— Возможно, — он пренебрежительно махнул мне, и это потенциально спустило все мои потребности в унитаз.

— Что ты имеешь в виду под «возможно»?

— Люди соберутся, и станет трудно разговаривать. Значит, ничего страшного.

Я бросилась из коридора к нему, вес моего рюкзака подталкивал меня вперед, я ткнула в него пальцем.

— Ничего страшного?

Он пожал плечами и оглянулся назад к технической комнате так, будто ему до смерти не терпелось туда вернуться. За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала себя настолько одинокой.

— Ага.

— Не смей говорить мне, что ты не найдешь времени поговорить со мной. Я, бл*дь, никогда ни о чём тебя не просила, ты…

— Бл*дь, это правда, — его тон был словно шлакобетонный блок стены, и я сжалась внутри, даже когда выстроила свою собственную стену, высокую и надежную. — Послушай, если ты слетела с катушек, ты не будешь, бл*дь, первой.

— Что?

— Я буду удивлен. Ты не походила на такой тип. Но прежде чем мы «поговорим», я собираюсь повторить то, что мы сказали друг другу в ночь, когда встретились. «Чувства — не реальны», так что мы не паримся. Правильно? Мы не сходим сума. Верно?

Сумасшествие. Мир и каждый в нём были сумасшедшими. Ведь у меня были чувства. Я не знала, что это за чувства или даже кому они предназначались. Возможно, у меня были чувства к такому образу жизни, который уже собирался завершиться.

— Послушай, — сказал он, протирая большим пальцем нижнюю губу. Достаточно сильно, чтобы причинить дискомфорт. — Мы действительно заняты прямо сейчас. И нет времени для этого.

Какими бы ни были мои чувства, Инди не собирался помогать мне с ними разобраться, да и хрен с ним. Я не нуждалась в нем или в его помощи. Он даже не знал, что делать с его собственными грёбаными чувствами.

— Тебе лучше вернуться к работе, — ухмыльнулась я.

Я забрала свое сумасшедшие и пошла по коридору, не оглядываясь.

«Пошли его подальше всеми возможными способами к воскресенью».      

«Пошли их обоих».

______________

Примечание:

1 — Предусилитель (предварительный усилитель) — электронный усилитель, преобразовывающий слабый электрический сигнал в более мощный.

Глава 24

1994 год

Ауди скользила сквозь дождь подобно мачете, и Дрю вел машину так, как будто он жил в месте, где дождь шел более двух месяцев в году. Я чувствовала себя в безопасности. Снова.

— Я видела тебя в «Ролинг Стоун», — сказала я так, будто только пыталась завязать разговор. Я просматривала черную сумку с CD дисками. Несомненно, это — малая часть того, что у него была дома.

— Это была такая шутка.

— Слишком искупительная?

— Я употреблял только половину наркотиков, что мне приписали.

— Это всё ещё слишком много.

Он улыбнулся.

— Ага. Их было навалом. Это были восьмидесятые. Что я могу сказать тебе? Я был разбит. «Саунд Брозерс» приносили кучу денег, а я был разрушен после смерти Стрэта.

Я выхватила диск из кармашка. «Убийца штата Кентукки». Альбом, который превратил меня в группи и принес им договор, который профинансировал студию. Тот, что лежал с демо¹ в багажнике автомобиля.

— Мне жаль, — сказала я.

Дрю пожал плечами и посмотрел в зеркало заднего вида, прежде чем сменить полосу, как будто ему было необходимо что-то сделать с его руками и мозгом.

— Ага, спасибо… Я просто… Я не знал. После того как ты ушла, мы начали драться. Дурацкое дерьмо. Кулачные драки. Я не знаю, что было не так с ним. Или со мной. Возможно, это был я. Я думаю об этом слишком много. Была ли это действительно моя вина? Я имею в виду, он обвинял меня в том, что я позволил тебе уйти. Он сказал, что он бы этого не допустил. Так что я закрылся. Я даже не хотел смотреть на него. Я стал очень увлечён студией. Он был главой бизнеса, а я лишь продолжал хотеть делать собственное дерьмо по-своему.

