– Всякий раз, когда я сюда прихожу, идет дождь. И всегда холодно.

Я не была здесь со дня похорон. Я отказывалась ходить сюда, хотя мама не раз мне

предлагала. Она думала, что это поможет мне, что это даст мне возможность принять.

Но не смирение было мне нужно. Совет.

– Я ходила сегодня в школу. Алекс классный. Он помогает мне освоиться, – сказала я,

умолчав о том, что вчера вечером он попытался меня поцеловать. Неважно, мертвая моя сестра или

нет, на эту тему говорить с ней я пока не решалась.

– Я пока не знаю, как вести себя с Дженной. Она эгоистка и стерва, и не думаю, что ты

вообще когда-то ей нравилась. Мне кажется, она всегда что-то замышляла за твоей спиной, хотела

тебя подставить, – сказала я, будто Мэдди сидела сейчас рядом со мной, и мы болтали о каких-

нибудь мелочах вроде ванильного торта на наш восемнадцатый день рождения. – Алекс сказал мне,

что ее родители могут лишиться дома, и что ее брат бросил школу, чтобы пойти работать. Да уж,

отстой.

Я подавила в себе сочувствие к Дженне. Я не хотела понимать ее поведения. Не собиралась

прощать ей годы едких замечаний и намеренной жестокости. Не считая семейных проблем, она сама

по себе была стервой и эгоисткой.

– Думаю, ты получила «пятерку» за тест по литературе, – сказала я со смехом. – Не

переживай, больше такого не случится. Я постараюсь в следующий раз сделать столько ошибок,

чтобы их хватило на твердую «тройку».

«В следующий раз», – пробормотала я себе под нос. Это три слова показались чужими и

далекими. Я была так сосредоточена на одном дне, одном часе, одной минуте существования в

качестве Мэдди, что позабыла о самом простом – о том, что мне и завтра придется встать с постели и

снова оказаться в школе, у всех на виду.

Я замерла, качая головой от отвращения к тому, что сама же сделала. Я почти слышала, как

Мэдди меня упрекает, говорит о том, что, если я захочу, то смогу стать такой же милой и популярной

как она. Но я пытаюсь возразить ей, напоминаю ей, что это она у нас всегда была красоткой.

71

LOVEINBOOKS

Я подумала о том дне, когда мы впервые из-за этого поругались. Это случилось в первый год

в старшей школе. Ссора продолжалась три дня, пока мама, наконец, не вмешалась, и не сказала, что

либо мы прекращаем, либо она забирает на неделю наши телефоны.

Папа отозвал меня в сторону в субботу после обеда. Усадил меня в своей студии и достал

портмоне. Он показал мне фотографии, которые собирал в течение нескольких лет. Это были те

постановочные школьные фото, с фальшивой осенней листвой или синим фоном позади. У папы

было по одной фотографии на каждый наш школьный год.

Я проглядела эти фотографии, застонав над одной – у меня там была четко видна дырка от

двух выпавших зубов, а потом бросила кошелек обратно отцу, не понимая, что могут изменить

десять запечатленных на фото школьных лет.

Папа положил кошелек на стол рядом с ключами и попросил меня подумать над тем, что

сказала Мэдди, и как она это сказала. Я раздумывала всего долю секунды, а потом ушла из комнаты,

поклявшись вечно ненавидеть сестру.

– Я – идиотка. Мы же идентичные близнецы, – я прошептала эти слова, только сейчас

понимая, что Мэдди и папа пытались сказать. – Я скучаю по тебе. Знаю, мы уже давно не близки, но

мы могли бы постараться. Я не могу представить себе, чтобы у нас не получилось.

Я подняла кусок мертвого дерна и принялась выдергивать из него еще живые травинки.

Когда с одним куском было покончено, я взялась за другой.

– Мама ушла в себя, а папа считает, что мне надо повидаться с психиатром. И Алекс тоже.

Я словно снова услышала ее милый голос, спрашивающий меня о том, а чего я ожидала.

