У Эдды были только инстинкты и впечатления, которые быстро сменяли друг друга. Например, если бы мать появилась и сказала: «Эдда, иди за мной», то она бы побежала к ней, и а карлику сказала бы: «Прощай, Эрико».
А опечаленный Эрико смотрел бы, как она уезжает, и возможно, умер с горя.
Таковы дети. Таковы люди и старики, когда любят кого-то.
Эрико любил Эдду, как человек. Эдда любила Эрико, как ребенок.
Эрико был нужен девочке физически, она не понимала этого. Эдда была нужна Эрико духовно, и карлик прекрасно понимал это, несмотря на неотесанность. Чем станут позднее эти две потребности? Во что они превратятся, когда Эдда познает полноту жизни, как цветок открывается свету и ветру?
Настанет день, когда Эдда станет женщиной.
Настанет день, когда у Эдды появятся понятия, чувства, страсти, воля, желания. Тогда Эдда сравнит все и сопоставит.
Настанет день, когда она превратится в молодую, красивую, запертую на острове, во власти чудовища-человека, которого не смогла бы ненавидеть. Человека-чудовища, которому обязана десятью годами жизни, который стал для нее отцом и богом. Сбежала бы она от него?
Эти грядущие грозы пока что ничего не значили для сироты. Они были незаметны, как далекие облачка в небе, эти белоснежные колыбели молний, которые потом прекращались в бурю!
Прогулки в горы укрепляли сироту, она росла и развивалась. Эдда взбиралась на утесы, прыгала через ручьи, бегала за овечками, отыскивала гнезда в березах, становилась сильной и подвижной, изящной и красивой.
Однажды она взобралась на вершину и испугалась. Тут же побежала к карлику и громко позвала его. Взволнованный, он поспешил к Эдде.
- Идем, Эрико, – сказала она, запыхавшись. – Там скала истекает кровью.
Карлик побледнел. Мы говорили, что карлик был суеверен. Действительно, куда указывала Эдда, была скала, покрытая растаявшим красным льдом, который бежал, как настоящая кровь.
- Это лед, – сказал Эрико.
- Красный лед? Бывает на свете красный лед, Эрико?
- Да, и когда он тает, то бежит, как вино.
Эрико обманывал ее. Так называемый красный лед – ягель, разложившийся под снегом. Мы рассказываем об этом случае, чтобы дать представление об однообразии жизни Эрико и Эдды. В суровое время года однообразие усиливалось, потому что карлик и сирота не уходили дальше десяти метров от хижины. Дни были короткие, ночи – длинные; птицы улетели в теплые края, небо становилось хмурым, море приобретало цвет темного свинца. Известно, что печальная природа угнетает сердце.
VIII
Так прошло десять лет. Эрико старел и терял силы, а Один – зрение. Сияние снега ослепляло его. Более того: Эрико так ослабел, что уже редко вспоминал о сокровищах, а когда вспоминал, то ненавидел. Для чего ему богатства? Все его мысли, жизнь сосредоточилась на Эдде. От однообразия Эрико поглупел.
Бедный слепыш Один становился с каждым днем все печальнее. Весь день он проводил у ног Эдды, та клала его голову себе на колени и Один радостно вилял хвостом. Тепло хозяйки приводило его в восторг.
Пока Один спал, окруженный ее любовью, Эдда подпирала голову ладонями, размышляя и вздыхая.
Эдда превратилась в молодую девушку. Она понимала, что живет в ужасных обстоятельствах. Однажды она задумалась: – Какая жизнь ожидает меня вместе со слепым псом и карликом-идиотом?
Но Эрико не был идиотом, он погрузился в глубокую печаль и двигался машинально. Что-то мучило его.
В свою очередь, Эдда впала в меланхолию.
Неожиданно сирота вышла из безразличия, в котором жила. Вечером она наводила в пещере порядок и нашла кольцо, медальон и бумажник матери – предметы, которым Эрико не придал значения.
Кольцо и медальон потемнели. Эдда почистила их, повесила медальон на шею, а кольцо надела на палец.
Бумажник, изрядно попорченный морской водой, затвердел за столько лет, в нем были исписанные листки, едва различимые для чтения, а также потертый портрет.