— Ты сделал студию действительно успешной.

— Я никогда не чувствовал себя так без него. Такое чувство, что я топчусь на одном месте большую часть времени. Он сказал, что студия должна оставаться пассивной. Она должна работать сама, пока мы пишем музыку, а я лишь продолжал становиться всё более и более увлеченным день ото дня. Я едва мог появляться на наших собственных репетициях, а у Гэри был ребенок, так что он съехал. Только Стрэт потерял всё. Он вернулся в Нэшвилл.

— Это была не твоя вина.

— Моя. У него было больное сердце. Врожденное что-то аортального клапана². Если бы Стрэт знал, он мог решить принимать больше героина вместо амфетаминов.

— Это должно было быть забавно?

— Ага.

— Так и было.

Я оплакивала смерть Стрэта. Он умер от весьма незначительной передозировки стимуляторов. Его сердце не выдержало. Я думала об этом слишком часто, читая очень много о сердце, которое могло остановиться от применения препаратов. Я разыскивала подробную информацию о его смерти, чтобы избежать грусти. Я убедила себя, что он был придурком, что он не имел значение, что он остался в моем отдаленном прошлом. Но это было важно. Это преследовало меня словно дымка, потому что он был моим реальным прошлым. Я так жила, это всё ушло, все те истории, которые построили меня, и всё это прошло и умерло, пока я не смотрела.

— Он беспокоился о тебе, — сказал Дрю, поглядывая на меня, прежде чем вернуть свой взгляд на автостраду. — Мы пошли, чтобы встретиться с тобой в Санта-Монике в Виноградной лозе. В том районе… — он покачал головой. — Забирались во все углы. Мы не знали, затащили ли тебя в переулок, а возможно и убили.

Я выдавила смешок, он был слишком близок к правде.

— Прости, что я исчезла.

— Ты не исчезла. Мы пошли к тебе домой…

Я села так, будто аршин проглотила: глаза широко открыты, адреналин затопил мои вены.

— Вы не сделали этого.

— Сделали. Мы заставили адвоката выяснить, где ты жила, но мы получили с десяток различного вида отговорок. Затем парень с оружием и значком открыл дверь. Он сверкнул запретительным ордером³ и угрожал нам. Мы перестали приходить.

— Они никогда не говорили мне об этом.

«Конечно, они не сказали мне. Я была потерянной и беспомощной».

— Мне жаль, — сказала я, глядя на свои открытые руки, словно я пробовала освободить прошлое. — Я больше не могу этого выносить. Я…

«Глубоко вдохни».

«Это важно».      

— Мне просто нужно было начать всё сначала.

— Я был скотиной с тобой, — сказал он.

— Ты был прекрасен. Это была я. Это было выше моих сил.

— Мы выяснили, что ты не умерла, так что мы просто… ладно, мы не забыли. Я отпустил это, но я не забыл. Полагал, что дело в том, как я разговаривал с тобой в последний раз, когда тебя видел. Стрэт взбесился. Он был тем, кому ты позвонила, и он настаивал, что твой голос звучал расстроено. Я сказал ему, что Син не расстраивается. Син себе на уме. Она никогда не позволяет своим чувствам взять над ней верх. Однако он клялся и божился. Он платил детективу, чтобы наблюдать за домом до дня своей смерти.

— Через восемь месяцев после того, как я всё бросила.

— Ты не бросила всё.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю тебя. Если тебе понадобилось сбежать от нас подальше, то я пойму. Это не значит, что ты всё бросила.

Я хохотнула. Он знал меня. Да, ладно. Я всегда делала то, что говорила. Если я сказала: «встретимся в Санта-Монике в Виноградной лозе», значит, я собиралась выйти из автобуса в Санта-Монике в Виноградной лозе с моим самым маленьким чемоданом «Луи Виттон».

Дождь барабанил по окнам, окрашивая их под мрамор и придавая им непрозрачности.

Дворники ветрового стекла не справлялись с потоком. Я схватилась за край кожаного сиденья, поскольку красные огни появились перед нами слишком быстро и стали слишком большими.