Пару раз, когда я приходила к Мэдди посоветоваться, она делала это – закатывала глаза и говорила

мне разуть глаза и посмотреть, просто перестать раздумывать и посмотреть, как действуют другие

люди, и потом попытаться вести себя так же.

– Мама забрала мои рисунки. Она даже попыталась поместить в рамку один из них – тот

ужасный, который я забраковала для школы искусств.

Я вспомнила мамины слезы, вспомнила такое явное страдание, затуманившее ее взгляд. Я

сделаю это. Я буду пытаться изо всех сил, и я сделаю это для нее.

– Папа много работает, – продолжила я. – Они оба думают, что нам всем надо собраться и

поговорить, – замолчав, я обвела рукой вокруг того места на сырой земле, где сидела. Взгляд

остановился на высеченном имени – моем имени на граните, – обо всем этом.

Ее слова эхом отдались в моей голове, и в них были горечь и правда.

– И дай-ка подумать, Элла. Ты не хочешь об этом говорить. Ты хочешь уткнуться в свой

скетч и забыть, что случилось.

– Ты права.

Разговор не заставит все случившееся кануть в прошлое, не вернет Мэдди. Он только

обострит боль.

Я потянулась вперед, коснувшись рукой холодного твердого могильного камня.

– Я не хочу вспоминать, – сказала я, и слезы наполнили глаза. – Я хочу все изменить. Я хочу

вернуть тебя назад.

– Ты говорила с кем-нибудь об этом? С тех пор, как ты очнулась в госпитале, ты с кем-то об

этом разговаривала?

Мой мир замер при звуке его голоса. Все застыло, пока я отчаянно пыталась выдавить из

себя ложь, в которой погрязла.

– Джош, это не…

– Нет, – сказал он, жестом останавливая меня. – Не говори мне, что я ошибаюсь, и что я не

знаю, кого вижу перед собой.

Я покачала головой, не зная, что сказать.

– Я не могу. Не с тобой.

– Не сможешь ни с кем, если все останется так же, как сейчас.

Джош отступил на шаг и достал из кармана смятый лист бумаги. Его взгляд не отрывался от

меня, будто давал мне последний шанс сказать, что он ошибается. Он пробормотал что-то себе под

нос, но я молчала, и тогда Джош просто бросил бумажку на землю и пошел прочь.

72

LOVEINBOOKS

25

Бумага была смята – словно когда-то была скатана в шарик, а потом расправлена и

заботливо разглажена. Это был лист из блокнота, тонкий, разлинованный голубыми полосками, с

неровным краем в том месте, где был вырван.

Я аккуратно развернула и расправила листок, положив его на гранит. Сырость начала

просачиваться сквозь бумагу, заворачивая края и покрывая пятнами середину. Но рисунок не должен

был быть идеальным, чтобы я его узнала. Это был небрежный набросок, один из тех, что я рисовала,

наверное, тысячу раз. Я не помнила, когда нарисовала именно этот, но видела контуры, мягкие

изгибы, затемненные кончики штрихов. Это был один из моих рисунков, точно.

Откуда Джош его взял и почему он носил его с собой? Дома у меня было штук пятьдесят

подобных набросков, и все – лучше этого. Но почему он хранил именно его?

– Мэдди? – Я развернулась на звук папиного голоса. – Все в порядке?

Было бы честно сказать «нет», но я пожала плечами.

– Все нормально. Что ты здесь делаешь?

– Ищу тебя. Я сначала заехал к Алексу, подумал, что ты могла быть у него.

– Нет, – сказала я. К Алексу я пошла бы в последнюю очередь. Отчасти он и был причиной

моего побега из школы – я не знала, как вести себя с ним, и была в ужасе оттого, что могу все

испортить.

– Я видел Джоша по пути сюда, – продолжил папа. – Знаешь, он ведь тоже ходит сюда

каждый день. Как и я.

Я кивнула, не зная, не находя слов. Знала, папа заезжает сюда каждый день по дороге с

работы. Но Джош… хотя я не была совсем уж удивлена.

До катастрофы я и мысли не допускала о том, чтобы соврать папе. А теперь все, что он от

меня слышал, было ложью. Да и не только он – все остальные тоже.