства, представления, познания, жизнь переменились. Смерть – единственная правдивая книга, которую я читал! Весь мой ум сосредоточился на ней, а минуты превратились в века. Это чтение очистило меня. Я многое слышал у кровати, где лежал в болезни, у гроба, где меня представили мертвецом, у склепа, где меня похоронили. Люди говорили с излишним почтением, окружили меня угодничеством. Покрывало упало с моих глаз. Став слепой жертвой, я видел из глубины могилы то, чего не видел в жизни. Чего нельзя увидеть живыми глазами. Видеть – значит, узнавать. Общество перестало восторгаться мной, его расположение ко мне улетучилось.
- Сеньор, но как же вы смогли понять все это? Вы? Как человек в таком ужасном положении…?
- Мое положение было не настолько ужасным, как могло показаться. Я был как осужденный на смерть, когда наступает его последний час, но ждал его спокойно. Я родился смертным, и умру, как все. Когда забили гвозди в мой гроб, начался отсчет времени у осужденного на смерть, а солдаты выстрелили в меня.
Не знаю, сколько времени я пробыл в этом состоянии; думал только о том, что должен воскреснуть. Вдруг я услышал удары железа о стену, управляемые сильной и лихорадочной рукой. Мысль, надежда сверкнула в моей голове.
- Какая мысль, сеньор?
- Что это Ман. Что милость Бога спасает меня! Действительно, это был Ман, который приехал с эликсиром. Ему сообщили обо всем, и он спас меня.
- Он?
- Да, только этот человек знал о моей болезни. Ман стоически работал и вскоре вытащил меня из земли. Крышку гроба он разнес в щепки; я ощутил дуновение ночного ветерка и услышал, как Ман говорит: «Поднимайтесь, сеньор, я уже здесь! Что сделали с вами эти безумцы?»
Но так как я не шевелился, Ман, чтобы удостовериться, что я жив, не стал ощупывать пульс и слушать грудь, он приблизил свой нос к моему и с силой вдохнул. То же сделал с ушами; затем повертел меня и обрадовался: «Нет признаков разложения, значит, он жив. Если бы его забальзамировали, то убили бы».
- Ман был один?
- Да, Ману нравится действовать в одиночку. Я единственный друг Мана. Мы понимаем друг друга, как Пилад и Орест. Только он мог оживить меня. И сделал это.
Он вытащил меня и положил на траву и стал думать, как вытащить меня из кладбища. Вскоре я слабо вздохнул и стал бредить. Ман накрыл меня плащом (который тот принес) и когда я уже мог ответить на его вопросы, он спросил:
- Вы ждали меня, сеньор?
- Да, – сказал я ему, потому что сказать обратное, значило огорчить его. А ведь я не вспоминал о нем, о ком действительно не должен был забывать! Хотя с другой стороны, мне было, о чем подумать… о необычных и глубоких вещах.
- Эта ужасная прихоть сеньоры, подумайте, если бы я не вернулся вовремя, вы…
- Эта замечательная сеньора не знала, что могло случиться. Женщины всегда своенравны, и следует угождать им, ведь они живут в свое удовольствие. Как роскошные пернатые, они живут определенными вещами. Который час, Ман?
- Два часа ночи.
- На сколько дней мы разлучились?
- Сегодня уже пять дней.
- Ладно, послушай, что я скажу. Вернись в гостиницу, не вызывая подозрений, посмотри, все ли мои вещи собраны. Затем проверь почтовый ящик и найми повозку.
- То есть…
- То есть я хочу остаться мертвым. Ни слова о моей болезни. Если большой свет узнает, что я страдаю от приступов каталепсии, то посмеется надо мной, узнает ахиллесову пяту и пустит кровь. Я не хочу насмешек, Ман. Я буду ждать повозку в начале улицы, у пересечения с железной дорогой на Восток. Действуй осторожно.
Ман ушел. Я все смотрел на звезды, которые исчезали и наслаждался первыми лучами рассвета. Одиночество было сладким, как и блаженство, которое я ощущал всем существом. Листва на деревьях покачивалась и благоухала. Большие птицы улетели с веток, где провели ночь, а на ветках можжевельника пели соловьи. Брезжил рассвет, и тогда я подумал:
- Я изучал людей и явления, исследовал дух божьих творений и дух столетий. Я встречал Всевышнего везде, научился любить его и перестал бояться. Я объехал весь свет, а теперь вышел из недр земли; я много прочитал, но ничего не написал. Что бы я мог написать, и для кого? у меня нет мечтаний, но есть вера. Сомнение, враг веры никогда не терзало мое сердце. Сатана ничего не мог мне сделать, потому что его царство – удел слабых, которые прожили жизнь, как и я, и упали в пропасть; а я же на пути к вершине и страстно желаю достичь ее. Тело, поднимайся, душа моя, расти!