Эдда долго рассматривала его, не узнавая человека. Она никогда не видела этого молодого человека лет двадцати, с открытым и приятным лицом. В такие лица обычно влюбляются.
Она прочла следующее:
«Дорогой Орм. После получения твоего письма, я записываю все впечатления, чтобы мы прочли их в счастливый момент, когда снова увидимся! Какое счастье, мой Орм! Увидеться и обняться в присутствии нашей дочери, ведь я сказала, что у тебя есть дочь Эдда. Ты полюбишь ее. Для меня это главное. Эдда так похожа на тебя».
«У меня нет препятствий для этой поездки. Родители умерли, и я совершенно свободна, поскольку дальние родственники не вмешиваются в мои дела. Было бы лучше, если бы ты приехал. Но я полна нетерпения увидеть тебя, поэтому не хочу писать, а еду к тебе. Мы поженимся сразу же, как ты сказал. Как прекрасно, мой дорогой, у Эдды будет отец! Моя бедная Эдда, я не рассказывала ей о тебе, она не знает о твоем существовании. Ты поймешь, я виновата, но все изменится, благословенно небо! Дни кажутся веками».
В первое прочтение Эдда не поняла этих слов. А когда перечитала, то почувствовала, как в ушах зашумело, а сердце бешено заколотилось. Она резко окунулась в разумную жизнь. Знание потоком ворвалось в ее душу. Впервые Эдда задумалась.
Бедная Эдда! Эта ночь была полна слез и молитв. Много лет Эдда не плакала и не молилась.
Но молитва, как и слезы, это слабый росток, малоподвижный, но не мертвый. Молитва – воззвание опечаленной или счастливой души. Молитва – это улыбка несчастных и слезы счастья.
Эдда размышляла о матери. Она давно не вспоминала о ней. Воспоминания постепенно прояснялись. Горизонт ее жизни светлел.
Эдда начинала все понимать. Ее возраст и книги, которые она прочла в последнее время, подхлестнули ее умственные способности. Эдда бы превратилась в идиотку с теми понятиями, которые у нее были после кораблекрушения, если бы не было этих простых книг.
Словно сквозь вуаль, местами темную, местами светлую, сирота поняла, что ее мать не была замужем, и что она – плод запретной любви, который стал бы законным, если бы не крушение.
Чей же это портрет, чьи глаза будто нежно смотрели на Эдду, а губы сердечно улыбались? Неужели это портрет ее отца? Нет, молодой человек был возраста Эдды, почти мальчик. Может, это ее брат? Кузен? Рассматривая его, Эдда не ощущала отцовского уважения. У Эдды не было братьев. Может быть, двоюродные? Даже если предположить, что это ее отец, то этот образ не связан с ее воспоминаниями. Цепь, которая протягивается с первых минут от сердца отца к сердцу ребенка, отсутствовала.
Слово отец для нее ничего не значило. Ее мать никогда не говорила о нем, не учила любить его. Эдда не чувствовала тяги к Орму вместе с жаром жизни, с силой теплых воспоминаний, не чувствовала радость дочери. Между ними не было связи времени, судьбы и места.
Скажите сироте: «Вот этот камень перед вами – ваша мать». Она обрадуется, что она есть, но не покроет камень поцелуями и объятиями под влиянием дочерней любви.
Не случилось такого с Эддой. Она любила мать, потому что чувствовала ее, ощущала теплоту ее подола, красоту взгляда и ценность ее любви.
Тем не менее, Эдда часто рассматривала портрет незнакомца и восхищалась им, чувствовала, что склонна полюбить этого мужчину не как дочь, а как женщина.
Красивые и привлекательные имеют живописные черты лица, они гораздо красивее черт Эрико. Эдда знала только двух мужчин. Один – из слоновой кости, карлик из чего-то другого. Тем не менее, тот, из слоновой кости соответствовал своему полу и интересовал ее, а другой – нет. Когда она думала о портрете, что это, возможно, ее отец, то огорчалась. Эдда не хотела быть дочерью этого мальчика. Это казалось ей невероятным. На портрете было что-то написано, вероятно, его имя, но Эдда не смогла прочесть его, потому что имя почти стерлось.